– Тогда давай уберемся отсюда, – предложил Кирион, которого слова пророка явно не впечатлили, – и умрем на орбите, наплевав на дурацкие суеверия Живодера.

– Всем когтям, все бойцам Восьмого легиона. Это Талос. Ответьте мне, если еще дышите.

Ответом ему была тишина, холодная и тяжелая. Как он и говорил только что – пророк почувствовал себя так, словно кричит на кладбище.

Даже Малкарион мертв.Эта мысль заставила его вздрогнуть.

– Вариил, – сказал он, когда трап выдвинулся полностью. – Это не я.

Апотекарий заколебался.

– Я не понимаю.

На миг Талос просто замер, вглядываясь в свой ретинальный дисплей. Ксарл. Меркуций. Узас. Все поблекли. Все немы. Все мертвы.

– Это не я. Сомневаюсь, что какой‑то пророк объединит Восьмой легион, но, даже если и так, речь шла не обо мне. Я не смог объединить даже один Коготь.

– Ну, – вмешался Кирион, – с нами было непросто даже в лучшие времена.

– Я говорю серьезно, Вариил. Это не я. Я никогда им не был. Посмотри на меня, брат. И скажи – ты действительно веришь, что я способен объединить десятки тысяч разбойников, насильников, предателей, воров и убийц? Я думаю не так, как они. Я даже не хочу больше быть одним из них. Они сами себя прокляли. Это всегда являлось слабостью легиона. Мы сами обрекли себя на проклятие.

– Твоя верность братьям делает тебе честь, но сейчас ты говоришь так от горя.

– Нет. – Талос покачал головой и шагнул назад. – Я говорю правду. Одно из многих, многих письменных свидетельств, дошедших до нас со времен Ереси, рассказывает об этом «пророке». Мы называем это «Пророчеством об Испытании», хотя знают о нем всего несколько капитанов. И предопределено это судьбой или нет, но тот пророк – не я.

Вариил кивнул. Талос, заглянув в бледные глаза брата, улыбнулся.

– Ты думал о такой возможности, – сказал он без вопросительной интонации, – я вижу. Я размышлял над этой идеей с тех пор, как провел над тобой физиологические тесты. – Вариил повел головой в сторону катера. – Ребенок, в чье тело имплантируют твое геносемя, будет обладать всеми признаками могущественного пророка.

– Ты лишь строишь догадки.

– Да. Но это хорошая догадка.

Кирион, обернувшись к ним с трапа, выругался:

– Можем мы наконец улететь отсюда, если вообще намерены это сделать?

Люкориф взобрался по трапу, но Талос и Вариил остались на месте.

– В последние часы перед смертью отец мне кое‑что сказал. Эти слова были предназначены лишь для моих ушей, и я никогда ни с кем ими не делился. Он сказал: «Многие станут утверждать, что достойны возглавить легион после моего ухода. Многие станут утверждать, что они – и только они – являются моими наследниками по праву. Я ненавижу этот легион, Талос. Я уничтожил его родной мир, чтобы остановить приток яда. Скоро я предстану перед последним судом и преподам Повелителям Ночи самый важный урок. Неужели ты и вправду считаешь, что меня заботит то, что случится с вами после моей смерти?»

Пока Талос переводил дыхание, апотекарий не шелохнулся.

– Иногда я почти понимаю, что он чувствовал, Вариил. Эта война тянется уже вечность, и победа приближается мучительно медленно. А мы тем временем предаем, прячемся, отступаем и убегаем, мы разбойничаем, нападаем из засады, сдираем кожу и вырезаем людей тысячами, мы грабим наших собственных мертвецов, пьем кровь наших врагов и без конца убиваем братьев. Я убил собственную мать, не узнав ее. Только за последнее столетие я прикончил девятнадцать братьев, и почти всегда в идиотских стычках за какой‑нибудь меч или из‑за уязвленной гордости. У меня нет желания объединять легион. Я ненавижулегион. Не за то, чем стал он, а за то, во что он превратил меня.

Вариил по‑прежнему молчал. Не то чтобы он не находил слов, – скорее, у него начисто пропало желание говорить.

– Есть лишь одно, чего я хочу, – продолжил Талос. – Я хочу заполучить голову этой ксеносовской ведьмы. Хочу водрузить ее на копье в центре этих развалин.

Талос отвернулся от катера и зашагал прочь.

– И я намерен это сделать. Оставайся в воздухе, Вариил. Сажай катер, когда все закончится. Не важно, погибну я этой ночью или нет, на рассвете ты можешь извлечь мое геносемя.

Кирион соскочил с трапа и пошел следом за Талосом.

– Я с тобой.

Голова Люкорифа дернулась от мышечного спазма в шее. На короткое время выпрямившись во весь рост, он последовал за братьями.

– Я к вам присоединюсь. Еще одна мертвая эльдарка увеличит счет Кровоточащих Глаз до двух. Мне нравится эта цифра.

Вариил, оставшийся у катера, боролся с желанием пойти за остальными.

– Талос, – позвал он.

Пророк оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как из тела апотекария хлынула кровь. Вариил вскрикнул – Талос никогда не слышал от него таких громких звуков – и зажал окровавленный рот рукой, словно мог остановить поток утекающей жизни.

Черное копье выскользнуло у апотекария из спины, заставив его пошатнуться, и возвратным ударом отсекло обе ноги. Из бионической конечности, пытавшейся восстановить равновесие, с сердитым треском посыпались искры. Из живой ноги хлынула кровь – очень много крови.

Три Повелителя Ночи уже бежали. Оружие в их руках ревело и гудело.

– Поднимайся в воздух, – проревел Талос в вокс. – Считай это последним приказом.

Катер немедленно взмыл вверх, неуверенно покачиваясь на истошно визжащих двигателях.

– Вы отпустили меня со службы еще на борту «Эха», Талос. Я не обязан исполнять ваши приказы, так ведь? Летим с нами.

– Ты не должен умирать с нами, Септимус. Беги. Беги куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Талос добрался до эльдарки первым, как раз когда она провизжала первые ноты парализующего крика. Он взмахнул мечом, всем своим видом показывая, что намерен нанести удар. В последнюю секунду, когда черное копье развернулось для безупречного блока, он подпрыгнул и что было силы пнул противницу в наличник. Шлем треснул. Голова эльдарки откинулась, и вопль оборвался. Она сделала грациозное сальто, избегая падения.

Талос тяжело рухнул на землю и тут же вскочил на ноги, снова занося золотой меч. Увидев, что смертная маска девы раскололась пополам, он ухмыльнулся.

– Понятия не имел, что это доставляет такое удовольствие, – сказал он эльдарке.

–  Ты, – произнесла она на готике.

Голосовая решетка шлема была повреждена, еще больше искажая ее речь.

–  Душелов.

Он встретил ее удар, клинок к клинку. Их силовое оружие отталкивалось, как два схлестнувшихся магнитных поля.

– Я так устал от этого имени, – выдохнул Талос.

Он опять ударил ее головой, во второй раз пробив маску. Сквозь трещину он увидел глаз воительницы – чужой, раскосый и уродливый.

Кирион и Люкориф набросились на нее с двух сторон. Выпад первого парировала трехлучевая метательная звезда, которую воительница сжимала во второй руке, а когти‑молнии второго бесполезно разрезали воздух – эльдарка увернулась и, танцуя, выпрыгнула из треугольника воинов.

Приземлившись, она споткнулась, в первый раз утратив грацию движений, и зашипела от боли. Левая нога эльдарки вниз от лодыжки окрасилась кровью. Кто бы ни ранил ее, он проделал отменную работу – теперь, охромев, она была лишь чуть быстрее Повелителей Ночи.

Люкориф не являлся бойцом Первого Когтя, и ему не хватало того единства, что отчетливо виделось в действиях двух других братьев. Обогнав их, он прыгнул вперед с рыком, сделавшим бы честь ностраманскому льву. Когтистые пальцы скрючились, готовые вырвать ее сердце.

Копье встретило его на середине прыжка, вдребезги разбив нагрудник и швырнув Люкорифа на землю. Уже вгоняя копье в живот упавшего раптора, второй рукой воительница метнула звезду.

Нечеловеческая реакция Кириона была отточена столетиями боев и, еще раньше, годами тренировок. Ему случалось отражать пули наручами доспеха и уворачиваться от лучей лазера, даже не почувствовав их жара. Его рефлексы, как и у всех воинов Легионес Астартес, настолько превосходили человеческие, что граничили со сверхъестественными. Он начал уклоняться еще до того, как звезда сорвалась с ее пальцев.