При рождении ребенка «закрепление» за ним половой идентификации также совершается медиками. Первые слова, следующие за выходом ребенка, связаны именно с называнием его пола. Матери показывают ребенка, демонстрируют его половые органы и спрашивают, «кто родился», либо же акушеры сами называют пол. Когда я родила Алешу, я была немножечко уже не в себе, и когда показывают, кто родился — а я еще без очков — я сказала: «Девочка!», с такой надеждой. Тут басом фельдшерица или там акушерка закричала: «Смотрите хорошенько! Где там девочка?» — и сунула мне прямо в лицо это причинное место (И40); мне показали просто, кого родила. То есть показали пипиську. Я говорю: «Девочка! А не мальчик». Я была так поражена (И38); когда она родилась, я увидела пуповину и приняла ее, прошу прощения, за член. «О, — говорю, — опять мальчишка!» А она говорит: «Дура, девочка!» Мне сразу стало очень радостно и хорошо (И35); И когда мне показали уже этот комочек, сказали: «Девочка родилась», я была страшно удивлена, и мне было в принципе ее очень жалко (И53). Ср. иносказательное «проговаривание» пола в традиционной культуре: «Бапка П'атровна, чё паймала?» Ана атв'ащаит': «Рашшырепу» (если девочка) или «Каня с с'адлом» (если мальчик); «бабушка скажет': «Ну, паймала мал'щика с-канем», а на деващку: «Ээ, зассыха радилася» (Власкина 1999: 9).
Таким образом, биологическая половая принадлежность ребенка на уровне культурном «достраивается» различными средствами, в том числе, вербальными (ср. Байбурин 1991: 257–258). «Обретая» пол, ребенок вписывается в социальную структуру, и дальше от него ожидается соответствие физиологическим и психологическим проявлениям, которые наша культура приписывает детям того или иного пола: девочки выживают лучше, чем мальчики (И20); дети разного пола в большей или меньшей степени подвержены определенным заболеваниям: У девочек чаще встречается врожденный вывих бедра: они еще в утробе и при рождении неосторожно раздвигают ноги (И21); мальчики рождаются крупнее, но затем хуже прибавляют в весе (И21) и т. п.
Аналогичным образом строится «нормативная» идентификация: степень соответствия ребенка физиологическим и поведенческим нормам нашей культуры оценивается медиками. В традиционной культуре повитуха при помощи магических средств пыталась воздействовать на облик ребенка до его рождения, в ходе беременности и после родов — сделать его «белым и румяным», «высоким и стройным», «смышленым», «умелым» и т. п. В современной городской культуре существуют свои представления о внешности, здоровье, умственном и физическом развитии, соответствующие разным возрастам человека. Контроль над этим соответствием осуществляет медицина: она конструирует некую «норму», описывает ее, распространяет знание о ней, оценивает степень соответствия ей и выявляет девиации. Эти нормы фиксируются в специальной и научно-популярной литературе, где антропометрические параметры ребенка и его «умения» указываются достаточно дробно: в период беременности и первых месяцев жизни ребенка «вехами» представляются дни и недели, далее для всего первого года жизни — каждый месяц и т. д. Постепенно эти культурно сконструированные временные промежутки становятся все более и более продолжительными. В соответствии с этим, контроль за состоянием ребенка осуществляется медиками сначала ежедневно (в родильном доме и при домашнем патронаже), затем ежемесячно (обязательное посещение детской поликлиники), затем раз в несколько месяцев и т. д.
До зачатия и в период беременности врачи пытаются запрограммировать «нормальное» физическое, психическое и умственное развитие будущего ребенка. Они дают будущей матери советы, регламентирующие ее отношения с космосом и социумом — питанием, движением, работой, общением, половой жизнью, определяют желательность контактов с воздухом, водой и солнцем и т. п. Часть этих советов апеллирует к народному опыту, часть — к научным данным, нередко вписанным в псевдонаучные контексты. При несоответствии состояния матери и плода «норме» врачи пытаются добиться желаемого соответствия, прибегая к медицинскому вмешательству — фармакологическому, хирургическому или физиотерапевтическому. В результате сконструированного медициной в последнее время представления о том, что удовлетворяющих всем требованиям «нормы» рождений в природе не существует, само медицинское вмешательство в процесс беременности и родов, а также в организм новорожденного и родильницы, стало восприниматься как «норма».
Представление о медленном, постепенном «программировании» через поведение беременной свойств будущего ребенка, недостаточно удовлетворяет потребность сознания в мифологизации. Потому в нашей культуре, как и во многих других, были сконструированы «кульминационные», маркированные во времени моменты, когда задается программа всей жизни, судьбы человека — это моменты зачатия и рождения ребенка. Несоответствие человека «норме» может быть спровоцировано в момент зачатия (мифологема «пьяного зачатия») и в момент родов (мифологема «родовой травмы»). Мы говорим здесь именно о культурных коннотациях этих явлений: в нашей культуре они маркированы, ожидаемы, практически стали вариантом нормы: — Чего нельзя делать в день зачатия? — Пить; — Чего следует более всего опасаться при родах? — Родовой травмы. Контроль за соблюдением этих требований предписывается медикам: они должны предотвратить пьяное зачатие (при помощи просветительской работы) и родовую травму (путем «правильной» организации родов).
Оценка степени соответствия ребенка «норме» с одной стороны, официально фиксируется в медицинской карте, с другой стороны эксплицируется в устных комментариях врачей. Во время беременности комментируются размеры плода, его активность, его положение в матке. При ультразвуковом исследовании выявляются конкретные патологии и особенности ребенка. При родах и позже в родильном доме комментируются и соотносятся с «нормой» отличительные телесные качества ребенка (рост, вес, размеры и форма отдельных частей тела, наличие волос, родинок, соответствие стандартам красоты и т. п.), его поведение («сразу закричал», «хорошо сосет», «спокойный»), а также физическое и психическое состояние («слабый», «вялый»). На основе этих замечаний начинает конструироваться судьба ребенка, его характер: при помощи вербального описания, через обретение «легенды» он «вводится» в социум, в чем-то соответствуя его ожиданиям, но и обладая некими личностными особенностями. К этому «началу пути» часто в дальнейшем будут обращаться за объяснением различного рода девиаций в организме и поведении человека («конечно — он и родился-то слабый, асфиксичный, закричал не сразу…» и т. п.) (ср. Седакова 1997: 7).
Помимо словесного «оформления» ребенка и включения его в социум вербальными средствами, медики осуществляют «доделывание» ребенка, превращение его из «нелюдя» в человека и на уровне акциональном — его обмывают и одевают. В то же время он еще некоторое время остается не вполне человеком: одевают его не в одежду, а заворачивают; у него нет имени — он просто «ребенок»; его состояние в первые недели жизни считается опасным, и он подлежит изоляции — сначала в родильном доме, потом в родительском (прежде это связывалось с боязнью нечистой силы, сглаза, теперь же — с возможностью проявления патологий и «открытостью» к различным заболеваниям).
В русской традиционной культуре символическим «отделением» ребенка от матери, наряду с прочими необходимыми действиями по передаче, «сдаванию с рук на руки» ребенка социуму ведали бабки. В ритуале связь ребенка с матерью символизирует принадлежность обоих к сфере «чужого». Бабки обрезали пуповину, отлучали ребенка от груди, «развязывали» шаги, речь, впервые стригли волосы и ногти. Их приглашали принять участие в этих культурно сконструированных «вехах», символически разделяющих разные периоды жизни ребенка, связанные в глазах культуры с овладением определенными навыками, все более и более приобщающими человека к жизни социума.
В настоящее время «отделительные» и в то же время способствующие интеграции ребенка в социум функции выполняют врачи. Они конструируют представления о том, до какого возраста следует кормить ребенка грудью, когда начинать докармливать его «взрослой» пищей, в каком возрасте он должен начать ходить, говорить, пользоваться горшком и т. п.: «Он вполне еще имеет право писать в штаны»; «Как — Вы все еще кормите?».