Потом суд. Семнадцатилетний парень выслушал первый приговор — ссылка на два года в Вологодскую губернию. Члены РСДРП, попавшие в далёкий Вельск, не сидели сложа руки — изучали политэкономию, исторический материализм, слушали лекции по истории культуры.
Урасова, возвратившегося из ссылки, нигде не принимали на работу — неблагонадёжен! Стал сапожничать вместе с отцом. Чувствовал: вот-вот снова арестуют, Решил: поеду в Петербург. Паспорт на чужое имя и адреса явок были получены в Вельске. Но прежде чем покинуть Пермь, нужно надёжно спрятать оружие и взрывчатку, которые он хранил. Поговорил с верным товарищем — Иваном Мотыревым: «Возьмёшь?» — «Схороню». Почистил, смазал винтовки, револьверы, упаковал динамит. Тёмная августовская ночь. Парни несут револьверы и динамит. Идут осторожно, прислушиваются, осматриваются. Кажется, никто не заметил. Пошли второй раз — с динамитом и винтовками. Тишина. И вдруг окрик: «Стой! Кто идёт?» Владимир вскинул винтовку и уже хотел было дослать патрон в ствол, но Иван остановил: «Володя, ведь мы окружены».
Действительно, со всех сторон были полицейские…
Тюрьма. Допросы. Мучительные думы: «Выследили шпики или выдал провокатор? Ведь мы с Иваном действовали очень осторожно». (Только через двенадцать лет найден был ответ в архивах охранки: выдал пробравшийся в боевую дружину провокатор по кличке «Чистое сердце».) Наконец суд. Приговор — ссылка в Якутию. На плечах повис поношенный суконный халат с жёлтым «бубновым тузом» на спине.
Долгий зимний путь в насквозь промороженный Верхоянск. Пешком, на лошадях, на оленях. Холод пронизывал до костей. Когда подъезжали к юрте-станку, не могли слезть с нарт. Конвойные казаки брали ссыльных под руки и волокли в юрту. В ссылке уже были товарищи по партии. Там Владимир познакомился с Емельяном Ярославским. Многому научился девятнадцатилетний Урасов у Ярославского и других большевиков.
…1913 год. Урасов снова в Перми: амнистия позволила вернуться домой. И почти сразу же Владимира призвали в армию. Командир полка сам осматривал новобранцев и на груди каждого ставил мелом цифру: в какую роту. Владимир попал в первую — образцовую. Знал бы полковник, куда определил большевика! Утомительная строевая муштра. Подпрапорщик однажды столько командовал «кругом», что все попадали. Остался стоять только Урасов. Но у него голова кружилась. «Кругом!» В ответ неожиданное, дерзкое: «А я не хочу!» Подпрапорщик выхватил клинок, но солдат его опередил — сдавил горло словно железом. Был бы конец извергу, если б дневальный — тоже большевик — не окликнул: «Товарищ Урасов, остановись!» От слова «товарищ» опомнился Владимир, разжал пальцы. За такое несдобровать солдату, но — удивительное дело — командир роты замял этот случай.
Может быть, потому, что знал: подпрапорщик — подлец и истязатель; может быть, потому, что полк уходил на фронт, что все солдаты уважали Урасова за смелость и справедливость.
… Бои на волынской земле. Первым был убит подпрапорщик — своими же. Полк вёл тяжёлые бои, обороняясь от венгерской пехоты и австрийских улан. Офицеры командовали неумело и трусливо. Роты беспорядочно отступали. Случайно встретившийся ротный писарь сказал Урасову: «Командир полка приказал отдать тебя военно-полевому суду — будто за подстрекательство к убийству подпрапорщика».
Но приказ остался невыполненным: продолжалось беспорядочное отступление. Под селом Посады всю роту, в которой находился Урасов, взяли в плен австрийские уланы.
… Начинается новая страница в биографии Урасова. Лагеря военнопленных в Эстергоме, Шомории. И в плену Владимир действовал как большевик. Он был среди тех, кто в лагере создал партийную организацию, объединял пленных, протестовал против использования их на военных заводах, устраивал побеги.
Осень 1918 года. Австро-Венгерская габсбургская империя развалилась. Прибывший нелегально в Венгрию Бела Кун и другие его соратники создают компартию. Но пока она действует в подполье.
В те дни Бела Кун поручает Владимиру Урасову и Эрне Зайлеру найти типографию для печатания газеты — органа компартии. Название уже было — «Вёрёш уйшаг», что значит «Красная газета». И статьи тоже написаны для первого номера. Но ещё никто не знал, где же удастся набрать и напечатать газету.
Владимир и Эрне рыскали по Будапешту, расспрашивали товарищей. Задача не из лёгких: сделать всё так, чтобы власти не пронюхали. Наконец типографию нашли. Она была удобна тем, что находилась вдали от центра и — что самое важное — была полузаброшена, выполняла лишь мелкие, случайные заказы. Полиция, вероятно, забыла о её существовании.
Показали Бела Куну. Он одобрил место, но остался недоволен печатной машиной: уж очень стара. Время было дорого — начали делать газету. С трудом собрали шрифты, долго набирали и верстали. Самым сложным оказалось печатание: очень тяжело было крутить маховик. Становились к нему по очереди, в том числе и Бела Кун. Все устали. Бела Кун предложил позвать русских товарищей — бывших военнопленных. Урасов привёл пятерых. Но и это мало помогало. А завтра должна быть газета! Во что бы то ни стало!
Тогда Бела Кун решил рискнуть: печатать «Вёрёш уйшаг» в другой типографии, в центре города. Её хозяин был человеком прогрессивно настроенным. Правда, полиция там ближе. Но ведь бывало же так, когда коммунисты действовали под самым носом у полиции…
Урасов снова бежит к своим, русским. На этот раз он ищет знакомого — Мишку. Тот работал по найму ломовым извозчиком.
Вечером матрицы погружены на повозку, привезены на новое место. За ночь нужно отпечатать весь тираж. Здесь дело пошло быстрее.
Совсем поздно, часа в четыре, раздался стук в дверь. Тревога! Кто там? Посмотрели в окно: Бела Кун. Отлегло от сердца.
— Как дела? Успеете к утру? Молодцы.
Взгляд Куна упал на стол: там матово лоснился чёрный «фроммер». Он лежал наготове, под рукой у венгра Мандика.
Бела Кун забрал пистолет: «Лишнее. Так можно всё испортить».
В это утро Будапешт читал первый номер коммунистической «Вёрёш уйшаг».
РАЗВЯЖЕМ ЛИ ЯЗЫК ХОЗЯИНУ?
В самом начале декабря 1918 года Бела Кун вызвал Урасова:
— Посылаем тебя в Москву. Так как время смутное, с тобой поедет Лайош Немети — он знает дорогу, недавно пробрался из России в Будапешт.
В сущности, уже тогда и начал Урасов дипкурьерскую работу. Он стал курьером двух революций — венгерской и русской. А то, что он пока не имел дипломатического паспорта, делало его дороги ещё тревожней, рискованней.
И вот русский и венгр в пути. Поездами добрались до Брест-Литовска.
Здесь Владимир и Лайош не очень торопились выходить из поезда. Они покинули вагон, когда на перроне оказалась, по крайней мере, половина пассажиров — в большой толпе легче остаться незамеченными.
До сих пор власти были польские, друзья успели освоиться с польскими порядками. Но в Брест-Литовске уже немецкая комендатура, отсюда путь на восток лежал по территории, занятой германской армией. Что творится в этих местах — неизвестно. Поэтому решили: остановиться на день-два, осмотреться, выяснить обстановку.
В вокзальных воротах у выхода в город маячили два солдата. Издали были видны их островерхие каски, холодно отсвечивали на винтовках плоские штыки-ножи. Солдаты ощупывали глазами пассажиров — возбуждённых, толкающихся, несущих баулы, чемоданы, круглые картонные коробки… Владимир и Лайош втолкнулись в самую середину людского потока. При этом пришлось чувствительно задеть локтями двух панов, которые разразились ругательствами. Владимир промолчал, пропустил панов вперёд, а сам с Немети — за ними, за их толстыми спинами. Солдаты остались позади.
«Пронесло!»
Широкая улица вела к центру города. Зашагали не торопясь, солидно.
— В отель? — спросил Немети.
— Нет, там шпиков полно — схватят. Давай поищем постоялый двор где-нибудь на окраине.
Свернули в переулок.
Где же находится постоялый двор?
Владимир всматривался в редких прохожих. Завернули ещё в один переулок. Навстречу медленно идёт пожилая женщина с двумя полными вёдрами. В вёдрах — по деревянной дощечке, чтобы вода не расплескалась.
