Для сноса руин придумал нечто такое, чем снова удивил москвичей и летописцев; им было чудно видеть «барана», «Баран» — таран. «Три древа поставя и конци их верхние совокупив в едино и брус дубов обвесив на ужищи посреди

72

и поперек и конец его обручем железным скова и раскачиваючи разби»(12). Баран на Западе был в большом ходу. Там он обыкновенно примешивался между целым рядом бревен, но Аристотель укрепил его между тремя только бревнами, связанными вместе у верхних концов, которые, таким образом, составили треножник, а привешенный баран без перестановки был направляем на все стороны. К вершине треножника на цепи, или ужище, привешено было бревно, или баран. Конец барана окован был железным обручем, и, сверх того, самая конечность его была также окована еще особой железною шапкою. Раскачивая привешенное бревно взад и вперед, ударяли им в стены и легко разбивали и разрушали их.

И еще нечто придумал «инженер по устройству крепостей». Там, где использование барана было неудобно, он стены подпер брусьями, которые потом поджег и, таким образом, быстро повалил: «Еже три годы делали, во едину неделю и менши развали»(13). После этого Аристотель приступил к прорытию новых, более глубоких фундаментов: «Рвы же изнова повеле копати и колие (сваи—И. С.) дубовые бити»(14).

Рвы для фундаментов глубиною были в четыре и более метров, если верить «Ростовскому летописцу», в дно этих канав он (Аристотель) вбивал дубовые сваи. Длина их неизвестна. Может быть, такая же, как длина свай под башней Кутафьей(15). Одну такую сваю при работах Метростроя мне удалось выхватить из глубины около 14 метров и поместить в кремлевский музей(16). Толстая, до 20 см, она была с одного конца заострена, дубовая кора ее выглядела лохматой, высотою свая была около двух метров.

План Успенского собора в Москве свой собственный, отличный от такого же во Владимире-на-Клязьме. И. М. Снегирев(17) в 1856 г, их ошибочно отождествлял. Против этого говорит как то, что Аристотель во Владимир попал уже после того, как рвы фундаментов были выкопаны, а главное, в московском соборе четыре круглых и два четырехугольных столба, чего во Владимире не наблюдается,

АРХИТЕКТУРНАЯ РОМАНТИКА.Вместе с итальянцами в Москву была занесена идея палаццо — палат. Палаты — это каменные здания; хоромы — деревянные, с теремами, вышками, гриднями и сенями. Под храмами, башнями и палатами неизменно закладывались подземелья, погреба и спои, или склепы. Назначение последних было разнообразное; некрополь, арсенал, ход к воде, казначейство. Так поступал уже Аристотель Фиораванти при постройке кремлевских каменных соборов: Успенского в 1479 г. и Благовещенского(18), четыре года спустя. [...]

73

Устройство тайников Успенского собора было начато с подземных. Прежде всего из-под собора был выведен тайник по направлению к будущей Тайницкой башне(19), согласно плану*. Постройку этой башни десять лет спустя Аристотель начал самолично, Вообще, соборы, стены, башни, подземные ходы и пустоты всякого рода сооружались и возводились неизменно по плану Кремля Аристотеля; этим же планом строго руководился и Алевиз, достраивавший стены Кремля в самом конце ХУ в, Аристотель был отцом Кремля, а не участником в постройке какой-то его части. Поэтому будет неточно сказать; как это делает С. Ф. Платонов, когда говорит: «Пьетро Солари и другие, с участием того же Аристотеля, строили кремлевские стены и башни»(22). С. П, Бартенев лишает Аристотеля даже какого бы то ни было «участия» в постройке Кремля, категорически утверждая, что постройка стен и башен Кремля началась только после 1485 г, (когда, предполагается, Аристотеля уже не было в живых), а закончилась в 1495 г.(2З)

Выходит, что Аристотель в деле постройки в Московском Кремле был ни к чему, лишним или случайным человеком, вроде, выражаясь по-современному, летуна и прогульщика, который, кроме Успенского собора, ничего не удосужился сделать в течение по меньшей мере десяти лет.

Аристотель, как отмечено, был одним из строителей Миланского замка, кроме того, реставратором его подземелий. Он был коротко знаком с последними, не хуже строителей. Создавая подземный Кремль в Москве, Аристотель, естественно, ориентировался на Милан.

Сколько времени ушло на оборудование подземного замка в Милане, мы не знаем; но что долгие годы у Аристотеля ушли на Московский подземный Кремль, в этом убеждает личный опыт автора этих строк. Для того чтобы расчистить сравнительно небольшой сегмент засыпанного и забаррикадированного двести лет тому назад тайника, потребовалось, при самых благоприятных условиях, свыше года. Следовательно, годы и годы должны были уйти на то, чтобы в подземной целине Кремля создать подобные же пустоты, да еще выведя их за пределы наземного Кремля, под Китай-город и под Москву-реку. Вдобавок, без собственных тайников не обходилось ни одно крупное наземное сооружение в Кремле. Взять хотя бы тот же Успенский

*Об этом тайнике вспомнил Довнар-Запольский'", когда писал в книге «Москва в ее прошлом и настоящем» (ч. 11, с. 48), что митрополит Макарий2', застигнутый страшным пожаром в 1547 г. за научной работой в Успенском соборе, с большим трудом спасся посредством подземного хода.— Приме ч, а в т.

74

собор — не только исторический подземный ход находился под ним, но и целый ряд тайников и сокровищниц в его стенах и даже куполах. Вот — «нижняя алтарная казна». Ее видел производивший здесь реставрацию в 1895 г, архитектор К. Быковский. В своем докладе на заседании Московского археологического общества 12 декабря 1895 г, он упомянул и о двух круглых отверстиях на высоте от пола свыше метра, открывающихся внутрь алтаря, которые были заделаны деревянными пробками. Это, очевидно, и есть та, внизу потайная казна, «хранилище драгоценностей на случай опасностей», которая была ограблена французами в 1812 г. А грабить, видимо, было что: 325 пудов хранившегося там серебра и 18 пудов золота,

А вот и казна у шеи средней главы собора. О ней упоминает летопись. Но можно ли в данном случае понимать под «казной» тайник как помещение? Мартынов говорит «да»(24), Н, А. Артлебен — наоборот — «казны помещения там быть не могло» (25)

Спор мог быть решен только личным его осмотром. Это сделали архитекторы И. П. Машков и К. Быковский. Первый видел там в 1911 г. «тайник пустой, по которому ходил»; второй также видел там «пустое пространство». «Вероятно,— догадывается он,— мы видим здесь казну, которую, по сказаниям летописи, устроил Аристотель Фиораванти при самой постройке собора. Этот круглый коридор с внутренней стороны купольной стены, перекрытый каменными плитами, мог иметь доступ через купольное окно и люк в плитяном покрытии коридора»(26). [...]

Но аристотелевские секреты собора этим, оказывается, не исчерпываются. «В замке сводов заложены четыре угольные каменные плиты с четырехугольными посредине углублениями на 1,5 вершка(27), мерою в 2 вершка. В кладке сводов, на расстоянии от замка сводов 4 аршина(28) 3 вершка, заделаны выступающие поверх сводов железные ушки с отверстиями»(29).

Архитектурная загадка, вопиющая о разгадке, но архитекторы остались к ней холодны, как мрамор. Как было не вскрыть, используя «железные ушки»? Пустить бы туда спелеологов, картина получилась бы иная!

С именем Аристотеля связан и Благовещенский собор в Кремле, По Забелину(30), он заложен в 1484 г. еще при жизни Аристотеля «и, быть может, под его наблюдением... Разрушив дедовскую постройку, Аристотель заложил новую, на каменном подклете».

На хорах собора найдены два тайника, закрытые каменными плитами, ведущие в помещение арок. Арки оказались пустыми, По-видимому, это те самые хранилища, про которые барон Мейерберг(31) писал еще в ХVII в., что в верхнем своде церкви Благовещения хранятся сокровища. Четыре подземных тайника,

75

по сведениям И. М. Снегирева, связывают Благовещенский собор с Грановитой палатой(32). [...] Против ризницы Благовещенского собора — люк в мостовой, заложенный камнем и чугунной плитой. Люк вел на белокаменную лестницу. Лестница была расчищена на 15 ступеней и вновь заложена. Лестница приводила в подземелье, Слышно было, как по своду подземелья ездят и ходят, [...] Тут все темно или неясно.