На ужин я получила все ту же кашу и кусок отличного сыра. Почему у этого тюремщика каша нормальная, вкусная, а у двух других — в рот не возьмешь? Не сами же они ее готовят?

Я отдала мужику конфеты, которые принес Белон, и половину печенек Магали, а давешнюю шоколадку от Гериона оставила себе. Люблю шоколад, просто обожаю. Покупаю редко, потому что дорого, но раз уж у меня в руках целая плитка… Надо скрасить себе заключение. Разделила удовольствие на четыре части, одну съела, и легла наконец в постель. Ворочалась часа два, видно, сказался дневной сон, но в конце концов меня сморило.

Гиаллен, похоже, только этого и ждал. Тут же явился и стал расспрашивать, что да как.

Я рассказала ему, как удалось избавиться от злобной скотины, и намекнула, что ему бы хорошо остаться в живых. Даст себя убить — пусть не надеется, что хоть одну слезу пролью. Он засмеялся:

— Ты как мамаша из байки: «Утонешь — домой не приходи!».

— Так и есть. Ты мне как свидетель нужен. Попробуй только погибнуть: подниму и снова упокою, и так десять раз!

— Я люблю тебя, Мели, с тобой не соскучишься.

Почему-то это шуточное объяснение в любви было мне приятно.

Гиаллен пояснил:

— До суда я остаюсь в доме Гиневры. Здесь я в безопасности, сюда даже Кориолан сто раз подумает, прежде чем сунется. Плохо только, что к тебе меня не пустят. Сон — это замечательно, но я хотел бы видеть тебя наяву.

Да мне тоже сидение в тюрьме удовольствия не доставляет. Но я не жалуюсь: как вышло, так вышло. Прорвемся.

— Ал, если все пройдет нормально, еще успеешь наглядеться. А если нет, значит нет

— Даже не думай, что ты так просто от меня избавишься. Я не отдам тебя этим старым пердунам на растерзание. Игерран тут заходил, восхищался твоим умом и уверял, что если ты доживешь до суда, мы выиграем. Он будет биться за расширенный состав.

— Знаю. Осталось дожить.

Этому я и посвятила все время, остававшееся до начала процесса. В первое время Астралон вызывал меня на допрос практически каждый день. Сначала заставлял повторять мои показания по сто раз, затем начал давить. Сначала я никак не могла понять, что ему нужно, какие показания он хочет из меня выдавить. Однажды, когда Игерран не пришел на допрос, Астралон проговорился. Он планировал заставить меня назвать Гиаллена умертвием, которое я подняла, чтобы его на этом основании можно было упокоить. Вот глупость-то! Маг моего уровня ничего подобного не может по определению. Да и подставлять шею под топор мне совершенно не хочется. А живого человека отличить от умертвия ничего не стоит, тут у него тоже выйдет полный облом.

Вообще квалификация Астралона как следователя была довольно высокой, но вот теорией магии он владел плохо, даже странно, что такого ставят расследовать магические преступления.

Я спросила об этом у Игеррана и выслушала целую лекцию.

Оказывается, он знал моего следователя практически с детства, они вместе учились. Оба прирожденные граждане Валариэтана, при этом практически без магии. Это бывает. Магистр может жениться или выйти замуж и родить слабо одаренного ребенка, который никогда не станет полноценным магом. Но так как родитель уже является гражданином, дитя им становится автоматически. Обычно такие ребята шли в чиновники: там и без магии можно отлично справляться. А слабый дар использовали чтобы облегчить себе жизнь или продвинуться в своей профессии. Значит, я правильно поняла: у Игеррана дар голосом убеждать и притягивать сердца. А у Астралона какой? Игерран случайно знал и поделился со мной. Оказалось, становиться незаметным. Полезно для оперативника, но на нынешней его должности непригодно.

Вообще в моем деле Астралон проявлял возмутительный непрофессионализм. Он хотел заставить меня врать, придумал сказку про умертвие, желал, чтобы я не упоминала имени Кориолана, хотя, к моему удивлению, ничего не имел против того, что я назову Юстина.

Уговаривал он меня и так, и эдак, обещал горы золотые, пугал, но я упорно повторяла то, что говорила ему с самого начала. Шпарила практически наизусть, подряд и вразбивку. Сбить меня не удавалось ни так, ни этак, поэтому к концу второй декады допросы практически сошли на нет.

Зато моя жизнь в камере с каждым днем становилась все интереснее и разнообразнее. Начались покушения, причем мне трудно было их соотнести с кем-нибудь из тюремщиков.

Дядюшку Рогуса убрали, на его место назначили парня, которого я видела в первый день ареста этажом ниже. Он относился ко мне как к мебели, лишний раз не разговаривал, совал полную миску в окошко и забирал пустую. Кстати, в его дежурства еда была приемлемая, по крайней мере ничем гадким от нее не пахло.

Несколько раз я обнаруживала яд, причем в самых разных местах. То еда окажется отравленной, то питье. Сначала яды были простые, чтобы их заметить, мне и пуговица была не нужна. Но зато удалось проверить эффективность амулета: он исправно темнел и блек в присутствии яда. Затем пошли экзотические средства. То подушка оказывалась пропитана сонной отравой: заснешь и не проснешься. То нижнее белье пропитали, но уже другим составом: при соприкосновении с кожей он постепенно должен был впитаться в кровь. Умереть от этого яда предстояло с симптомами острого воспаления легких. Белье я прихватила уголком мантии и кинула в раковину: от стирки щелочным мылом яд должен был обезвредиться. Хуже дело обстояло с подушкой, но я сумела ее подпалить, затем залить водой.

Непонятный обгорелый комок у меня забрали, после чего пришлось спать без подушки, но я не жаловалась. Хвалила сама себя за то, что так много знаю об отраве: ничего неизвестного мне не подсунули. Видно, и сами не знали.

Самое неприятное, что понять, кто меня травит, было невозможно. Все происходило тогда, когда меня куда-либо вызывали из камеры, на допрос или встречу с адвокатом. Вот только что очередной тюремщик вручил мне мой обед, я его проверила: все нормально. Меня вызвал Астралон, я вернулась: в том же кувшине, из которого я недавно спокойно пила, яд. И такие штуки происходили в дежурства всех трех тюремщиков, какой-нибудь зависимости я не заметила.

Похоже, здесь есть еще кто-то, кто и осуществляет диверсии, а остальные просто не мешают. Может, это начальник тюрьмы?

Оставить следилку я не могла: это заклинание никак бы не прокатило под маркой бытового. Ведь меня интересовала картинка, а чтобы ее записать, силы нужно раз в десять больше, чем для звука.

Поток посетителей тоже не прекращался. Меня приходили как поддержать, так и запугать. Приходили и знакомые, и совершенно чужие люди, тех я сразу выгоняла. Ни с газетчиками, ни с праздными зеваками мне говорить не о чем.

Ригодон после первого раза не заходил, зато прислал Семпрония. Я поняла это по первым же словам придурка и шуганула его от всей души. Одного раза хватило.

Мартония не появилась, зато пришла Теодолинда и попыталась читать мне мораль. Погнала ее как шелудивую собаку. Я точно знаю, что она принимала участие в отделении духа от тела, а эта пиявка тут изображает благородную даму, пришедшую к нищенке.

Матильда и Форгард приходили каждый раза по два, приносили оба Матильдину стряпню, доброкачественную и очень вкусную. Арсент принес конфеты, они оказались не ядовитые, но слегка заплесневелые. Белон приходил раза три, ничего больше не приносил, сидел минуты по две, выражал соболезнования, как будто я уже померла, и уходил. Келедар пришел где-то через декаду, принес газеты. Увидев мой неподдельный интерес, стал ходить ко мне как на работу, через день в обязательном порядке. Приносил только новости. А вот Герион после первого посещения больше не появлялся. Я не в обиде: что обещал, он выполнил. Рассказал по всем трактирам про то, что Гиаллен жив. Во всех газетах мусолили тему его возвращения.

Про Ала писали всякое, и вполне разумные вещи, и такую ерунду, что читать было стыдно. Байка про умертвие под видом архимага возникала неоднократно, но это были не самые бредовые слухи. Был вариант со вселением чужого духа в тело архимага и наоборот, использование чужого тела как вместилище его духа.