Странно мне это: зачем нас поместили вместе? И что мне теперь делать? Как спасать этого оглоеда? У меня даже воды нет. Он умрет у меня на руках, а я ничего не смогу сделать. Все осталось там, дома: и укрепляющий отвар, и еда… Ал совсем загибается: дыхание стало хриплым, на лбу холодный пот… Что делать?! Что делать?!

Так, Мелисента, возьми себя в руки. Будешь паниковать — погибнете оба.

Для начала я изучила камеру и выяснила, что она тоже антимагическая, но не такая, как кандалы. Те перекрывают движение магической энергии внутри тела, и она постепенно выжигает мага изнутри. А в этой камере просто нельзя колдовать: стены выпьют все, что ты выплеснешь наружу. Но если не совершать магических действий, то вреда особого не будет, разве ты уж очень надолго тут засидишься. Так что я как-нибудь обойдусь.

Но вот для Ала в его состоянии это может оказаться фатальным. Надо, чтобы его отсюда забрали в надежное место. Туда, где ему подадут помощь и не будут пытаться убить. Зря я, что-ли, его из-за грани мира вытаскивала?! Не могу допустить, чтобы мои труды пошли прахом! Но для начала надо кого-нибудь позвать, пусть хоть воды принесут. Это сейчас первое дело — напоить больного.

Пришлось опять пустить в ход собственные голосовые связки, а они у меня уже саднят. Еще так поору, и вообще немой стану. Я постаралась укрыть Ала уголками одеяла, на котором он лежал, чтобы не продрог, и завопила:

— Кто-нибудь! Кто-нибудь, сюда! Человек умирает! Спасите! Помогите!

Раздались шаги по коридору, кто-то подошел к двери моей камеры, глазок приоткрылся:

— Чего орешь?!

— Спасите! Человек умирает! Дайте воды и позовите лекаря! Пожалуйста!

Я уже не требовала, я молила. Без толку. Видать, тех совестливых ребят, которые не решились нарушить закон и заковать меня в кандалы, отправили куда подальше. Охранник за дверью сплюнул:

— Тьфу, орет, как резаная, без всякого смысла. Ну, сдохнет этот твой… Мне-то что. Мне приказано дверь не открывать, я и не открою.

— У Вас совсем сердца нет? Так и будете смотреть, как ни в чем не повинный человек умирает?

— Да на что оно мне? Не знаю я, кто тут в чем повинный, у меня приказ.

Бездушный ублюдок. Говорить ему что-то бесполезно, нельзя достучаться до мозга, если его нет. Надо ждать смены тюремщиков. Может, следующий будет гуманнее. Но Ал может просто не дожить!

Я смотрела на все дальше уходящего в небытие Гиаллена и в душе поднимался ком гнева и боли. Никому его не отдам! Никому не позволю сделать с ним плохое! Он мой, и только мой! Зря я, что ли, столько сил на него положила! А если его все-таки убьют… Моя месть будет страшной и всеобъемлющей! От Валариэтана камня на камне не останется, а Кориолан… Он пожалеет, что родился!

Ал глухо застонал, и мои мысли снова обратились к нему. Как спасти? Как хотя бы дотянуть до помощи? Я верила, что не все тут прихвостни Кортала, есть же нормальные люди и маги, Кориолан не мог купить всех. Надо сообразить, кто это может быть и дать им знать. А пока…

Решение пришло само. Я разделась, легла рядом с моим архимагом, окутала нас обоих огрызками одеяла, мантией и юбкой, благо обе суконные, прижалась грудью к его груди, стараясь, чтобы не было зазора, и потихоньку начала вливать в него свою силу.

На полноценное восстановление меня не хватит, третий уровень есть третий уровень, но какое-то время я его удержу, а там… Вдруг помощь придет?

Время тянулось, как резиновое. Я потихоньку слабела, не получая подпитки извне, зато видела, что Гиаллену становится лучше. Он не пришел в себя, но уже не был таким холодным, сердцебиение стало ровнее и дыхание очистилось.

Наконец в коридоре послышались шаги, голоса, звякание ключей, и кто-то заглянул в глазок моей камеры.

Новый тюремшик! У прошлого глаз был рыбий, а у этого карий и любопытный. Я соскочила с топчана и, нарочно не пытаясь прикрыться, заголосила:

— Спасите, помогите! Добрый человек, сделай что-нибудь! Архимаг Гиаллен помирает!

Мужик уставился на мою почти ничем не прикрытую грудь и сказал:

— Что ты глупости несешь, женщина! Архимага Гиаллена давно в живых нет.

Ура! Этот в курсе предыдущий событий. Если еще и вправду любопытный… Его можно уговорить помочь.

— Взгляните, это он! Живой!. Я спасла его, вытащила из лап смерти, а теперь его враги меня же обвинили в убийстве при помощи черной магии! Но не в этом дело! Если ему не помочь, он умрет уже окончательно.

— Ну… Не знаю… Тут кто-то из Совета нужен, у меня прав никаких нет.

— Воды! Дайте хотя бы воды!

— Воды дам, она заключенным положена.

Он ушел и вернулся минут через пять, открыл не глазок, а окошечко, и протянул мне кувшин. Хороший такой, бутыли на две будет.

А я снова стала к нему приставать:

— Я вижу, Вы добрый, хороший человек. Не хочу Вас подставлять. Сами Вы не имеете права ничем помочь, но хоть позвать сюда члена Совета можете?

— Какого? Девка, ты подумай. Тебя сюда как раз члены Совета определили. Так что я позвать-то могу, но ты прикинь, кто сможет помочь, а не навредить. Мне-то Гиаллен жизнь спас, не он, а эликсир его регенерический. Так что я помочь ему не против, только кого тебе звать-то?

Вопрос вопросов. В моем мозгу молнией пронеслись портреты всех членов Совета Магов. Менталисты, боевики, охранники — этих отметаем сразу. Целители? Эбенезер показал свое настоящее лицо. У-ууу, прислужник Кориолана, жополиз. Высшие маги, рунные маги, теоретики? От них толку ноль. Стихийники? Огневики, водники, воздушники и минеральщики? Ничего про них не знаю, ни хорошего, ни плохого, и помощи не жду. Зельевары и эликсирщики во главе с Ригодоном? Мимо. Бытовики? Уже теплее. Их глава — женщина, уважаемая Волумния, она могла бы помочь… Но старая тетка, по слухам, смотрит Эбенезеру в рот и мне не поверит. Ведьмы? А вот это в десяточку. С их главной никто в Совете не решается связываться: себе дороже. Самая колоритная фигура на Острове Магов, да и во всех девяти королевствах. Ее знают не только маги и ведьмы, но все особи женского пола сколько-нибудь сознательного возраста. Еще бы! Главный редактор самого популярного женского издания, в каждом номере которого обязательно есть ее статья. Я такие журналы никогда не покупала, но читала довольно часто: в женском общежитии иначе нельзя. Все наши ведьмочки боготворили прекрасную Гиневру и мечтали быть на нее похожими. Она же насаждала среди своих адепток идеи женской солидарности и взаимовыручки: ведьмам без этого нельзя, пропадут.

Так что ее образ мыслей могу себе представить: если удастся ей доказать, что меня подставили, то она обязательно поможет. Прекрасную Гиневру я уговорю, а вытащить сейчас Ала сможет только она. Не знаю, в каком он отношении с ведьмами, но они самые независимые, и если Гиневре рассказать по-честному как все было, то, зуб даю, она примет мою сторону.

На душе полегчало и я прохрипела:

— Гиневру позови. Никого другого не надо, позови Гиневру.

— Ты что, ведьма? — поинтересовался тюремщик.

— Нет, не ведьма, но с ними дружу.

Он замялся:

— Ты до утра продержишься? У меня утром смена кончится, я схожу за Гиневрой. Сейчас, извини, не получится, работа.

Хоть я и не была уверена, что продержусь еще час, но радостно закивала:

— Хорошо, хорошо, отлично! Я дождусь.

Тюремщик еще немного потоптался, видимо, любуясь мною в неглиже, но затем вспомнил про свои обязанности и ушел. Я почувствовала, как успокаиваюсь. Помощь придет, надо только ее дождаться. Вернулась к Алу, накинула на себя платье и стала его поить. Вода, она тоже силу имеет. Не магическую, конечно, но тем лучше: такую этой камере не отнять.

Добрый тюремщик возвращался дважды, принес еще воды и здоровый кусок серого плохо пропеченного хлеба. Я сжевала его весь, надо же как-то восстанавливаться. Затем прилегла на топчан рядом с Алом, обняла его, чтобы не скатиться на пол, устроила голову у него не плече и заснула как младенец.

Рано утром тот же тюремщик принес мне еще воды, забрал два кувшина и велел никому не говорить, что он мне их давал. Сейчас он сменится и пойдет позовет мне Гиневру. А уж как она, придет или не придет, бабушка надвое сказала.