И к пределам края родного

Погнала царевна гнедого,

А Нюсата вернулся домой.

Кончен горный путь и степной,

И предстала она перед ханом,

Пред отцом Турушхэй-Баяном,

О нежданной поведала встрече.

Хан Баян, услыхав эти речи,

Приласкал, успокоил ее,

Пожелал ей счастья и мира,

Приказал, чтоб для праздника-пира

Приготовили яства-питье.

Прибытие женихов

До Зутана дошел в некий час

Турушхэй-Баяна указ.

Порешил криводушный хан,

Что пора добыть ему счастье,

В состязанье принять участье,

В жены взять Тумэн-Жаргалан.

Он велел коня черной масти

Снарядить в поход поскорей —

Пусть к царевне свой бег направит,

И решил Зутан, что возглавит

Триста воинов-богатырей.

Стал просить Нюсата-Нюргай:

«В этот северо-западный край

Вместе с вами, дядя, поеду,

Может быть, я добуду победу».

Рассердился Хара-Зутан,

И не внял он просьбе-желанью,

А прогнал племянника с бранью.

Возвратился Нюсата домой.

Там, на тоненьких ножках, худой,

Серой масти плелся лончак,

Замедлял ослабелый шаг.

Вот и лошадь для Соплячка!

Серомастного лончака

Он седлает седлом дрянным

С потником, но волосяным.

Был из шкурок мышиных — подхвостник,

Был из сусличьих шкурок — подгрудник,

А подпруга, хотя и крепка,

Да из шкурок была колонка,

А из шкурки бурундука

Он к седлу приделал подкладку.

Он сказал: «Снарядил скакуна,—

Хоть на праздник помчится, хоть в схватку,

Но и мне одежда нужна,

Снаряжусь и я для порядку».

Позаботился он об одёже,—

Он мышиные шкурки надел.

Застегнул накидку-дэгэл

Из обрезков-лоскутьев кожи.

Малахай, на колоду похожий,

Он на голову натянул.

Он из ивового куста

Лук и стрелы сработал спроста.

Был в глазу его правом гной —

В бабку конскую величиной.

Был в глазу его левом гнойник

Как пчелы разбухшей двойник.

Он, прищурясь, оглядывал разом

Запад неба своим правым глазом,

А прищурив левое око,

Он высматривал небо востока.

В путь, который ему был неведом,

На трепещущем лончаке

Он за дядей отправился следом,

А Зутан скакал вдалеке.

Край родной — за его спиной,

В горный край он вступает чужой,

А не видно Хара-Зутана.

Вдруг примчались три великана:

Глянешь спереди — горные кряжи,

Если сзади посмотришь на них,

То не сыщешь сравнения даже!

Лица алые — цвета заката,

Каждый зуб во рту — как лопата.

Имена этих трех силачей;

Нагадай-Мэргэн-дэгэй,

Солнца светлого сын молодой,

И Сэсэн-Мэргэн-дэгэй,

Тот, который рожден звездой,

И Сайхан-Мэргэн-дэгэй —

Крепкостанный отпрыск луны.

Трех светил удальцы-сыны

Громко крикнули, вопрошая:

«Эй ты, черная тварь земная,

Средь безлюдных гор и равнин

Далеко ли ты едешь один?»

«Еду в край Турушхэй-Баяна,

Чтоб жениться на дочери хана,

На прекрасной Тумэн-Жаргалан».

В гнев и ярость три великана

От такого ответа пришли:

«Ах ты, черная тварь земли!

Удальцы, что тебя почище,

К ней не смели приехать в дом!» —

И огрели Нюсату кнутом

С тамарисковым кнутовищем,

И, помчавшись, над горным хребтом,

Словно горы, они возвышались,

За вершины порою держались,

И верхушек деревьев касались,

И деревьями сами казались.

Вслед за ними — Нюргай, и нежданно

Он догнал нойона Зутана,

Но поплелся с опаскою сзади,

Побоялся приблизиться к дяде.

Так приехали в те места,

Где ни дерева, ни куста.

Холод в этой глуши окаянной!