Размышляя, Стас и сам не заметил, как вырубился. Он очнулся, только когда услышал, как премьер нарочито громко откашливается.
– Да, слушаю вас, – хрипло сказал он, продирая глаза.
Удивительно, всего каких-то несколько минут сна, а он уже чувствовал себя совершенно бодрым.
– Сейчас чайку с лимоном выпьем, и вы мне кое-что разъясните.
Дверь кабинета тихо открылась, девушка в белой наколке внесла поднос, накрытый салфеткой, и поставила его на стол. На «спасибо» премьера сделала книксен и так же тихо вышла.
– Прошу вас! – Столыпин снял салфетку.
Отхлебнув горячего янтарного чая, Стас почувствовал, что жизнь вернулась к нему окончательно.
– Итак, – пригубив из стакана, премьер ткнул пальцем в документ. – «Вольный стрелок» – это то, что я думаю?
– Да, – кивнул Стас. – Агент с односторонней связью и чрезвычайными полномочиями.
– С односторонней – это…
– Это значит, что я могу вам в случае необходимости позвонить, – продолжил опер. – А у вас связи со мной не будет.
– Мне это не нравится, но объясните.
– Охотно. Мы оба знаем конечную цель задания. Но обстановка уже изменилась. Вы живы, слава богу, и жандармами по-прежнему командует Курлов, а не предатель Джунковский.
– Ну, этот господин в данный момент претендовать может разве что на должность старшего по камере, – зловеще оскалился Столыпин.
– Это радует, – скупо обронил Стас. – Но и лишний раз подтверждает то, что колесо истории изменило ход и события уже не будут развиваться так, как это было в моем прошлом. Я еще могу при необходимости внести нужные коррективы, а вы мне в этом, простите, не помощник.
– Ладно, – кивнул премьер. – Надо так надо. Теперь по объявлениям в газете.
– По объявлениям… вы регулярно выставляете условленное объявление. Если его не будет, я звоню вам или связываюсь другим способом. Я делаю то же самое. Если мои объявления исчезли, значит, я мертв или под контролем.
– Ясно, – кивнул Столыпин. – Скажите, а вы их не переоцениваете? Я революционеров имею в виду… Такие сложности…
– Вы их недооценили, – не слишком дипломатично буркнул Стас. – И они вас слопали с потрохами. Я уж лучше перестрахуюсь. Хочется, знаете, в новой России пожить по-человечески.
– Когда планируете начать?
– Да прямо сейчас и планирую, – пожал плечами опер. – А чего кота за все подробности тянуть?
– Нет уж, – решительно сказал премьер. – Сегодняшний вечер, пожалуйста, посвятите мне. Я дочерям обещал вас на ужин привезти. А оттуда вас сразу на конспиративную квартиру доставят. Договорились?
– Договорились, – кивнул Стас.
– Станислав, – окликнул его у самых дверей премьер, – я хотел бы вам на всякий случай напомнить…
– Да, – повернулся к нему Стас.
– …моя дочь Наталья после покушения в прошлом году…
– Я помню, – серьезно ответил он. – Не беспокойтесь, меня трудно смутить такими вещами.
– Благодарю вас. Она еще не оправилась… ну, вы понимаете.
Стас кивнул. После того как ему пришлось собирать куски тел вокруг взорвавшегося автобуса, его, наверное, ничем уже пронять нельзя. И другого хватало. Он помнил, конечно, что у Натальи, средней дочери Столыпина, взрывом покалечило ноги. Ну и что? Хотя понятно, что он беспокоится. Отец же.
– Мы перед вами в вечном долгу за спасение папеньки.
– Напоите меня кофе, – улыбнулся Стас. – И будем считать, что мы в расчете.
Вот бывает же такое! Ведь самая обыкновенная девушка – круглолицая, глазастая. По большому счету и красивой-то не назовешь. И поди ж ты… Стас, едва глянул в эти серые глаза, сразу понял, что пропал. Никогда с ним такого еще не было. Женился, развелся… слава богу, хоть детей не было, сейчас бы с ума по ним сходил. И женщин было – не сосчитать, самых разных. Он вдруг почувствовал, как кровь прилила к щекам. Этого еще не хватало!
– Станислав, – воскликнула младшая, которую звали Елена, – что вы так покраснели?
– Жарковато у вас…
Бросив взгляд на Наташу, он увидел, что она смущена не меньше его.
– Давайте-ка за стол, молодежь, – спас положение Столыпин. – Гостя, как и соловья, одними баснями кормить не рекомендуется.
Однако опер успел заметить, как они с Наташей, пряча улыбки, обменялись быстрыми взглядами.
«Ну-ну, – подумал Стас. – Хихикайте. Да что же такое, в самом-то деле? Неужто я влюбился? Уму непостижимо».
За обедом обстановка разрядилась. Столыпин очень смешно, в лицах, рассказывал разные случаи из своей жизни. Стас улыбался, девушки заливались смехом. Изредка, украдкой, как ему казалось, он поглядывал на Наташу.
– Станислав, ну так же нельзя! – укоризненно сказала ехидная, как все младшие сестры, Елена. – Вы на Наташу смотрите, как Казбич на Бэлу – вот сейчас схватите и украдете!
Наташа ощутимо порозовела.
– Ленка!
– Увы! – скорчил огорченную мину Стас. – Мой Карагез сегодня остался дома. Мы с вашим папенькой приехали на извозчике. А это, сами понимаете, не то.
– Да! – Елена огорченно вздохнула, озорные глаза так и метали искры. – Нынешние кавалеры – не дикие горцы, романтика им чужда.
– Да, – в тон ей отозвался отец, – и домашние, и не горцы. Ленских всех перестреляли, остались одни Онегины. Простите великодушно, дочки, но кавалера вашего я забираю! – Столыпин-отец, поднявшись из-за стола, согнулся в шутовском полупоклоне. – Дела, барышни, уж не посетуйте.
– Ну, что ж поделаешь, – печально развела руками Елена. – Забирайте, папенька… Все равно он для нас уже старый.
Весь вид ее выражал воплощенную скорбь, и только озорной взгляд под трепещущими ресницами выдавал, что она с трудом удерживается от смеха.
– Да идите уже, – рассмеялась она. – А мы, бедные затворницы, поскучаем, нам не привыкать.
– Это, к сожалению, правда, – вздохнул премьер, когда они вошли в кабинет. – После того взрыва живут, как в ските. Для этих мерзавцев ничего святого нет, им все равно – старик, женщина, ребенок… у них же светлые идеалы! Простите.
Стас молча кивнул.
– Ладно, давайте к делу. А кстати, что вы там такое вспомнили за чаем? – он крутанул в воздухе пальцами. – Глаза у вас эдак… блеснули, я же видел.
– Скажите… – Опер замолк, собираясь с мыслями. – Вы знаете, что такое кимберлитовая трубка?
– Нелепый вопрос, – пожал плечами Столыпин. – Знаю, конечно.
– А если я вам укажу место, где находится еще не открытая кимберлитовая трубка, как быстро мы сможем начать ее разработку? Для совершения революции требуются огромные суммы, это только дураки и профаны верят, что достаточно поднять народ. А на то, чтобы революцию загасить, нужны средства не меньшие, а большие.
– Согласен, – кивнул премьер, потирая лоб. – В какой срок, говорите? А вы действительно знаете такое место? Хм… ну, если что и представляет какую-то трудность, так это только дипломатические сложности… Хотя и их быть не должно – в Африке, знаете ли…
– Это не в Африке, – усмехнулся Стас. – Это в Архангельской области… виноват, губернии.
– Что? – развернулся к нему Столыпин. – Вы хотите сказать…
– Да, именно это я и хочу сказать. Там кимберлитовая трубка. И не одна. Четыре или пять, точно не помню. Точно я могу указать одну. Впрочем, как я понимаю, в процессе можно вокруг вести разведку.
– Кимберлитовая трубка в Архангельской губернии! – Премьер в возбуждении заходил по кабинету. – Да вы себе представляете, какие горы мы с вами своротить можем?! Ведь до сей поры алмазы в России добывались только россыпью. А это…
– Простите, я знаю, – не очень вежливо перебил его Стас. – В Якутии и на Урале. В Якутии, кстати, тоже трубка есть. Но ее еще не открыли.
– Вы сущий пророк, – усмехнулся собеседник. – Я иногда задумывался – может, те пророки тоже, как и вы, из грядущего являлись. Только, в отличие от вас, признаваться в этом не спешили. Вы ведь тоже могли этим путем пойти. Глядишь, самого Распутина за пояс бы заткнули.