Зашел на SWIFT. Там за терминалом сидел одинокий Иванов, угрюмо долбил по клавишам. Девочки из курилки до сих пор не вернулись. Будь на моем месте Виталий, обглоданный труп Иванова вывесили бы в коридоре в назидание остальным начальникам расчетов. Я похлопал Иванова по плечу и вышел.

В аналитическом зале жизнь кипела так же, как и днем, и утром, и вечером. Земля-матушка круглая, на ней где-нибудь обязательно что-нибудь да происходит. Из выгородки финансовой группы неслись восторженные вопли: похоже, лихорадило токийскую биржу. Остальная братия, сидя за своими компьютерами, тревожно, как боевые кони к звукам сражения, к ним прислушивалась. Собравшиеся за совещательным столом начальники дежурных групп все, как один, указывали пальцами на что-то в рейтеровской сводке, выведенной на экран проекционного монитора. Начальник расчета бросился ко мне с объяснениями, но я остановил его жестом руки: дескать, работайте парни, не буду мешать.

На интернетовском узле дежурил Тимофеенко. Этот оригинал любил темноту. Узлу досталось помещение без окон, чему Тимофеенко несказанно обрадовался. Теперь, во всякое время его дежурства, любой, вошедший в комнату, рисковал расшибиться о какую-нибудь стойку или свалить на пол монитор, которых в комнате обреталось видимо-невидимо. По мере привыкания к темноте глазам вошедшего открывалась картина, достойная фантастических фильмов. Комнату, заставленную работающим оборудованием, усыпали зеленые и красные огни винчестеров, хабов, модемов и прочего околосетевого барахла. Во тьме светились экраны. Сам царь и бог местного значения колдовал за огромным 24-дюймовым, ваяя очередную страницу нашего сайта. Web-мастер от Бога, Тимофеенко напросился в дежурную смену, утверждая, что только дежурство даст возможность раскрыться его таланту. Благодаря этому парню наш сайт уже несколько месяцев держался в топах пяти или шести сетевых чартов. Даже Виталий прощал гению его причуды. Опознав меня, Тимофеенко принялся размахивать в темноте руками и вываливать на мою голову все свои свежие идеи. Идеи оказались изрядно пропитаны не менее свежим ароматом пива. Я испугался, что сейчас сюда в поисках меня завалится Виталий, и будет скандал, поэтому прервал гения на полуслове, пожал ему руку и вышел в коридор.

Виталий и в самом деле уже искал меня. Он делал это все так же издевательски. Просто шел вдоль коридора, распахивал очередную дверь и орал: «Илью не видели?». Называется, глава фирмы ищет компаньона. Народ, начинавший потихоньку кемарить, второй час ночи все-таки, вскакивал и ошалело мотал головами.

Увидев меня, Виталий остановился. По стойке, которую он при этом принял, я понял, что он снова пьян. Скорее всего, ему влили в рот шифровальщицы, когда он торчал из их двери, как свинья из кормушки. Небось, не один раз. Требовалось срочно спасать авторитет руководителя. Он вяло сопротивлялся, когда я сгреб его в охапку и потащил к лифту. Хорошо хоть, в курилке оказалось пусто.

Пока мы спускались в громыхающем неторопливом лифте, доставшемся фирме от оборонного предшественника, Виталий пытался меня обнять и обслюнявить. Я более-менее успешно уклонялся от его ласк, бормоча сквозь зубы, что осталось-де сорок восемь раз.

Охранник на месте оказался только один – Женя. Санек, видимо, все еще оберегал гаснущий камин, или обходил периметр. При появлении нашей шатающейся группы Женя буркнул что-то в рацию, предупреждая водителя, бросил взгляд на видеомониторы, проверяя, все ли чисто на улице, и вышел из-за пуленепробиваемой стеклянной загородки проводить нас. Виталий одобрительно нес какую-то ересь. Женя открыл входную дверь, осмотрелся на улице и дал нам знак выходить. Мы вывалились. Прямо возле входа уже фырчал виталин «сааб». Дождь иссяк. Город спал. Темнели окна домов, окружавших дворик возле нашего подъезда. Неярко светились два или три: там, наверное, плакали маленькие дети, или старики не могли справиться с бессонницей. Хотелось говорить вполголоса.

Виктор выскочил из машины и мы вместе загрузили шефа на заднее сиденье. Распоряжаться пришлось мне:

– Вить, вези его на дачу, пусть на свежем воздухе отсыпается. В понедельник можешь не выходить, я за ним Бориса пошлю. Только на всякий случай телефон держи при себе.

– Илья Евгеньич, а вы как же, садитесь, я вас до дома довезу.

– Нет, езжай. Мне тут два квартала, дойду.

– Нельзя, Илья Евгеньич, – подключился Женя. – Я сейчас Александра вызову, он вас проводит.

– Цыц, кому сказано. Все свободны.

Виктор, оставив меня разбираться с Женей, тронул машину в направлении ворот. Женя занялся рацией: «Третий, я второй, ответь». Пока третий отвечал, я пошел вслед за машиной. Тут действительно два квартала. Глубокая ночь, кому я нужен?

На выезде из ворот «сааб» остановился, загородив проход. Когда я поравнялся с ним, плавно съехало вниз тонированное стекло задней двери, и я увидел бледное пятно в глубине салона.

– Две тысячи восьмой, июнь, плюс-минус четыре месяца, – сказало пятно трезвым виталиным голосом.

– Илья Евгеньич, дождитесь Санька! – крикнул мне с водительского места Виктор.

Стекло закрылось. Машина сползла на асфальт улицы, свернула направо и, быстро набирая скорость, с удаляющимся шелестом понеслась прочь. Я ошарашенно проводил взглядом красные габаритные фонари и побрел в другую сторону. Последнее, что я услышал в сгустившейся ночной тишине, это женин приглушенный голос: «Третий, не спеши, он уже ушел», и ответный хрип рации: «Понял, второй, тогда по плану.»

Итак, Виталий знает все, и даже больше меня. Он уже снял результат работы спайдера, а я только-только туда направляюсь. Сыграл, мерзавец, очередной спектакль с пьянкой. К чему? Наверное, показывает свою безраздельную власть надо мной. «Смотри, Илюха, я резвлюсь с тобой, как кошка с мышкой. А захочу – придавлю – и нет тебя. Так что не выпендривайся, делай все, как скажу. Может, заплачу отступные, а может, ты мне заплатишь, чтобы я тебя отпустил.»

Москва спала. Пройдя десяток шагов по улице, я по привычке свернул во двор – так короче. Пробираясь по темной подворотне мимо пустых мусорных баков, сообразил, что спешить-то особо некуда. Практически все, что я мог узнать нового сегодня ночью, мне уже сообщило бледное пятно за стеклом «сааба». Следовало бы наоборот, продлить прогулку, подумать о прожитом и о том, как прожить оставшийся десяток лет. Повернул обратно, на свет реклам, но по улице прошуршал автомобиль, и я испугался. Москва конца девяностых – не место для ночных прогулок одиноких хорошо одетых джентльменов. Если идти по улице, любые ублюдки в проезжающем автомобиле заинтересуются моей одинокой личностью. Дворами ненамного безопаснее, тут наверняка ошивается отвязанная молодежь, но хоть есть возможность спрятаться в темноте. По-хорошему, надо бы вернуться и дождаться Санька, а то и переночевать в кабинете. Но теперь уж как-то неудобно. И я двинулся во тьму дворов.

Фонари, как и ожидалось, не горели. Мокрая листва чахлой растительности все еще бомбила асфальт редкими тяжелыми каплями. Ссутулившись, я медленно шел мимо мигающих красными светодиодами автомобильных стойбищ, мимо пустых приподъездных скамеек, мимо ржавых конструкций детских площадок. Был самый тихий час московской ночи. Теснимые со всех сторон темными слепыми стенами людских жилищ, дворы сопровождали меня только шаркающим эхом моих собственных шагов да мягким стуком капель. Лишь однажды где-то высоко, на уровне верхних этажей, испуганно метнулся и стих отголосок пьяной песни – какая-то поздняя компания справляла что-то там свое. Свернув за очередной угол, я перестал слышать и этот звук.

Странно, но переживания последних часов, кажется, остались там, позади, на освещенном галогеном и накрытом перекрестным вниманием телекамер пятачке перед дубовыми дверьми Крыши. Я чувствовал глубокое равнодушие к спектаклю, сыгранному для меня Виталием, и к тому, что будет с Крышей после моего ухода, да и к собственной судьбе тоже. Усмехнулся, вспомнив разглагольствования Виталия о природе прогресса и роли России. С рациональных позиций просто невозможно объяснить желание человека считать свою национальность чем-то особым, отличным в лучшую сторону от других. Причем чем хуже положение, в котором оказалась твоя нация, тем острее твое желание обосновать свое превосходство по рождению. Вот и Виталий избрал для России роль поблагороднее – «интеллектуальный резерв человечества». Остальным раздал всякую мелочевку – ноги, руки, селезенка, мочеиспускательная система. А мы, видите ли, голова.