Гаунт отвернулся от беспокойных карих глаз. Он помнил ранние недели кампании на Бальгауте. Служа под началом Слайдо, он тогда впервые столкнулся с Каулом и его исключительной злобностью и коварством. Гаунту тогда подумалось, что он воплощал все худшие стороны Комиссариата. После одного особенно беспощадного обвинения, когда Каул распорядился запороть человека до смерти за неправильную кокарду на головном уборе, Гаунт воспользовался своим влиянием на военмейстера, чтобы Каула перевели на юго‑западный континент, подальше от главного фронта. Это стало началом заката карьеры Каула – как сейчас внезапно осознал Гаунт, заката, который и привел его к назначению в улей Вервун. Гаунт не мог остановиться. Он повернулся.

– А ведь у тебя был здесь шанс, Пий. Шанс поступить хорошо. У тебя есть воля, которая нужна комиссару, но нет… самоконтроля. Ты был слишком увлечен, наслаждаясь властью и престижем должности старшего имперского комиссара над армиями Вергхаста.

– Не надо, – прошептал Каул. – Не надо читать мне лекции. Не надо обращаться по имени, как будто мы друзья. Ты боишься меня, потому что у меня есть сила, которой тебе недостает. Так же было на Бальгауте, когда ты был комнатной собачонкой Слайдо. Ты решил, что я смогу превзойти тебя, и поэтому воспользовался положением, чтобы меня отправили на периферию.

Гаунт изумленно открыл рот. С мгновение он не мог найти слов.

– Ты так думаешь? Что я добился твоего перевода, чтобы продвинуть собственную карьеру?

– Я это знаю, – Каул медленно поднялся на ноги, вытирая окровавленную щеку.

– На самом деле я почти рад, что для меня все кончено. Я могу отправиться в ад, тешась осознанием того, что ты проиграешь здесь. Улей не выживет на этот раз, не тебе и Штурму его спасти. Кишка тонка.

– Не то что у тебя? – рассмеялся Гаунт.

– Я привел бы этот улей к победе. Это вопрос отваги, железной воли, решимости действовать, когда это неудобно для тебя, но служит большим победам.

– Я очень рад, что у истории не будет шанса опровергнуть твои слова, Каул. Сдавай оружие и снимай погоны.

Каул стоял, не шевелясь, с минуту, а потом швырнул пистолет и погоны на пол. Гаунт смотрел на них мгновение, а затем развернулся и пошел прочь.

– Оцените обстановку наверху, – попросил он Штурма. – Вы говорили, что улей осажден.

– Штурм по всем фронтам. Выглядело паршиво, Гаунт, – Штурм избегал смотреть в глаза танитскому комиссару. – Маршал Кроу приказал полное развертывание всех сил на оборону.

– Сэр?

Гаунт и Штурм оглянулись. Капитан Даур стоял рядом, и его лицо было пугающе бледно. Он протянул инфопланшет.

– Я использовал тюремный кодификатор, чтобы пробиться к Штабу домов. Я подумал, что вы захотите сводок, и…

Его голос сорвался.

Гаунт взял планшет и просмотрел, большим пальцем нажимая руну‑курсор, чтобы проматывать высвечиваемые данные. Он с трудом верил увиденному. Информация устарела уже на полчаса. Щит пал. Мощная осада и обстрел обрушились на улей. Зойканцы были уже внутри Куртины.

Гаунт посмотрел на Гризмунда и его нармян, разминающих затекшие конечности и пьющих воду из одной фляжки. Он пришел сюда ради восстановления справедливости в личном деле, а за его спиной ад объял улей Вервун.

Он уже почти сомневался, что им есть чем заняться там, на поверхности.

Под слаженным командованием майора Роуна и полковника Кордея танитцы и вольпонцы, удерживающие врата Вейвейр, непоколебимо отражали ошеломляюще мощный зойканский натиск под непрекращающимся обстрелом. Наступление зойканской пехоты не знало отливов, так что пустырь за воротами мгновенно оказался на сотни метров окрест завален вражескими трупами. Вдоль укреплений на вершине Террикона стрелки Маколла и Ормоновы терриконовцы с неусыпной бдительностью защищали склоны.

Маколл воксировал Роуну, когда начали истощаться боеприпасы. Оба уже направляли запросы на срочное пополнение в Штаб домов, но линия не отвечала, и ни одному из них не нравился вид огромных пожаров над сердцем улья у них в тылу.

Ларкин, расположившийся в дымоходе вместе с Мак‑Веннером и Домором, лично убил тридцать девять человек. Это был его рекорд, но радоваться не хватало времени. Чем больше он убивал, тем ярче в его скачущих мыслях вспыхивало воспоминание о лице зойканца.

На выжженной позиции у Брагга закончились гранаты для его гранатомета, и он бросил его. Все равно перегревался. Его автоган заклинило после нескольких выстрелов, так что он двинулся по окопу, наклонив могучий торс ниже бруствера, так как лазерный огонь не ослабевал, а потом нашел стаббер на станке, вокруг лежали убитые солдаты расчета.

Уже потянув за латунный спуск могучего оружия, он увидел, как Фейгор пошатнулся и упал рядом. Лаззаряд попал ему в шею.

Лесп, полевой медик в окопе, подполз к Фейгору, бросив застреленного вольпонца, которому уже не нужен был врач.

– Как он? – крикнул Брагг.

Лесп боролся с брыкающимся Фейгором, затягивая влажную повязку вокруг обожженной и оплавленной плоти на его шее и пытаясь продуть дыхательные пути.

– Трахея оплавляется! Фес! Подержи его!

Брагг дал напоследок одну или две очереди, выскочил из стабберного окопа и бросился к Фейгору и худощавому медику. Понадобилась вся его колоссальная мощь, чтобы удерживать Фейгора, пока Лесп работал. Лазвыстрел прижег рану, так что крови практически не было, но жар оплавил гортань и дыхательное горло в хрящевой узел, и Фейгор задыхался.

Его глаза побелели от боли и страха, зубы стучали, рот бормотал беззвучные проклятья.

– Фес! – Лесп с отвращением отшвырнул маленький скальпель с пластиковой рукояткой и вытащил длинный серебряный танитский кинжал. Он вонзил его в горло Фейгору пониже почерневшей массы раны и проделал отверстие в горле, в которое вставил трахеотомическую дренажную трубку.

Фейгор снова смог дышать, шумно, булькая трубкой.

Лесп крикнул что‑то Браггу, но его заглушил снаряд, упавший рядом.

– Что?

– Его надо унести!

Брагг подхватил Фейгора на руки и побежал с этой ношей через окопы.

Танитские части, державшие Вейвейр две ночи назад, вышли со сборного пункта на юг, как только отказал Щит. Корбек повел их всех, включая взвод сержанта Баффелса.

Не имея приказов от Штаба домов, Корбек решил повернуть на запад, в то время как полковник Балвер из Севгрупп пойдет на восток, надеясь подкрепить позиции Вейвейра и Кроу.

В тесных заводских анклавах за некогда величественным Вейвейрским вокзалом отряды Корбека наткнулись на встречный обстрел с запада. Корбек с ужасом понял, что, пока Вейвейр, возможно, еще держится, враг прорвался через поверженные врата Сондара. Он наскоро организовал сопротивление в здании под названием Агрокультурный завод гильдии Гитран и пытался воксировать свою ситуацию Роуну или Кордею.

Кордей в итоге ответил. Корбеку понадобилось некоторое время, чтобы убедить его, что вражеские силы, уже пробившиеся внутрь улья, грозили окружить крепкую Вейвейрскую оборону.

Каждый выбрал по окну, кашляя от пыли, вытряхнутой бомбардировкой из старых досок.

Майло увидел, как лаззаряды пробивают фиброкартонные стены здания, и услышал хрюкающие вздохи огнемета. Неприятель был буквально за стенкой.

Под руководством Баффелса они открыли огонь из окон. Было невозможно разглядеть, куда попадают выстрелы. Филэйн и Токар оба радостно закричали, когда им показалось, что они сбили пару зойканцев.

Рыс, находящийся недалеко от Майло, перестал стрелять и обмяк, словно от усталости.

Майло оглянулся и позвал его, но увидел у того бескровное отверстие от лазерного заряда во лбу.

Упавший снаряд взорвал склад неподалеку и сотряс здание.

В микробусине раздался голос полковника Корбека, спокойный и строгий.

– Ну вот, ребята. Делайте, что должно, или погибайте здесь.

Майло загрузил свежую батарею и присоединился к своему взводу, палящему из окон.

Более трех сотен танитцев все еще находились в резерве в импровизированном лагере на химзаводе, когда пал Щит и началась резня. Сержант Брей, старший офицер, немедленно привел всех в боевую готовность и воксировал Штабу домов за инструкциями.