Эти черты студенческого бунта очаровывают общество и быстро мобилизуют в его поддержку близкие по духу влиятельные социальные слои, прежде всего интеллигенцию и молодежь. В совокупности эти силы способны очень быстро подорвать культурную гегемонию правящего режима в городском обществе, что резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений. Это создает неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта.

Третий урок «революции 68-го» состоит в том, что энергия городского бунта, который не опирается на связный проект (выработанный самими «революционерами» или навязанный им извне), иссякает достаточно быстро. Для властей важно не подпитывать эту энергию неосторожными действиями, перебором в применении «как кнута, так и пряника». Власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.

Опыт майских событий показал, что комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежной оппозиции, если она не выдвигает социального проекта, на базе которого нарастает массовая поддержка. Поняв это, правительство де Голля сосредоточило усилия на том, чтобы отсечь от студентов рабочих – ту втянутую в волнения часть общества, которая имела ясно осознаваемые социальные цели и, вследствие этого, обладала потенциалом для эскалации противостояния (с ней, впрочем, было и гораздо легче вести рациональные переговоры). Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв, не помышляя о смене общественного строя. С ними компромисс был вполне возможен.

Наконец, май 1968 г. показал удивительную способность студенческого протеста к мимикрии (вероятно, это общее свойство интеллигентского мышления, не связанного традиционными догмами и запретами). Формулируя основания для своих действий против государства и общества (в данном случае против буржуазного государства и общества, но это было несущественно уже тогда), революционеры 1968 г. выбирали объекты отрицания ситуативно. Это отрицание не было диалектически связано с позитивными идеалами. Такая особенность сознания открывает неограниченные возможности для манипуляции – если ценностью становится сам протест и отрицание не связано с реальными сущностями, то устраняется сама проблема истинности или ложности твоих установок. Коллектив становится толпой, которую при известной интеллектуальной ловкости можно натравить на любой образ зла.

События 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Вот французский философ Андре Глюксманн. В 1968 г. он был ультралевым вождем того студенческого движения, а в Москве в конце 1999 г. , очарованный перестройкой и последовавшей за нею «демократизацие» мира, заявил, что теперь не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме. Ничего он за эти тридцать лет не узнал нового ни о Вьетнаме, ни о США, ни о напалме. Ситуация другая, в моде ненависть к СССР – и никакого протеста образ войны США против Вьетнама у него в душе не возникает. Проблемы истины для него нет!

В тот момент последнее поколение старых французских коммунистов понимало эту особенность вышедшей на политическую арену интеллигенции и ее молодежной базы, студентов. Их не очаровали лозунги бунтарей из Сорбонны, им было не по пути с Глюксманном. Коммунисты не дали себя вовлечь в разрушительную авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Разница еще была мировоззренческой. Потом она стерлась во Франции, а потом стала исчезать в Москве и Киеве.

Общественный строй, который принято называть социализмом, был установлен в Польше вследствие поражения гитлеровской Германии в 1945 г. Пользуясь присутствием Советской Армии, левые партии взяли власть и стали вводить принципы социалистической экономики и политической системы советского типа.

Историк этого периода Н. Коровицына пишет: «Восточноевропейский путь развития больше соответствовал экономическим и культурным реалиям именно Польши. Общество крестьянского типа являлось своеобразным исходным пунктом трансформационных процессов второй половины прошлого века в нынешних посткоммунистических странах. Крестьянским трудом занимались от 40 до 48% дедов нынешних польских горожан. И в самом конце ХХ в. крестьянское происхождение в этой стране, как в других странах бывшей социалистической системы, оставалось доминирующим для всех социальных групп – от высших госслужащих до неквалифицированных рабочих»[72].

Плановая экономика в Польше быстро показала осязаемые результаты. В 1951—1972 гг. ежегодный рост национального дохода составлял в среднем 7%. Быстро складывалась новая интеллигенция из трудящихся – в Польше начала 1950-х годов свыше 70% всей интеллигенции составляли выходцы из крестьян и рабочих. Но именно эта страна первой осуществила «бегство из социализма». Польский опыт этого «бегства» раскрывает общую логику, модель изменений в восточноевропейских странах, которые привел к «бархатным» революциям.

Главную роль в политической системе играла Польская объединенная рабочая партия. ПОРП возникла в 1948 в результате слияния Польской рабочей партии (образована в 1942 вместо Коммунистической партии Польши, распущенной в 1938 Коминтерном) и Польской социалистической партии. Ее партнерами являлись Демократическая партия и Объединенная крестьянская партия (последняя играла реальную роль в защите интересов польских крестьян, большинство которых не подвергалось коллективизации).

Владислав Гомулка, возглавлявший Польскую рабочую партию до ее объединения с Польской социалистической партией, в 1948 подвергся гонениям за «национальный уклон», председателем ПОРП и премьер-министром в декабре 1948 г. стал Болеслав Берут. После смерти Сталина режим в ПНР стал либеральнее, в прессе в 1955 г. были опубликованы многочисленные статьи с критикой в адрес власти. Ситуация в стране радикализовалась.

«Десталинизация» оказала ошеломляюший эффект на страны Восточной Европы. В ПОРП ситуация усугубилась в связи со смертью ее руководителя Берута и обострением конфликта «в верхах». 15 марта 1956 г. в Польшу прибыла советская делегация во главе с Хрущевым. Хрущеву предстояло участвовать в обсуждении кандидатуры нового первого секретаря ПОРП. Он занял осторожную позицию и заверял участников пленума, что не намерен вмешиваться в кадровые решения ПОРП. На Пленуме был найден временный компромисс, и руководителем партии избран Э. Охаб – сторонник центристской линии.

Было также принято решение ознакомить парторганизации Польши с «секретным докладом» Хрущева на ХХ съезде. Доклад вызвал шок, отдаленные последствия которого оказались даже более тяжелыми, чем первоначальное действие. Реакция на него была очень острой. В ПОРП стали обсуждать вопросы о пересмотре оценки Варшавского восстания, о расстреле польских офицеров в Катыни, о правомерности пребывания советских войск в Польше, о цене польско-советских отношений, о Сталине и сталинистах. Началось брожение в других партиях Польши – в Объединенной крестьянской и в Демократической. Напряженность в стране нарастала.

28 июня 1956 г. в Познани начались беспорядки. Поводом было повышение производственных норм и сокращение зарплаты на 3,5%. Рабочие начали забастовку и прошли маршем к ратуше. Поначалу процессия протекала мирно, но при подходе к центру города к ней присоединилось большое количество молодежи (согласно советским источникам – студентов). Они кричали: «Свободу, хлеб и справедливость! Долой Советский Союз! Долой советскую оккупацию! Свободу кардиналу Вышинскому! Отдайте нам нашу религию!» Они пели патриотические, религиозные и социалистические песни. Одна группа штурмовала здание полиции и захватила оружие, другие захватили радиостанцию и здание суда, открыли тюрьмы. В полдень появились армейские танки, подразделения госбезопасности и полиции. К вечеру восстание было подавлено, погибло 54 человека, 300 было ранено. Вероятно, быстрое подавление восстания предотвратило более тяжелую катастрофу.