С этого дня все изменилось. Гоша окончательно переехал в её комнату. Все его вещи вновь перекочевали в огромный стенной шкаф, заполнив всё свободное прежде пространство. Левая половина кровати отныне была в его безраздельном владении, но каждую ночь он неизменно посягал на её, Катину половину.

То есть, на неё саму. И, боже! Как же ей это нравилось…

Они теперь почти всё время были вместе: ходили по магазинам, гуляли по вечерней Москве, пару раз посидели в маленькой уютной кондитерской, где было чудесное шоколадное мороженое и превосходные эклеры…

На длинные майские выходные, они съездили в Питер, и Игорь, наконец-то, смог познакомится с тестем. Наумов не знал, что повлияло на господина Репнина, возможно, мнение его матери (Гоша почему-то подозревал, что главной в этой маленькой семье была как раз Елена Станиславовна), но принял князь зятя весьма радушно. Если в первые часы знакомства между ними и была какая-то, скованность, то после обеда и совместного распития собственноручно приготовленной Дмитрием Александровичем домашней наливки, она куда-то пропала. А уж когда Гоша два раза подряд проиграл ему в шахматы, князь сиял от радости как начищенный пятак и непременно желал познакомиться с Гошиным папой, про увлечение которого историей узнал от него.

Вечером того же дня, они гуляли по Невскому и набережной Мойки, высыпав у чижика — пыжика увесистый мешочек с монетками…

Вообще, перемену в их отношениях Игорь воспринял на удивление легко, как будто для него это было в порядке вещей.

Естественно.

Привычно.

И правильно.

Целовать её, желая доброго утра, в благодарность за вкусный завтрак, поглаженную рубашку или же просто так, потому что в данный момент ему этого хочется. Придерживать за талию во время похода по магазинам. Просто прикасаться к ней. У него это получалось так естественно и непринужденно, что Катя только диву давалось. Любой, не знавший всю правду о них, посчитал бы их обычной влюбленной супружеской парой.

Однако, если у Гоши всё получалось легко и естественно, то у Катерины всё оказалось сложно и запутано.

Привыкнуть, просыпаясь рано поутру, видеть его умиротворенно во сне лицо было невозможно. Пока невозможно или же совсем — она ещё не поняла.

Тяжело было привыкнуть даже к тому, что он рядом. Рядом не как начальник или вынужденный супруг, но как настоящий муж. Привыкнуть к тому, что теперь она имела право коснуться его улыбающихся во сне губ, откинуть со лба непослушные волосы, погладить морщинку, прорезавшую лоб…

Всё это казалось ей сном…

А каждая ночь — волшебной сказкой.

Вот только утренний свет и начинающийся новый день вновь и вновь, постоянно, неизменно вселяли в неё тревогу.

Как долго всё это продлится?

Когда всё закончится?

Но сейчас ей не хотелось об этом думать. Гораздо приятнее было предвкушать вечер, проведенный вдвоем, пусть даже у телевизора. Закутавшись в плед, забраться с ногами на диван и наслаждаться покоем и теплом мужской руки, уверенно обнимавшей её за плечи. А потом почувствовать его губы на своих губах…

Они сидели в уютном ресторанчике, отмечая свою первую совместную дату — месяц их новой, настоящей супружеской жизни, когда у Игоря зазвонил мобильный.

Обычно, он игнорировал внеплановые звонки, находясь наедине с Катей, но тут сразу же взял трубку.

— Да, Артем Геннадьевич… да… и вам добрый вечер… нет, ничего страшного… — Наумов нахмурился и, извинившись, отошел на небольшое расстояние, но Катя все равно могла слышать разговор мужа с неизвестным собеседником.

…— И что, ничего нельзя сделать, — Гоша хмурился все больше, — да, нет проблем, сейчас приеду…, да…, вам спасибо…, до встречи… — он отключился и на мгновение как — будто о чем-то задумался. Но, потом, кивнув каким-то своим мыслям, быстро подошел к столику.

— Кать, — озабоченно сказал он, — ты прости, что вечер складывается не совсем так, как хотелось бы, но мне сейчас нужно уехать. И я бы очень хотел, чтобы ты поехала со мной.

— Конечно, Игорь, я поеду, — ответила до крайности заинтригованная Катя.

Наумов расплатился, и они покинули гостеприимный ресторан.

Ехать пришлось не слишком долго.

По дороге, они заехали круглосуточный супермаркет, откуда Гоша вышел с целой упаковкой швейцарского молочного шоколада, а затем в цветочный магазинчик, где он купил два симпатичных букетика первоцветов, один из которых отдал жене, а второй бережно положил на заднее сиденье.

Гошин внедорожник затормозил у поста охраны крупного медицинского центра и машину без проблем пропустили в больничный городок — видимо номер авто, здесь хорошо знали.

Припарковавшись на больничной стоянке, Игорь помог ей выбраться из салона.

— Кать, это не займет слишком много времени, — как будто оправдываясь, сказал Гоша, — мне просто нужно кое-кого увидеть.

Они беспрепятственно прошли внутрь клиники, где Гошу, как выяснилось, все хорошо знали, поднялись на четвертый этаж и зашли в третью от двери палату.

Посередине помещения, стояла большая функциональная кровать, возле которой сидела нестарая еще женщина, с изможденным лицом. На кровати, почти потерявшись среди горы подушек, лежала девочка лет восьми. На худеньком личике малышки казалось, жили одни большие карие глаза, в ноздре торчала кислородная трубка, голова повязана платком, а таких синяков под глазами Катя не видела еще никогда в своей жизни.

— Добрый вечер, Игорь Андреевич, — при виде входящего в палату Игоря, женщина встала, — подожду снаружи, пока вы… прощаетесь, — едва слышно прошептала она, едва сдерживая рыдания, и направилась к двери.

— Гоша! — Слабо улыбнулась девочка. — Ты все-таки пришел. Я думала, ты не успеешь.

— Привет солнышко, — ласково ответил Наумов, присаживаясь на стул у кровати и беря девочку за руку, — ну как же я мог не прийти к своей малышке, если она позвала меня. И почему такие мрачные мысли? Вот, лучше познакомься. Это Катя — моя жена. — Гоша поднял безвольную ладонь и вложил её в Катину руку. — Катя, это Алсу. Она очень храбрая и мужественная девочка. Мы с ней большие друзья. Правда, детка?

— Какая красивая, — девочка слабо кивнула, соглашаясь с Гошиными словами. — Так жалко, что мы слишком поздно с ней познакомились и не успеем стать друзьями, как с тобой.

— Ну, зачем ты так говоришь, малыш. Все будет хорошо. — Гоша ободряюще улыбнулся. — Смотри, что мы тебе привезли. — Он положил на грудь девочки букетик. — Твои любимые.

Девочка погладила букет рукой, к которой была прикреплена капельница и обессиленно прикрыла глаза.

Гоша судорожно сглотнул и сгорбился на стуле.

— Наклонись ко мне, — едва слышно прошептала Алсу, — я хочу тебе что-то сказать.

Игорь склонился к ней, и она что-то прошептала ему в ухо. Гоша изумленно моргнул и посмотрел на Катерину.

Чуть-чуть приподнявшись на локтях, Алсу чмокнула Гошу в щеку и откинулась на подушку.

— Катя, — обратилась она к едва сдерживающей слезы девушке, — вы присматривайте тут за ним. Он только делает вид, что плохой. На самом деле, Гоша замечательный! И не разрешайте ему ходить зимой без шарфа. У него горло слабое. Моя мама, даст вам свой телефон. Если он заболеет, позвоните ей. У нас на пасеке, очень хороший гречишный мед. Гоша его очень любит. Хорошо?

Катя слабо кивнула.

— А теперь позовите мою маму. Я устала…

Гоша еще раз поцеловал девочку, и они покинули палату.

В коридоре, когда мама Алсу зашла в палату, Гоша, обессиленно сполз по стенке на пол, да там и остался.

— Она ведь умирает, да? — Катя села рядом с мужем.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

Гоша кивнул, уткнувшись лбом в колени, и Катерина сердцем почувствовала, как ему плохо.

— Алсу боролась пять лет…, — глухо сказал он, — когда она поступила сюда впервые, ей было десять…

— Я думала, Алсу лет восемь, — Катя была потрясена.

— Ей пятнадцать. Второго марта исполнилось. Это все рак… Она уже третья за этот год… Господи, Катька, сколько же можно их терять?! В последнее время, у меня складывается ощущение, что я никому не могу помочь. Все они уходят… — в Гошином голосе явственно слышались слезы.