Джозеф прекрасно знал, что гости очень мало выиграли бы от появления его жены, но все-таки сдержанно заметил, что книгу можно почитать и после праздника. А как хозяйка дома она была обязана проводить Валери в ее апартаменты.

– Нет, дорогой, – возразила Мод. – Я ее сюда не приглашала. И вообще, я не вижу причин, почему мне нельзя читать книгу в Рождество или в какой-либо другой день. Императрица могла сидеть на собственных волосах. Как тебе?

Джозеф понял, что ему никакими силами не удастся оттащить жену от книги, и, ласково похлопав ее по плечу, покинул комнату. Он быстро направился в коридор, чтобы попросить раздраженную прислугу поторопиться с чаем, а потом, взлетев по лестнице, постучался к мисс Дин и спросил, не нужна ли ей какая-нибудь помощь.

Чай подали в гостиной. Мод отложила в сторону «Жизнь императрицы Елизаветы Австрийской» и разлила чай по чашкам. Отдуваясь, она уселась на диван перед сверкавшим серебром сервизом и принялась встречать гостей, с механической улыбкой протягивая свою пухленькую ручку и роняя каждому одну и ту же любезную фразу.

Матильда опустилась рядом и со смехом прочитала заголовок книги.

– В тот раз были воспоминания фрейлины, – заметила она.

Но насмешка разбилась о броню невозмутимости Мод.

– Мне нравятся такие книги.

Когда в комнате появились Натаниэль и Эдгар Моттисфонт, Стивен встал с кресла и нелюбезно пробормотал:

– Вот твое кресло, дядюшка.

Натаниэль ответил тем же тоном:

– Не стоит беспокоиться. Как поживаешь?

– Нормально, – ответил Стивен. Потом выдавил немного вежливее: – Отлично выглядишь.

– Если не считать жуткого радикулита, – вздохнул Натаниэль, недовольный тем, что племянник забыл про его болезнь. – Как раз вчера был приступ.

– Скверно, – вздохнул Стивен.

– Болезни, унаследованные плотью[3], – покачал головой Моттисфонт. – Ничего не поделаешь, старина, – возраст!

– Ерунда! – возразил Джозеф. – Посмотрите на меня! Делайте каждое утро зарядку перед завтраком, как я, и будете чувствовать себя на двадцать лет моложе! Раз – присели, два – встали, три – наклон! И побольше свежего воздуха из окна!

– Перестань, Джозеф, – пробурчал Натаниэль. – Какой еще наклон? Я по утрам даже разогнуться не могу.

Мисс Дин решила внести свой вклад в беседу:

– Мне кажется, все эти физические упражнения – жуткая скука.

– Странное мнение для молодежи, – усмехнулся Натаниэль.

– Нет ничего лучше хорошей порции слабительного перед завтраком, – вставила Мод, протягивая чашку Стивену.

Натаниэль раздраженно покосился на свою невестку и отвернулся, завязав беседу с Моттисфонтом. Матильда издала булькающий смешок.

– Да уж, это решает все проблемы!

Но Мод серьезно посмотрела на нее.

– Слабительное – очень полезная вещь, – заключила она.

Валери Дин, неотразимая в своем костюме из джерси, быстрым взглядом оценила твидовую юбку и пиджак Матильды и решила, что они ей не идут. Это сразу расположило ее к Матильде, и она заговорила с ней, передвинувшись вместе со стулом поближе к дивану. Стивен, изо всех сил старясь быть милым и приветливым, присоединился к беседе своего дядюшки с Моттисфонтом, а удовлетворенный Джозеф, сияя от радости, созерцал всю эту картину. Вид у него был такой довольный, что в глазах Матильды снова запрыгали огоньки, и она предложила ему помочь с бумажными гирляндами.

– Я так рад, что ты приехала, – признался он, когда она тащила шаткую лестницу. – Мне не терпелось устроить вечеринку.

– Ты просто душка, – отозвалась Матильда. – Ради Бога, держи лестницу! Она вот-вот развалится. Зачем тебе понадобилось это семейное сборище?

– Ты будешь смеяться, – покачал головой Джозеф. – Давай зацепим один конец вон за ту картину, а другой протянем к люстре.

– Слушаюсь, Санта-Клаус. Так в чем дело?

– Сначала скажи: ты веришь, что Рождество – время чудес, когда сбываются все мечты?

– Смотря о чем мечтать, – заметила Матильда, воткнув в стену канцелярскую кнопку. – По-моему, этот праздник завершится убийством. Натаниэль не выносит малышку Валери.

– Господи! – воскликнул Джозеф. – Что за чепуха? Она очень милое дитя и за столом будет, как и все, уплетать за обе щеки!

Матильда спустилась с лестницы.

– Боюсь, Натаниэлю не нравятся блондинки.

– Какая разница? Не важно, что он думает о бедняжке Валери. Главное, чтобы они больше не устраивали глупых ссор со Стивеном.

– Я не дотянусь до люстры, если ты не поднимешь лестницу повыше. Почему бы Натаниэлю не ссориться со Стивеном, если ему так нравится?

– Потому что он его любит. И ссоры в семье – всегда плохо. К тому же… – Джозеф замолчал, передвигая лестницу.

– Что?

– К тому же Стивену совсем ни к чему ссориться с Натаниэлем!

– А, вон ты о чем! – оживилась Матильда. – Хочешь сказать, Натаниэль уже принял решение? Стивен – его наследник?

– Будешь много знать – скоро состаришься, – усмехнулся Джозеф, игриво шлепнув ее по колену.

– Да ладно тебе! Хочешь напустить туману?

– Нет, что ты, ничего подобного! Просто подумал, что со стороны Стивена было бы глупо портить отношения с дядей. Что мы повесим под люстрой – бумажный фонарь или ветку омелы?

– Честно говоря, и то и другое выглядит паршиво.

– Ну-ну! Что за словечки! Вы, молодежь, просто не понимаете, что такое Рождество. Для тебя что-нибудь значит этот праздник?

– Будет значить, когда закончится, – ответила Матильда, забираясь на лестницу.

Пола Джерард приехала к семи часам, когда все уже переодевались к ужину. Ее прибытие сопровождалось суетой и шумом, донесшимся до самых дальних спален. Пола не умела появляться незаметно. Не потому, что старалась привлечь к себе внимание, просто у нее была такая натура – размашистая и порывистая, с быстрой сменой чувств на подвижном и живом лице. Матильда не без сарказма замечала, что в ней уже с пеленок жила великая актриса.

Пола была на семь лет моложе Стивена и внешне не имела с ним ничего общего. Она больше напоминала красавиц в духе Берн-Джонса[4] – с густой непокорной шевелюрой, крупным ртом и большими темными глазами, сумрачно глядевшими из-под круто заломленных бровей. В ней бродил какой-то беспокойный дух, проявлявшийся в ее быстрой походке, в переменчивом взгляде, часто вспыхивавшем тайным огоньком, и в страстной линии губ. К тому же Пола обладала приятным голосом, сильным и мягким, как виолончель. Его гибкий и сочный тембр идеально подходил для шекспировских ролей. Он составлял разительный контраст с тусклыми голосами наших дней, хриплыми и крикливыми, с металлическими нотками, которые так нравятся современной молодежи. Кроме того, она отлично умела им пользоваться: уж в чем-чем, а в этом, подумала Матильда, услышав, как Пола поднимается по лестнице, не было никаких сомнений.

Она услышала, как Пола назвала ее имя.

– Где, в голубой гостиной? Ага, иду!

В ожидании ее Матильда присела на банкетку. Через минуту в дверь небрежно постучали, и не успела она ответить «войдите», как Пола ворвалась в комнату – клубок живой энергии, которую не знала, куда потратить.

– Матильда! Дорогая!

– Осторожно, испортишь макияж! – воскликнула та, уклонившись от ее объятий.

Пола расхохоталась:

– Вот дуреха! Я так рада тебя видеть. Кто дома? Стивен? Валери? Ох, эта девчонка! Ты не представляешь, что я чувствую, когда о ней думаю! – Она стукнула себя в грудь, резко сверкнула взглядом и добавила: – Ладно, не важно. Эти братья… Я привезла Уиллоби.

– Что за Уиллоби?

Глаза Полы вспыхнули.

– Наступит день, когда никто не станет задавать такой вопрос!

– Но пока он не наступил, – возразила Матильда, аккуратно подводя брови карандашом, – могу я узнать, кто это?

– Уиллоби Ройдон. Он написал пьесу!

Удивительно, сколько экспрессии было в ее трепещущих руках и возбужденном голосе.