Литмир - Электронная Библиотека

Мне кажется, что в том самом будущем, новое пространство которого постоянно открывается передо мной, все будет гораздо лучше. Так происходит оттого, что я во многом полагаюсь на свои иллюзии и с таким же ощущением плыву сейчас через море по своему будущему, поскольку самые большие дела человека всегда продиктованы самыми большими надеждами.

23 марта.

На море по-прежнему ветер и волнение, однако мы идем, как моторный катер. «Тигрис» змеей извивается на волнах.

Ладья кишит юркими, шустрыми крабиками, расплодившимися, вероятно, среди стеблей берди.

24 марта.

Полное затмение луны. Зрелище совершенно непередаваемое. Волнующее и фантастическое.

«Тигрис» отяжелел от воды, которую впитал в себя за все это время. Даже некоторые из канатов, обвязывающих его, ослабли и висят измочаленные, похожие на мертвую шкуру, обнажая раны на хрупком корпусе из тростника берди, изъеденном там и здесь кислотами, каких много на поверхности загрязненной воды в морях и портах. Древние мореплаватели конечно же пользовались битумом и смолами, обмазывая тростник, и в их моря не изливались многочисленные реки, отравленные прогрессом. Но «Тигрис» еще долго сможет нести нас.

27 марта.

Со вчерашнего дня пройдена 61 миля. Теперь мы находимся в 65 милях от Джибути, и волны бегут именно туда.

В 14.30 (моя вахта) с запада доносится гул, постепенно превращающийся в свист и рев военного двухмоторного реактивного самолета, который с такой зверской мощью обрушивается на нас, что мы инстинктивно втягиваем голову в плечи. Появляются два вертолета и делают вокруг нас круги. Один вертолет относится к французскому флоту, другой — к американскому. У этого на брюхе висят две бомбы. Экипажи вертолетов фотографируют нас, приветствуют и улетают.

С сомалийского побережья до «Тигриса» доносится грохот взрывов. Там Сомали воюет с Эфиопией. По радио сообщают, что Джибути — единственное место, где мы можем встать к причалу. На сомалийском, эфиопском, эритрейском и йеменском побережьях нам причаливать запретили.

Ну что ж, пожалуй, сделаем спагетти да поужинаем в последний раз у Баб-эль-Мандебского пролива, ведущего в Красное море.

Ночью 28 марта вокруг нас сияют огни маяков и кораблей, идущих через пролив в Красное море и обратно. Положение достаточно напряженное, и это волнует нас. Но мы все равно крепко спим, потому что вахтенный не дремлет и движение наше столь медленно, что даже если мы наткнемся на какую-нибудь коралловую банку, то столкновение будет едва заметным.

29 марта.

5.30 утра. На рассвете раздается шум мотора, и к нам подходит мотояхта «Ютта». В 6 часов мы все уже на ее борту. Здесь и Брюс Норман от Би-би-си, приехавший из Лондона снимать фильм. «Ютта» буксирует нас в гавань Джибути. Золотые макрели покидают нашу компанию, и вместо них под корпусом «Тигриса» снуют многочисленные «домашние» рыбки. В порту Джибути стоят у причалов французские и американские военные корабли, выкрашенные в отвратительный цвет, похожий на грязную морскую воду. Все-таки белые корабли гораздо красивее. В Джибути нас встречает масса народу; мы с удовольствием расхаживаем по твердой земле и плещемся в свежей воде, смывая с себя 126-дневную морскую соль. Наслаждаемся свежими фруктами, салатом, мясом и постелью, которая не раскачивается вместе с волнами.

30 марта.

Тур Хейердал собирает нас у бассейна гостиницы «Фиеста». У него чрезвычайно серьезное лицо. Он объявляет о своем решении завершить экспедицию здесь и… сжечь «Тигрис» в знак протеста против войны. У некоторых из нас наворачиваются на глаза слезы. Хейердал зачитывает письмо, которое будет направлено Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций, и просит всех членов экипажа подписать его. Корреспондент Би-би-си берет интервью у каждого из нас по отдельности, чтобы никто не слышал вопросы, заданные другим, и их ответы. Со мной тоже беседуют: «Какое чувство я испытываю теперь, по окончании путешествия?» — «Я счастлив, что участвовал в нем». — «Как мне было на „Тигрисе“?» — «И хорошо и плохо». — «Согласен ли я с письмом Тура в Организацию Объединенных Наций, которое я тоже подписал?» — «Конечно, согласен». — «Как я отношусь к решению сжечь „Тигрис“?» — «Не думаю, чтобы этот огонь очистил мир от войн и зла. Я не исповедую религии Зороастра, чтобы верить в это, и на месте руководителя не стал бы сжигать нашу ладью».

3 апреля.

Мотояхта «Ютта» выводит нас на буксире к коралловым берегам острова Муша, где мы ставим «Тигрис» на якорь. Сверчки, которые пели нам свои песни на протяжении стольких лун, разлетаются. Крабье население, обитавшее в стеблях берди, тоже куда-то исчезло. И кто знает, успела ли соскочить на берег наша мышь — говорят, корабельные мыши заблаговременно предчувствуют опасность. Эйч Пи готовит взрывное устройство с часовым механизмом. Сработает ли оно? Я в этом не разбираюсь и потому не пристаю к нему с вопросами. Он тщательно поливает палубу бензином, после чего мы покидаем на шлюпке «Тигрис» и поднимаемся на остров Муша. Кино- и фотоаппараты наготове. Время — 18 часов 14 минут 55 секунд… Начинаем обратный отсчет: 5… 4… 3… 2… 1… но ничего не случается (может быть, часы не в порядке?). Проходит еще 10 секунд… и высочайшее пламя, вспыхнув над водой, мгновенно охватывает всю нашу ладью от кормы до носа, от мостика до паруса и верхушки мачты. Пиротехника сделала свое дело. Зрелище — необыкновенное, сильное, волнующее, трогательное, грустное, возбуждающее, успокаивающее, веселое. Я, кажется, начинаю понимать народы, питающие религиозную веру в огонь, который уничтожает, чтобы воссоздавать.

Ю. А. Сенкевич. Высшая категория трудности

Этим альпинистским термином (по-итальянски — «Сестоградо») названа серия книг для молодежи, в которых выдающиеся деятели науки, техники, искусства, спорта рассказывают о своей жизни, о тернистых путях к мастерству, к достижениям, оцениваемым столь высокой оценкой. Уже сам факт предложения, сделанного издательством «La Sorgente» Карло Маури, написать книгу о себе говорит об общественной оценке его труда, мастерства, личности.

И действительно, у себя на родине, в Италии, он был необыкновенно популярен. Как спортсмен входил в десятку лучших альпинистов страны, имел лестное для скалолаза прозвище Паук, был первоклассным яхтсменом. Его очерки печатались в журналах под шапкой «Карло Маури в Африке» или «Карло Маури с Северного полюса». Особым успехом пользовались его фильмы, диапозитивы, фотографии, обнаруживая в нем незаурядного мастера.

Написанная Карло Маури книга «Когда риск — это жизнь» имела большой успех, особенно у молодежи, неожиданный даже для самого автора. Не случайно министерство просвещения Италии рекомендовало его в качестве пособия для чтения.

О чем эта книга? Естественно, она о жизни Карло Маури, о формировании его мировоззрения, о становлении его мастерства спортсмена и путешественника. Но буквально во всех главах книги — своего рода этапах жизни Карло — перед нами выступает человек с его чувствами, сомнениями, общественными интересами и личными привязанностями.

И закономерно, что своеобразным эпиграфом к советскому изданию взяты слова самого Карло Маури: «Я пишу отдельные главы моей истории так, словно речь идет не обо мне, а о другом человеке, точнее — о других людях, о многих из тех, в кого я превращался в каждом своем поступке, событии, деле или путешествии… Альпинист в Альпах, шерпа в Гималаях, эскимос в Гренландии, потомок инка в Андах, масаи на Килиманджаро, первобытный человек среди индейцев Амазонии или аборигенов австралийской пустыни…». Даже этот далеко не полный перечень экспедиций, где участвовал Карло, позволяет судить о его симпатиях и убеждениях. Близость к природе, способность естественно располагать к себе вызывают доверие к нему людей, живущих (по словам неприятных Карло цивилизованных «дикарей») «хуже последней твари». Снобизм белых колонизаторов по отношению к диким племенам Карло квалифицирует как «самое настоящее невежество». Такой вывод подсказывает ему органичное чувство единства, братства детей Земли.

52
{"b":"217874","o":1}