В отношении антарктических восхождений можно сказать, что мы разделили обязанности. Я и Олльер штурмовали и взяли несколько вершин в районе Бумеранг-Рейнджа. Пиусси же вместе с геологом Мандзони штурмовали шесть девственных вершин неподалеку от Сухих долин. Таким образом, итальянская экспедиция завоевала десять вершин, одной из которых Международный Антарктический комитет (в него входят 12 стран, чьи станции работают на континенте) присвоил по просьбе нашей экспедиции имя Итальянского Альпийского клуба. Это первое итальянское название на антарктической карте.
Я позволю себе привести здесь несколько записей из отчета Иньяцио Пиусси. «18–19 декабря.
Восхождение на вершину, которую мне хотелось бы назвать „Италия“. С эстетической точки зрения, это самая красивая вершина из всех виденных мною здесь, в Антарктиде. Она почти вся образована из желтых пород (чрезвычайно прочный кварцевый песчаник); однако в последней ее трети и на вершине просматриваются два выхода жгуче-черной породы (долериты вулканического происхождения). Своей формой гора напоминает Червино даль Брюиль. Две башни по бокам и одна средняя, намного более высокая, разделены двумя почти вертикальными расщелинами. Преодолев залегающие внизу моренные отложения, поднимаюсь по небольшому леднику на юго-западное плечо. Следуя по плечу, штурмую склон преимущественно по камню с очень трудными участками и достигаю вершины правой башни. Легко спускаюсь к седловине и оттуда извилистым путем добираюсь до вершины, площадь которой ненамного превышает квадратный метр. Обратно спускаюсь тем же путем с максимальными предосторожностями и всего двумя падениями».
«20 декабря.
Решаем перенести восхождения на дневное время (до сих пор подъемы на вершины и прочие вылазки совершались в ночные часы), чтобы было больше солнца и меньше холода, если погода останется хорошей, а также чтобы избежать утреннего ветра. Местные ураганы повторяются с промежутком в 24 часа. Выходим на штурм новой вершины, возвышающейся над долиной Райта. По небольшому леднику поднимаемся вплоть до седловины водораздела между долинами Райта и Тэйлора (с высоты 1500 метров второго лагеря до высоты почти 2000 метров); пересекаем ложе ледника, врезанное в желто-красный песчаник столь совершенной формы, что он напоминает гигантский римский амфитеатр, и поднимаемся по вытянутому хребту, сложенному из долеритовых жил. Как обычно, оставляем на вершине записку со своими именами, датой восхождения и каменного человечка. Погода по-прежнему великолепная; возвращение проходит нормально. Теперь, в канун рождества, мы немного страдаем вдали от своей земли и, двигаясь в обратную сторону, обсуждаем возможные перспективы успеха, который ожидает нас по возвращении на родину. В палатке создается вполне домашняя атмосфера. Всем сейчас удобно и приятно. Идет разговор о доме, о политике, о многих других вещах. Но едва выходишь из палатки наружу, как антарктический пейзаж подавляет тебя, становится страшно. Чтобы объяснить, насколько этот полный опасностей ландшафт давит на психику двух затерявшихся во льдах путешественников и сколь ограничена возможность противостоять неожиданным испытаниям, скажу, что в какой-то момент я и Мандзони решаем подвести кое-какие итоги и составить завещание».
Беру в руки свой собственный дневник и вспоминаю четыре альпинистские вылазки, которые мы совершили вместе с Олльером.
«21 декабря.
Вчера утром мы вышли из лагеря (Алессио, Петер, Барри, я) и достигли, волоча за собой сани, начала хребта горы Аллигэйтор. Отсюда, пока геологи приступали к своим изысканиям, мы с Алессио пошли на штурм горы. Это отвесная стена из коричневой базальтовой породы, покрытая кое-где снегом. Пока мы поднимались, гордясь и радуясь, что понемногу преодолеваем все более сложные технически препятствия, погода неожиданно изменилась. Задул ледяной „блиццард“, подняв вокруг вихревую пургу, несмотря на то, что небо было совершенно ясным.
Восхождение продолжалось шесть часов. Наконец мы своими руками дотронулись до вершины. Может быть, сделать привал и передохнуть? На наших лицах смерзался пот, угрожая покрыть кожу ледяной маской. Мы сфотографировали привезенные с собой из Италии флажки, символически увенчивающие наши альпинистские достижения, и немедленно приступили к спуску по противоположному хребту, в то время как „блиццард“ терзал нас не переставая. Остановки для того, чтобы снять или надеть кошки, оказались донельзя мучительными, поскольку невозможно было оставаться более нескольких секунд на таком холоде без толстых теплых перчаток».
«23 декабря.
Время — 6.30 пополудни. Надеваем кошки и быстро выходим, вооруженные ледорубами, крючьями и веревками. Каждый из нас хранит в рюкзаке как зеницу ока термос, наполненный горячим молоком с медом. Приблизившись к цели по хрустящему льду с опасными трещинами, штурмуем крутую снежную стену, ведущую на вершину. „Блиццард“ по-прежнему несет поземку, которая вихрем крутится вокруг тебя, Держим наготове ледорубы, чтобы не сорваться; чувствуем себя отважными и неустрашимыми. Вот они, фантастические эпизоды, о которых мы всегда мечтали… А может быть, мы просто спятили? Если вы ответите на этот вопрос утвердительно, я вряд ли стану возражать. Шесть часов спустя ступаем на вершину. Девственная, пока безымянная вершина имеет высоту всего 2500 метров. Но, уверяю вас она стоит хорошего гималайского восьмитысячника. Спускаемся обратно по хребту. Наибольшие технические сложности позади, однако придется выдержать еще несколько трудных часов, прежде чем мы заберемся в свои пуховые спальники под прикрытием палаток».
«26 декабря.
Проведя спокойную ночь, выходим на первый штурм горы Варем, самой высокой в этом районе. Она похожа на собор. На ее северном склоне несколько стен из базальтовых скал; на юге гора почти совсем покрыта льдом. Гора Варем служит своеобразной плотиной огромному леднику, который в конце концов изливается по обе стороны от нее. Технических трудностей здесь оказалось немного, зато мы испытали самую низкую в своей жизни температуру — ниже минус 40 градусов»,
«31 декабря,
Выходим в четыре утра и пять часое спустя ставим лагерь у подножия горы Портал с вершиной высотой 2500 метров — так окрестил ее сэр Эдмунд Хиллари во время своей трансантарктической экспедиции. И действительно, непосредственно возле этой горы он обнаружил открытый путь, который позволил ему достичь полюса с помощью гусеничных средств. Несколько часов отдыхаем, после чего приступаем к штурму. Добираемся до северного хребта и, пройдя несколько террас, сложенных из окаменевшего морского песка, берем вершину — четвертую вершину Антарктиды из тех, на которых первым взвился итальянский флаг».
Амазония. Автострада через доисторические времена
«В день, когда будет срублено последнее дерево и залита асфальтом последняя былинка, мы осиротеем»,
Двенадцать тысяч асфальтовых километров сопровождают человека на всем его пути через самое сердце амазонской сельвы, за тысячи лет так и не претерпевшей никаких изменений. Это последняя граница, павшая под натиском цивилизации гигантский первобытный исчезающий мир.
Я провел четыре месяца вместе со строителями автострады, вместе с людьми, возлагающими на нее большие надежды, и с теми, в кого она вселяет страх. Я проделал тысячи километров по воздуху, чтобы вступить в контакт с племенем, люди которого воспротивились проникновению в сельву белого человека. Воспротивились до такой степени, что убили журналиста и одного специалиста.
Дорога свяжет, по сути дела, Атлантический океан с Тихим. План колонизации предусматривает строительство еще трех тысяч километров асфальтированных дорог. Когда этот проект будет осуществлен, придется, видимо, исправить учебники географии, в которых сегодня мы читаем: «Практически ничто не изменилось в этом бескрайнем регионе мира с тех пор, как в 1541 году Франсиско де Орельяна впервые проделал путь по реке Амазонке.»
«Трансамазонская дорога — самое крупное шоссе мира», — говорит Паулс. Этот пожилой человек, уже дед, летит со мной в самолете из Белена в Альтамиру. Он направляется из Ресифи на Трансамазонскую дорогу строить кирпичную фабрику. Прежде он искал счастья в Рио и Сан-Паулу, кое-как сводя концы с концами. Теперь, в свои 55 лет он, как и прочие, стремится в сельву. Пауло всем рассказывает, что едет на Трансамазонскую дорогу, и спрашивает у всех, как там живется, есть ли питьевая вода, привозят ли говядину, правда ли, что там можно подхватить малярию. Он взволнован, напуган, безостановочно говорит и просит говорить других, чтобы заглушить свое одиночество. Остальные пассажиры, летящие вместе со мной, являются сотрудниками НИКАРа (Национального института колонизации и аграрной реформы). Они точно так же без умолку разговаривают, отгоняя одиночество. «Трансамазонская дорога — самое большое шоссе мира, — говорят они, — через десять лет Бразилия превратится в самую могущественную страну на земле». — «В Амазонии есть работа и деньги для всех». Так говорят мои спутники, а самолет плывет над огромной, словно океан, сельвой, такой густой и плотной, что она похожа на однообразный мшистый ковер. На самом же деле это миллионы гигантских деревьев, охраняющих кусок мира, оставшийся точно таким же, как во времена Адама и Евы. Эти люди, своего рода пионеры, произносят свои тирады с завидным восторгом, столь необходимым для поддержания их надежд.
