В качестве живцовых снастей можно использовать знакомые нам зимние жерлицы или поставушки. Зачастую предпочтение отдается первым ввиду их универсальности. Скажем, жерличник, проводящий на водоеме несколько суток, в светлое время ловит щуку, а с наступлением темноты опускает живца на дно в тех же лунках, жестко фиксирует запас лески и заряжает флажок. Если посчастливится, то, придя утром, он с радостью увидит два-три вскинутых флажка, означа-щих, что два-три налима уже сидят на крючках, дожидаясь горькой своей участи. Но встречаются отдельные места, где щука и налим жируют в различных, хотя и неподалеку расположенных районах. Тогда нет смысла переставлять жерлицы, проще в облюбованном месте раскидать поставушки, устанавливая прочное мотовильце поперек лунки и не забыв все это замести пушистым снегом.
Как я уже говорил, специально ловлей налимов занимаются очень немногие рыболовы. Особенно резко сократилось число любителей ночного уженья и блесненья налимов после введенного в конце 70-х годов повсеместного запрета на ночную ловлю рыбы.
Пользуясь случаем, позволю себе навести частичную критику на законодательные органы Мосрыбвода. Не слишком ли много, дорогие товарищи, стало возникать у нас разного рода запретов и ограничений? Ограничивают количество применяемых крючков, снастей, запрещают ловлю рыбы в излюбленных местах и в определенный период суток. Не лучше ли для обеспечения сохранности рыб навести самый жесткий контроль за расположенными вблизи водоемов предприятиями и совхозными фермами, следя за тем, чтобы те не сбрасывали, минуя очистные сооружения, ядовитые отходы в живую воду? Не проще ли ввести запрет рыболовецким бригадам бассейна Волги, например, чтобы те не перегораживали ставными сетями путь нерестующей рыбе, как это случается на Рыбинке или на Угличском водохранилище? Вот и было б у нас с вами куда больше рыбы и на какие миллионы народных рублей. А то ведь дело дошло до парадоксов. Например, на Истринском водохранилище, изобилующем тугорослым подлещиком — фанерой, вылов этой, по существу, ставшей сорной, рыбы не ограничен. Дескать, лови сколько угодно. Но стоп! Оказывается, крючков- то можно использовать только шесть. Ежели учесть, что на донную снасть, применяемую в большинстве случаев именно для ловли подлещика, ставят по два крючка, то арифметика очень просто выводит общее количество донных удилищ: 6:23 (удилища). Хороший лещатник и в период жора управится с пятью-шестью лесками, а уж с тремя — и разговаривать нечего. Значит, получается так: с одной стороны — лови сколько выловишь, а с другой — но только на шесть крючков! Какая мудрая голова сочиняла эти правила?
Помнится, вскоре после опубликования запрета на ночную ловлю мне попалась на глаза заметка в одной из центральных газет, автор которой (не помцю, кем он назвался по профессии, но по духу явно не рыболов, да и писал скорее всего по чьей-то указке) хныкал насчет ночных бдений на льду. Дескать, чего рыбаки ищут в этом? Романтики? Нет, они сидят всю ночь напролет в своих закоптелых палатках, отказываясь от сладкого сна в постели, только лишь затем, чтобы побольше нахапать рыбы.
Но мне хочется спросить, а знает ли он, что такое звездная мартовская ночь посреди водоема, когда сидишь, предавшись своим легким и спокойным мыслям, в небольшой прозрачной полиэтиленовой палатке, освещенной изнутри чуть дрожащим золотистым язычком толстой стеариновой свечи? Отдыхает душа и тело. Вокруг тишина, чуть стылый воздух да маленькое пространство льда, ограниченное твоим шатром, из которого время от времени выбираешься наружу, чтобы вдохнуть глубоко некрепкого морозца, и не спеша, разминая затекшие спину и плечи, пройтись до соседнего колпака приятеля. Выманив его на воздух, побалакаешь о том о сем, попьешь с ним из термоса горячего чайку, неторопливо покуришь и опять восвояси — ждать терпеливо первой лещевой поклевки. А когда она ночью будет, да и будет ли вообще — неизвестно. Многие мои друзья по увлечению, знакомые с ночной ловлей рыбы зимой, прочитав эти строки, наверняка представят себе сейчас удивительные по своей романтичности давние далекие поездки на Волгу.
Что же касается фантастических уловов ночью, то это, я вам скажу, в большинстве своем — мечтания, мистика. Да, по теории, крупная рыба выходит из своих дневных убежищ на кормежку, когда на льду стихает шум от множества снующих взад-вперед рыболовов. Вот поэтомуто, придерживаясь устаревшей логики, и сидели наиболее горячие натуры по ночам возле своих лунок. Однако очень редкие из них могли наутро похвалиться даже несколькими полновесными лаптями. Но все же тогда зачем вновь и вновь ехали они из теплых углов в снежную темноту? — спросит неискушенный читатель. Да потому, что рыбаки ли, охотники ли — все они в основной массе своей романтики и мечтатели, любители тишины и природы. Вот потому-то и толкает их на ночной лед неподдающийся описанию заманчивый зов надежды.
И наконец, чтобы не утомлять читателей и не возбуждать против себя немилость со стороны определенных должностных лиц, последнее по этому поводу.
Отчасти запрет на ночную ловлю рыбы зимой — со льда, а летом — с лодок был введен из соображений обеспечения режима максимальной безопасности на водах. В свое время среди рыбаков ходила даже такая побасенка. Пришли утром на лед рыбаки, смотрят — стоит посреди белого поля брезентовая палатка. Ну, подошли полюбопытствовать, как клев. "Эй, командир, есть чего?" Молчок. "Спишь, что ли?" Снова тишина. Заглядывают в палатку, а внутри ее полынья уже корочкой льда подернулась. Выходит, значит так: сидел в палатке, примус, наверное, жег, сам надышал тепла, лед-то под ним и растаял.
Подобных небылиц можно привести множество. Разумеется, бывали несчастные случаи среди палаточников: один — выживший из ума — лезет на ночную тропу первого или самого что ни на есть последнего льда, другой — догадается для освещения лунок зажечь в палатке какую-нибудь химию и, надышавшись ею, падает замертво, третий — полночи прикладывается к рюмке, а потом, повалясь в снег, засыпает, и уж наутро будит его не коллега по увлечению, а черт на том свете. Может быть, среди тех, кто читает сейчас эти строки, найдутся рыбаки, присутствовавшие декабрьской ночью 1977 года на льду Тишковского залива Пестовского водохранилища при возгорании брезентовой палатки одного чудака, догадавшегося разжигать бензиновый примус внутри шатра. Хорошо еще, что сам успел выскочить. Ну, а палатка, вспыхнув огромным ярким пламенем, в считанные секунды сгорела дотла.
Безусловно, никто этого не оспаривает, что соблюдение правил и норм техники безопасности где бы то ни было является первейшим условием доживания человека до глубокой старости. Но нельзя же при малейшем подозрении или даже в случае прямого нарушения отдельными лицами указанных норм вводить полный запрет на тот или иной вид человеческой деятельности. Варвары по отношению к своему здоровью и благополучию всегда были, есть и будут существовать, невзирая ни на какие запреты, однако из-за них будут ущемляться интересы нормальных людей.
У волгарей существует поговорка: Волга зимой до тех пор не встанет, пока пятнадцать человек не утопятся. А что если запретить Волге-матушке становиться на зиму, как тогда? Утопятся или не утопятся те пятнадцать? Обязательно, отвечу я, непременно. В пруду ли, в канаве ли, в болоте, но обязательно, ибо они сами себе того желают.
Послушайте, а может, еще дальше пойдем, может, запретим людям рождаться? Ведь уже при рождении ребенок подвергает себя доли риска быть удавленным корявыми руками неумелой акушерки. Да и вся последующая жизнь — сплошной риск. Риск попасть под машину, риск свернуть себе шею, неосторожно оступившись на крутой лестнице, риск быть убитым молнией или упавшей с крыши сосулькой. Кругом один риск. Так как вы считаете, уважаемые законодатели, не пора запретить? Над этим стоит подумать.
Да, ну и занесло меня в дебри! Пора выбираться. Не то и впрямь вместо рыболовных записок фельетон выйдет на социальную тему. Однако возвращаюсь к нашему доброму знакомому.
