«Нелегко было слушать о себе вещи далеко не лестные, — рассказывает Валерий Золотухин. — «Предал друга...» Когда предал? Когда Гамлета взялся играть!.. Ну, эта старая история тоже описана в дневниках».
В них Валерий Сергеевич подробно рассказывает, как сам собирался играть эту роль. Как переживал из-за того, что Высоцкий пообещал уйти из театра, куда глаза глядят, если Гамлетом станет Валерий...
С высоты времени и прожитых лет ситуация вокруг спектакля кажется актеру таковой: «И тогда, и сейчас я смотрю на нее с юмором. На Гамлета я был назначен приказом. Слава Богу, что этот приказ сохранился. Я же не самозванец. И потом был ведь определенный сговор с Любимовым, потому что Володю в то время надо было приструнить дисциплинарно. Когда актер чувствует второго, он становится более ответственным. Я на самом деле работал над Гамлетом. И работа не пропала зря, потому что в конце концов я записал передачу на телевидении — четыре монолога Гамлета, и мои тщеславные мечты были в какой-то мере удовлетворены... Володя был большим ребенком: «Если сыграешь, я уйду в другой театр — самый плохой...» Ха-ха...»
А вот какой видится ситуация вокруг «Гамлета» Валерию Золотухину спустя сорок лет, летом 2011 года: «Меня поразило, как однажды Высоцкий сказал Любимову:
— Дайте сыграть Гамлета.
— Володя, ты охуел, что ли? А вдруг не сыграешь? — не сдержался я.
— Как это я — да не сыграю? — ответил он.
Но для меня все равно самым страшным оставалось попросить роль, а потом «ляпнуться»...
В документальном фильме Эльдара Рязанова, уже после Володиной смерти, я откровенно рассказал, как Любимов в воспитательных целях (Высоцкий часто уезжал за границу к жене) решил ввести меня на главную для Высоцкого роль Гамлета. Кстати, принцем Датским видела меня и Целиковская. Володя, узнав о моих репетициях, сказал:
— Если ты выйдешь на сцену, я в день твоей премьеры уйду в самый плохой московский театр.
Я ответил:
— Зачем идти в плохой? Иди в хороший.
Мой монолОт, как водится, порезали при монтаже. Получалось: я — предатель! Фанаты Высоцкого — страшные люди — завалили меня письмами с угрозами облить серной кислотой, сжечь квартиру вместе с моими «щенятами» — детьми, вкладывали в конверты неиспользованные презервативы. Я реально боялся нападения, купил нож, носил в кармане баллончик со слезоточивым газом. Люся тогда сказала: «Если б Володя об этом узнал, сошел бы с ума».
Под «документальным фильмом Эльдара Рязанова» Золотухин имеет в виду программу «Четыре вечера с Владимиром Высоцким», снятую в 1987 году и показанную по ТВ в январе 1988-го, в дни празднования 50-летия поэта.
Позднее, в интервью, актер так вспоминал о случае с рязановской программой:
— Валерий Сергеевич, ну а как же в понятие «бережной дружбы» вписывается известный эпизод с «Гамлетом», когда вы пробовались в спектакле на главную роль, которую уже играл, причем очень хорошо, ваш друг Высоцкий?
— История с моими пробами на роль Гамлета, которого играл Высоцкий, была раздута и довольно предвзято преподнесена Эльдаром Рязановым в его документальном фильме «Четыре вечера с Владимиром Высоцким»... Тогда я сам приехал к режиссеру, поделился, рассказал ему о том предложении Юрия Любимова, а Рязанов разрезал мой монолог, дав его кусками, и перемонтировал, вставив ряд комментариев разных людей.
В результате родилась легенда о моем «предательстве». На самом деле, это всего лишь киномонтаж! Поэтому оправдываться я не хочу. Я устал за столько лет объяснять, как все было... Вы, журналисты, лучше прочих знаете, как можно исказить и преподнести любой материал. Писатель Виктор Астафьев сказал, когда посмотрел этот фильм: «Золотухин здесь единственный честный человек, но и того обокрали!».
Однако дело-то было сделано... 200 миллионов зрителей от меня отвернулись! Я стал получать оскорбительные, хамские письма, иногда полные угроз: мне, мол, выжгут глаза, меня зарежут, моих детей уничтожат...
В общем, началось самое настоящее кликушество, которое сейчас, к счастью, поутихло. А тогда, после Володиной смерти, невозможно было говорить о его каких-то, к примеру, слабых стихах. Даже у Пушкина можно было назвать менее удачные и ценные строки, а вот у Высоцкого — нет! Не моги сказать против него ничего дурного — растерзают! Такое идолопоклонничество было...
«Если ты сыграешь Гамлета — мы больше не друзья!», — заявил Высоцкий Золотухину, поставив, тем самым, вопрос ребром, как у Шекспира: «Быть или не быть?» Но вот в чем вопрос: Валерию тоже хотелось почувствовать себя Принцем Датским!
«Это была очень дорогая для Володи работа, — объясняет ситуацию Валерий Сергеевич. — И, конечно, он ревниво отнесся к нашему невольно возникшему соперничеству. Но Высоцкий много выступал с концертами, гастролировал, поэтому часто отсутствовал на репетициях, ставил под угрозу срыва спектакли. Вот Любимов и принял такое решение: ввести меня в спектакль. Как он сам говорил, это была больше воспитательная по отношению к Высоцкому мера».
Но как бы там ни было...
...Премьера спектакля «Гамлет» состоялась на сцене Театра на Таганке 29 ноября 1971 года. В главной роли блеснул Владимир Высоцкий. Постановка имела оглушительный успех — спектакль ошеломил всех — и зрителей, и критиков!..
А Валерий Золотухин так и не сыграл своего Гамлета, будучи участником труппы Театра на Таганке, хотя возможность — была: «На гастролях в Польше (в мае 1980 года. — А.П.), когда Высоцкий заболел, Любимов предложил мне через два дня, без репетиций, сыграть эту сложнейшую роль. Это было бы творческим самоубийством — и я отказался...»
Так неужели «Гамлет» рассорил верных друзей? Ведь по свидетельствам очевидцев, с начала 70-х годов Золотухин с Высоцким, по сути, становятся чужими друг для друга людьми, их пути — расходятся, и они только изредка обмениваются фразами и лишь иногда — здороваются...
Действительно, по свидетельствам очевидцев, после злополучного, с точки зрения Золотухина, «Гамлета» отношения друзей совсем разладились... Нет, конечно, какие-то — остались: общение, участие в спектаклях, съемках, но до конца дней Владимира Семеновича отношения эти уже были не столь теплыми и доверительными, как в первые годы их знакомства...
Теперь Валерию Сергеевичу уже — ничего не поправить, и остается только вспоминать...
Как-то корреспондент одной из московских газет задала ему такой вопрос: «Чем дальше идет время, тем больше хочется знать деталей и подробностей того времени, о людях... Хочу спросить вас о Владимире Высоцком: действительно ли он был настолько небольшого роста, что в фильме «Интервенция» ему подставляли маленький табурет? Во всяком случае, так рассказывают артисты, которые также снимались в этой картине».
Золотухину ничего не оставалось, как подтверждать байки, распространяемые Полокой, Аросевой и другими, причастными к картине «Интервенция», о Высоцком, как о «гражданине с табуреткой»: «Володя не был такого маленького роста, может, он такой же, как я, или чуть-чуть ниже. Он был прекрасно сложен. У него была жена Людмила Абрамова, а у меня — Нина Шацкая, обе женщины высокие. И когда мы шли куда-то по улице, Володя говорил мне: «Пусть впереди идут». Он стеснялся. Но когда он стал Высоцким и женился на Марине Влади, у него этого комплекса ни в коем разе не было».
О том же — в другом издании: «Высоцкий не просил взять в театр свою жену киноактрису Людмилу Абрамову. Она была выше его ростом, как и моя Нинка, но мне это было «по барабану». А Володя комплексовал, если мы куда-то направлялись вместе, старался не ходить рядом, просил: «Блядь, давай отстанем, а то эти бабы выше нас».
Только при Марине Влади, когда Высоцкий стал тем, кем мы его знаем, невысокий рост перестал его беспокоить».
Или — вот случай, припомненный Валерием Золотухиным. Случай, надо сказать, — весьма поучительный и во многом показательный. В нем — весь поэт: «Владимир Высоцкий однажды спросил меня: «У вас на Алтае 16 центнеров с гектара, вы же в лучшем случае на круг собираете по 12. А план выполняете. Откуда хлеб берете?» Я остолбенел: «Какое тебе дело, думаю, до нашего хлеба, и откуда ты знаешь?» — «Из «Правды». Он, оказывается, читал «Правду», где восемь страниц этих цифр. Отчет! А Володя ее читал с карандашом в руках. И у него не сходилось. Считал, потому что у него болело, страдало, стыдно сказать у меня — человека оттуда — не болело, или так по тем временам. А у него болело, и на разрыв!
