— Когда ты один и под открытым небом, ночи длятся дольше. В голову приходят странные мысли. Я видел огни в других домах, иногда слышал музыку — кто-то врубал старые рок-н-роллы на полной громкости, кто-то играл на флейте. Я начал думать про других людей, которые живут там, — про таких разных людей. Даже если они просто готовят ужин: кто-то делает сыну его любимое блюдо, чтобы он забыл про неприятности в школе, какая-нибудь пара устраивает торжество — они, возможно, узнали, что ждут ребенка… Каждый из них думал о чем-то своем. У каждого свой любимый человек. Чем дальше, тем сильнее я понимал: такая жизнь тоже прекрасна. — Конор еще раз глубоко вздохнул и положил руки на стол ладонями вниз. — Это все. Я не завидовал. Просто чувствовал… это.

— Но жизнь Спейнов перестала быть прекрасной, — отозвался Ричи из угла. — После того как Пэта уволили.

— У них все было супер.

В голосе Конора зазвенела сталь — он сразу встал на защиту Пэта, и у меня в голове снова зарикошетили неприятные мысли. Ричи оттолкнулся от стены и присел на краешке стола, слишком близко от Конора.

— В прошлый раз ты сказал, что это дало ему по голове. Что ты имел в виду?

— Ничего. Я знаю Пэта. Знаю, что ему бы не понравилось сидеть без работы, вот и все.

— Бедняга был сам не свой, понятно? Поэтому не думай, что выдаешь какой-то секрет. Ну, что ты видел? Он вел себя странно? Плакал? Ругался с Дженни?

— Нет. — Короткая, напряженная пауза: Конор прикидывал, что можно рассказать нам. Руки он снова сложил на груди. — В первое время все было хорошо. Через несколько месяцев — летом — он начал поздно ложиться и поздно вставать. Иногда не брился, ходил по дому в пижаме.

— Похоже на депрессию.

— Он был расстроен. И что? В чем его можно обвинить?

— И ты все-таки не восстановил с ними связь, так? — спросил Ричи. — Когда у тебя дела шли плохо, тебе были нужны Пэт и Дженни. Ты не задумывался о том, что они тоже нуждаются в тебе?

— Да, задумывался, — ответил Конор. — Очень часто. Думал, что могу им помочь — выпить с Пэтом по кружечке, посмеяться или посидеть с детьми, дать ему с Дженни побыть вдвоем…. Но я не смог. Это все равно что сказать: «Ха-ха, я же говорил, что у вас ничего не выйдет». От этого стало бы только хуже.

— Х-хосподи, да куда уж хуже-то?

— Намного хуже. Ну перестал он бегать по утрам, подумаешь. Это не значит, что он разваливался на куски.

Эта резкость, этот оправдывающийся тон никуда не исчезли.

— Ты не мог радоваться тому, что Пэт никуда не выходил. Если он дома, значит, никакого тебе чая с бутербродами. В последние пару месяцев ты по-прежнему бывал у них дома?

Конор резко обернулся ко мне, словно я его спас:

— Бывал, но реже — может, раз в неделю, если они, например, ехали забирать Эмму из школы, а потом отправлялись за покупками. Пэт не боялся выходить на улицу — просто хотел быть дома и следить, не появится ли та норка или кто там. Никаких фобий у него не было.

Я почувствовал, как замер Ричи. Конор не мог знать про зверя.

— А ты хоть раз видел это животное? — спросил я непринужденно, пока тот ничего не сообразил.

— Я же говорю — я редко бывал в доме.

— Ну разумеется. Я сейчас не про последние месяцы, а вообще. Ты видел животное? Слышал его?

Конор насторожился, хотя и не мог понять, в чем дело.

— Пару раз слышал шорохи. Подумал, что на чердак забралась мышь или птица.

— А по ночам, когда это животное должно охотиться, трахаться, или чем уж оно там занимается? Ты хоть раз видел там норку в свой бинокль? Выдру? Или хотя бы крысу?

— Да, там есть разная живность — по ночам бегают животные, и большие в том числе. Но кто это — понятия не имею. Никого не видел. Там темно.

— И это тебя не беспокоило? Ты в глуши, вокруг полно дикого зверья, которое ты не видишь и от которого нечем защититься?

Конор пожал плечами:

— Животные меня не пугают.

— Храбрец, — похвалил его я.

Ричи растерянно потер лоб — сбитый с толку новичок, пытающийся прояснить ситуацию.

— Секундочку. Я что-то упустил. Откуда ты знаешь, что Пэт подстерегал это животное?

Конор на секунду открыл рот и тут же его захлопнул, лихорадочно соображая.

— В чем дело? — сурово спросил я. — Вопрос не сложный. Может, у тебя есть причины на него не отвечать?

— Нет. Просто не помню, как я про это узнал.

Мы с Ричи посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Прекрасно, — сказал я. — Клянусь Богом, сколько я тут проработал, но эта шутка не надоедает. — Конор стиснул зубы — ему не понравилось, что над ним смеются. — Извини, парень. Пойми, мы тут до ужаса часто сталкиваемся с амнезией — иногда мне даже кажется, будто правительство что-то в воду подмешивает. Может, сделаешь еще одну попытку?

Его мозг по-прежнему работал на повышенных оборотах.

— Да ладно тебе, — сказал Ричи, все еще ухмыляясь. — Что тут такого?

— Однажды вечером Пэт и Дженни говорили об этом на кухне. Я стоял у окна и все слышал.

На улице не горят фонари, в саду никакого освещения — после наступления темноты он мог хоть целый вечер проводить у них под окнами. Спейны жили на морском берегу, среди строительного мусора, за много миль от тех, кому они небезразличны, — похоже, их совсем не беспокоило, что кто-то может вторгнуться в их личную жизнь. Однако на самом деле ее у них не было: по дому бродил Конор, следил за тем, как они пьют вино и обнимаются по вечерам; Гоганы жадно впитывали в себя все их разговоры и размолвки. Стены их дома с таким же успехом могли быть сделаны из бумажных салфеток.

— Любопытно, — заметил я. — И как тебе показался их разговор?

— Вы о чем?

— Кто что сказал? Они были обеспокоены, расстроены? Может, спорили? Кричали друг на друга?

Конор побелел — к такому вопросу он был не готов.

— Я слышал не все. Пэт сказал что-то вроде «капкан не помог». И, кажется, Дженни сказала, что нужно попробовать другую приманку. А Пэт ответил, что он бы знал, что именно выбрать, если бы хоть раз увидел зверя. Никто из них не был расстроен, ничего подобного — может, они немного беспокоились, как и любой на их месте. Они не ссорились, это точно.

— Ясно. И когда состоялся разговор?

— Не помню — скорее всего летом, но, может, и позже.

— Любопытные вещи ты рассказываешь. — Я отъехал на стуле от стола. — Погоди немного, приятель: мы сейчас выйдем, чтобы поговорить о тебе. Допрос прерван; детективы Кеннеди и Курран выходят из комнаты.

— Стойте, — сказал Конор. — А как Дженни? Она… — Закончить фразу он не смог.

— А… — Я забросил пиджак на плечо. — Я этого ждал. Конор, сынок, ты молодец: очень долго терпел, прежде чем спросить. Я думал, что ты будешь умолять нас уже через минуту. Я тебя недооценил.

— Я ответил на все ваши вопросы.

— Ну да, более или менее. Молодчина. — Я вопросительно взглянул на Ричи; тот пожал плечами и соскользнул со стола. — Ну ладно, почему бы и нет. Дженни жива. Ее жизни ничто не угрожает. Еще пара дней, и ее выпишут.

Я ожидал увидеть облегчение или страх, или даже гнев, но он только быстро выдохнул и кивнул.

— Она рассказала нам кое-что интересное.

— Что именно?

— Да ладно, приятель. Ты прекрасно знаешь, что о таких вещах мы не болтаем. Но скажем так: подумай, прежде чем врать нам, — чтобы твои слова не опровергла Дженни Спейн. Подумай об этом, пока нас не будет. Как следует подумай.

Придерживая дверь для Ричи, я в последний раз взглянул на Конора: он смотрел в пустоту и, как я ему и велел, напряженно думал.

— Слышал? — спросил я Ричи, когда мы вышли в коридор. — Там где-то спрятан мотив. Слава богу, он все-таки есть — и я его найду, даже если придется выбивать его силой.

Мое сердце бешено колотилось. Я хотел обнять Ричи, врезать по двери, так чтобы Конор подпрыгнул на стуле. Ричи водил ногтем взад-вперед по облезающей зеленой краске на стене.

— Ты так думаешь? — спросил он, не сводя глаз с двери.