— А, ты заметил. Возможно, это что-то значит. С другой стороны, я же говорю, все лгут. Однако разобраться нужно. К Дженни мы еще вернемся. — Засунуть блокнот в карман пальто получилось только с третьего раза. Я отвернулся от Ричи, чтобы он ничего не заметил.
Он навис надо мной, прищуриваясь:
— У вас все нормально?
— Ага, а что?
— Вид у вас немного… — Он помахал рукой. — Там было тяжело, и я подумал — вдруг…
— Я могу выдержать все то же, что и ты. Сегодня обычный рабочий день — ты сам это поймешь, когда наберешься опыта. И даже если бы там был настоящий ад, я бы все равно справился. Ты что, забыл наш разговор про самоконтроль?
Он попятился, и я вдруг понял, что говорю чуть более резким тоном, чем хотелось бы.
— Я просто спросил.
Через секунду я понял: это правда. Он просто спросил — не искал слабых мест, не хотел посчитаться со мной за то, что произошло на вскрытии, а просто заботился о своем напарнике.
— И я благодарен тебе за это. Извини, что сорвался. Ты-то как? Все нормально?
— У меня все супер, да. — Ричи сжал кулак и сморщился — там, куда вонзились ногти Дженни, остались лиловые следы. Затем оглянулся. — Ее мать… Мы… Когда она сможет войти в палату?
Я двинулся по коридору к лестнице.
— Когда угодно, но только вместе с сопровождающим. Я позвоню полицейскому.
— А Фиона?
— То же самое: никаких проблем, если только она не против, что кто-то составит ей компанию. Может, они смогут немного встряхнуть Дженни, вытащить из нее что-нибудь.
Ричи молча шел за мной, но я уже начал понимать, что означает его молчание.
— По-твоему, мне нужно думать о том, как они должны помочь Дженни, а не нам. И, по-твоему, их нужно было пустить к ней еще вчера.
— Ей сейчас адски тяжело. А ведь они — ее семья.
Я помчался по лестнице.
— Именно, сынок. О-фи-ги-тель-но точно подмечено. Они — ее семья, и, следовательно, мы ни черта не знаем об их отношениях — по крайней мере, на данный момент. Я понятия не имею, как изменятся показания Дженни после пары часов, проведенных с мамой и сестренкой, и выяснять не собираюсь. Может, мамаша обожает давить на чувство вины; допустим, из-за нее Дженни еще больше устыдится того, что в ее дом кто-то проник, и в разговорах с нами не станет упоминать о том, что взломщик побывал в доме еще несколько раз. Может, Фиона предупредит ее о том, что нас интересует Пэт, и Дженни вообще не станет с нами общаться. Не забывай: пусть Фиона и не главный подозреваемый, она по-прежнему в списке — до тех пор пока мы не поймем, почему наш парень выбрал именно Спейнов. Кроме того, если бы Дженни умерла, Фионе досталось бы все их имущество. Мне плевать, что жертве нужно кому-то поплакаться. Я не допущу, чтобы наследница поговорила с ней раньше меня.
У основания лестницы Ричи посторонился, пропуская медсестру с тележкой, нагруженной свернутыми пластиковыми трубками и сверкающими металлическими штуками.
— Наверное, вы правы, — сказал он, глядя ей вслед.
— По-твоему, я циничный ублюдок?
Он пожал плечами:
— Об этом не мне судить.
— Может, я действительно такой — все зависит от того, что за смысл ты в это вкладываешь. Для меня циничный ублюдок — тот, кто посмотрит Дженни Спейн прямо в глаза и скажет: «Извините, мэм, но мы не сможем поймать человека, который зарезал вашу семью, потому что я слишком старался всем понравиться. Ну, счастливо». Затем ублюдок вернется домой, как следует поужинает и крепко заснет. На такое я не способен — и чтобы предотвратить подобную ситуацию, готов немного побыть бессердечным гадом. — Входные двери распахнулись, и на нас накатила волна холодного сырого воздуха. Я изо всех сил втянул его в легкие.
— Давайте поговорим с полицейским, пока мама не проснулась, — сказал Ричи.
В тяжелом сером свете он выглядел ужасно — красные глаза, осунувшееся лицо: если бы не более-менее приличная одежда, охрана приняла бы его за торчка. Парнишка обессилел. Сейчас почти три; наша ночная смена начнется через пять часов.
— Давай звони ему, — сказал я Ричи и по выражению его лица понял, что выгляжу так же скверно. В каждом глотке воздуха по-прежнему чувствовался привкус крови и дезинфицирующего средства, словно больничный запах проник в мои поры. Я едва не пожалел о том, что не курю. — А потом мы сможем отсюда вырваться. Пора по домам.
9
Я высадил Ричи у его жилища — бежевого дома ленточной застройки в Крамлине. Облупившаяся краска свидетельствовала о том, что жилье сдается внаем, а велосипеды, прикованные к ограде, — о том, что Ричи делит его с парой друзей.
— Поспи немного, — сказал я. — Напоминаю: никакого бухла. Ночью мы должны быть в форме. Увидимся у конторы без четверти семь.
Вставляя ключ в замок, он опустил голову так низко, словно у него уже не было сил ее держать.
Дина мне не позвонила. Я попытался убедить себя в том, что это хороший знак — может, она спокойно читает, смотрит телевизор или спит, однако знал: она не станет звонить, даже если будет лезть на стену. Когда Дина хорошо себя чувствует, то отвечает на СМС, а порой и на звонки, но в остальное время она не доверяет мобильнику настолько, что даже не хочет к нему прикасаться. Чем ближе я подъезжал к дому, тем более плотной и взрывоопасной казалась мне тишина, она превратилась в едкий туман, через который я с трудом пробрался к дверям.
Дина сидела скрестив ноги на полу в гостиной, а вокруг валялись книги, словно ураган покидал их с полок. Взглянув мне прямо в глаза, она вырвала страницу из «Моби Дика» и бросила ее в кучу перед собой. Затем швырнула книгу в стену и потянулась за следующей.
— Какого хрена?! — Уронив на пол чемоданчик, я вырвал книгу у нее из рук; она попыталась меня лягнуть, но я отскочил. — Дина, какого черта?
— Ты! Долбаный мерзкий ублюдок, ты меня запер! Что я должна была делать — сидеть здесь паинькой словно собака? Я не твоя собственность, ты не можешь меня заставить!
Она нырнула за другой книгой, но я упал на колени и схватил ее за руки.
— Дина. Послушай меня. Послушай. Я не мог оставить тебе ключи, у меня нет запасного комплекта.
Дина пронзительного захохотала, обнажив зубы.
— Ага-ага, точно, нету. Мистер Аккуратист, да у тебя книги выставлены в алфавитном порядке — а запасных ключей нет? Знаешь, что я собиралась сделать? Поджечь их. — Она яростно кивнула в сторону кучи вырванных страниц. — Тогда бы меня кто-нибудь выпустил… пожарная сигнализация хорошо орет, громко, твоим соседям яппи это бы совсем не понравилось… ах, зайчики… какой шум, в жилом-то районе…
Она бы так и сделала. От одной мысли об этом меня затошнило — и я ослабил хватку; Дина метнулась вбок, туда, где книги, и почти вырвалась. Я еще крепче сжал ее руки и припечатал к стене; она попыталась плюнуть в меня, но ей было нечем.
— Дина. Дина, посмотри на меня.
Она извивалась, пинала меня ногами и яростно мычала, не разжимая зубов, но я держался до тех пор, пока она не замерла и не встретилась со мной взглядом. Глаза у нее были голубые и дикие, словно у сиамской кошки.
— Послушай меня, — сказал я. — Мне нужно было на работу. Я подумал, что успею вернуться до того, как ты проснешься. Поэтому и взял ключи с собой. Вот и все, понимаешь?
Дина обдумала мои слова — и постепенно ее руки расслабились.
— Еще раз так сделаешь, — холодно сказала она, — я позвоню в полицию и скажу, что ты держишь меня взаперти и каждый день насилуешь по-всякому. Посмотрим, что тогда будет с твоей работой, детектив.
— Боже мой, Дина.
— Я это сделаю.
— Знаю.
— Ой, только не надо на меня так смотреть. Если ты запираешь меня, словно я зверь или псих, значит, сам виноват, что мне пришлось искать выход. Не я виновата, а ты.
Ссора прекратилась. Дина стряхнула мои руки словно мошек и принялась расчесывать свои волосы кончиками пальцев.
— Ладно, — сказал я. Сердце бешено колотилось. — Ладно. Извини.