«Этим» оказалось пять мониторов видеонянь, покрытых черным порошком для обнаружения отпечатков. Мониторы в прозрачных пакетиках для вещдоков были аккуратно выложены на кухонный стол.

— Пятый я нашел вон там, в углу, под кучей детских книжек, — триумфально заявил Ларри. — Его лордство желает видеокамеры, его лордство их получает. Хорошие, кстати. Я не эксперт по детскому оборудованию, но, по-моему, это хай-энд. Они увеличивают изображение, днем дают цветную картинку, в темноте — черно-белую с автоматическим включением инфракрасного режима, а по утрам небось готовят яйца всмятку… — Весело щелкая языком, Ларри провел пальцами по кухонному столу вдоль ряда мониторов, выбрал один и нажал на кнопку питания через пластиковый пакет. — Угадай, что это. Ну же, угадай.

Загорелся черно-белый экран: в одном углу — сгрудившиеся серые цилиндры и прямоугольники по краям, плавающие белые частицы пыли, бесформенное темное пятно в центре.

— Клякса? — спросил я.

— Я сам тоже так подумал, но тут Деклан — вон он, Деклан, поздоровайся с добрыми дядями… Деклан заметил, что этот шкаф чуть-чуть приоткрыт, и заглянул внутрь. Угадай, что он нашел?

Эффектным жестом Ларри распахнул дверь шкафа:

— Сюрприз.

На секунду показалось кольцо красных огней, но затем оно потускнело и исчезло. Камера была прикреплена к обратной стороне дверцы — похоже, с помощью целого рулона клейкой ленты. Коробки с хлопьями и банки с горошком на полках сдвинуты вбок. За ними кто-то пробил в стене дыру размером с тарелку.

— Что за черт? — спросил я.

— Не гони лошадей, сначала посмотри сюда.

Еще один монитор. Те же смутные, монохромные тени — косые балки, банки с краской и что-то механическое с шипами.

— Чердак?

— Он самый. А эта штука на полу — капкан. Для ловли животных. И это тебе не старая добрая мышеловка. Я не специалист по дикой природе, но, похоже, такой вещицей пуму можно поймать.

— Наживка в ней есть? — спросил Ричи.

— А он мне нравится, — сказал мне Ларри. — Смышленый парнишка, зрит в корень. Далеко пойдет. Нет, детектив Курран, к сожалению, никакой наживки — и поэтому неясно, что они хотели поймать. Под свесом крыши есть дыра, и в нее кто-то мог пролезть — нет, Снайпер, не волнуйся, человек там не пройдет; может, лиса, которая следит за фигурой, там и протиснется, но только не зверь, для которого нужен медвежий капкан. Мы поискали отпечатки лап и экскременты: там разве что пауки какают, а больше никто. Если в доме и жили вредители, то очень осторожные.

— Отпечатки есть? — спросил я.

— О Боже мой, отпечатков сотни. Отпечатки на всех камерах, и на капкане, и на том сооружении у входа на чердак. Однако юный Джерри утверждает — правда, не для протокола, — что на очень первый взгляд они все принадлежат твоей жертве — этой жертве, конечно, а не детишкам. То же самое с отпечатками на чердаке — взрослый мужчина, размер обуви такой же, как у этого мальчика.

— А дыры в стенах — вокруг них что-нибудь есть?

— Опять же горы отпечатков. Ты, похоже, не шутил, говоря, что нам придется поработать. Судя по размерам, многие из них принадлежат детям — они лазили везде. Прочие, тоже по словам Джерри, оставлены твоим погибшим, но это нужно подтвердить в лаборатории. Навскидку я бы предположил, что жертвы сами пробили дыры и к прошлой ночи это отношения не имеет.

— Ларри, посмотри на дом. Я человек аккуратный, но моя конура не была в таком отличном состоянии с тех самых пор, как я туда въехал. Люди не просто наводили уют — они даже бутылочки с шампунем ставили в ряд. Зачем тратить столько сил, держать дом в идеальном порядке — чтобы пробивать дыры в стенах? И если отверстия действительно нужны, почему их не заделать или хотя бы не прикрыть?

— Люди — психи, — сказал Ларри. Он уже терял интерес: ему любопытно, что произошло, а не почему. — Все — психи, и ты это знаешь. Я вот о чем: если дыры пробил кто-то чужой, то либо с тех пор стены почистили, либо он работал в перчатках.

— Вокруг отверстий что-нибудь есть — кровь, следы наркотиков?

Ларри покачал головой:

— Крови нет ни в отверстиях, ни вокруг — кроме тех случаев, когда на них попали вот эти брызги. Следовых количеств наркотиков не нашли, но если думаешь, что мы можем их упустить, я вызову собаку.

— Повремени пока с этим — разве что попадется нечто интересное. А тут, в крови, есть отпечатки, которые могут принадлежать нашим жертвам?

— Ты видел, что тут творится? Сколько, по-твоему, мы здесь? Про отпечатки спроси через неделю. Сам видишь: кровавых отпечатков тут хватит на духовой оркестр графа Дракулы, — но, думаю, в основном их оставили неуклюжие лапищи «мундиров» и врачей «скорой». То же с отпечатками ладоней — их полно, но есть ли среди них интересные, можно только гадать.

Тут он был в своей стихии: Ларри обожает сложные случаи и любит поворчать.

— Ларри, если кто-то и может их найти, то только ты. Мобильников, принадлежавших жертвам, не видно?

— Твое слово — закон. Ее телефон был на туалетном столике, его — на столе в прихожей; мы прихватили и стационарный — просто так, для смеха, и компьютер.

— Чудесно, отправьте его в отдел преступлений, связанных с компьютерами. А ключи?

— Полный набор в ее сумочке, на столе в прихожей — два ключа от входной двери, ключ от черного хода, ключ от машины. Еще один комплект в кармане его пальто. Комплект ключей от дома в ящике стола в прихожей. Ручку «Голден-Бей ризорт» пока не нашли, но если что — мы тебе сообщим.

— Спасибо, Ларри. С твоего разрешения, мы сейчас полазим на втором этаже.

— А я-то боялся, что это будет очередное скучное дело о передозе, — радостно бросил Ларри нам вслед. — Спасибо, Снайпер. С меня причитается.

Спальня Спейнов блестела теплым, уютным золотым цветом: задернутые занавески защищают от истекающих слюной соседей и журналистов с телевиками, однако парни Ларри, закончив с выключателями, оставили свет гореть — для нас. В воздухе стоял не поддающийся описанию аромат уютной, обжитой комнаты — легкая, еле ощутимая нотка шампуня, лосьона после бритья, средства для ухода за кожей.

В одной стене встроенный гардероб, а по углам — два комода кремового цвета с округлыми очертаниями и такой отделкой, словно кто-то прошелся по ним наждачкой, чтобы они выглядели старинными. На комоде Дженни три фотографии в рамках. На двух — пухлые краснощекие младенцы; в центре — снимок со свадьбы, сделанный на лестнице какого-то дорогого загородного отеля. На Патрике смокинг и розовый галстук, в петлице — роза; Дженни в облегающем платье с длинным шлейфом, растянувшимся по ступенькам, в руках букет розовых роз. Много темного дерева, через богато украшенное окно на лестничной площадке пробиваются узкие клинки солнечного света. Дженни красивая — по крайней мере была: среднего роста, изящная, длинные волосы распрямлены и уложены в какую-то замысловатую конструкцию на макушке. Патрик тогда выглядел лучше — широкая грудь, живот плоский; одной рукой обнимает Дженни, и оба улыбаются до ушей.

— Начнем с комодов, — сказал я и направился к тому, который стоял со стороны Дженни. Если кто-то из этой пары и хранил секреты, то она. Мир стал бы другим — значительно сложнее для нас и значительно проще для мужей, пребывающих в блаженном неведении, — если бы женщины выбрасывали вещи.

В верхнем ящике лежала в основном косметика, а также коробочка с таблетками — понедельничной таблетки нет, Дженни шла по графику — и, кроме того, синяя бархатная шкатулка для драгоценностей. Дженни обожала украшения: в шкатулке были и дешевые побрякушки, и несколько симпатичных вещиц, которые показались мне довольно дорогими — моя бывшая жена любила камушки, так что в каратах я разбираюсь. Кольцо с изумрудом, о котором упоминала Фиона, на месте, в черной потертой коробочке, — ждало, когда Эмма подрастет.

— Смотри, — сказал я.

Ричи оторвал взгляд от ящика с нижним бельем Патрика. Он действовал быстро и аккуратно — встряхивал каждую пару трусов, а затем бросал в кучу на пол.