— Нет, не жрецы… — попытался перебить я, но Брумгум не слушал.
— …Только нет у нас сейчас жрецов. Запретил их король. И чудеса, о которых ты говоришь, тоже запретил…
Он продолжал говорить еще что-то, объясняя, почему именно запретили жрецов и чудеса, но я уже понял основную мысль.
— Нет здесь магов. — Я встал и, похлопав гнома по плечу, подошел к капитану. — Говорит, что у них тут и жрецов, и всякую магию запретили.
— Ну вот, а ты говоришь — бабу прогнать… — Седой раздосадованно хлопнул себя по бедру. — Местные нам тут не помощники.
— А эта, которая триста лет тут не была, — Ламил упрямо кивнул в сторону Нарив, — помощница? Куда она нас приведет? И кого еще пришибет ненароком, дура психованная?
— Гном же сказал, что какие-то монастыри уцелели! — Я позволил себе вмешаться и перебить десятника, за что заслужил очень недовольный взгляд с его стороны. — И Нарив говорила, что маги посещали ее монастырь. Так в монастыре и надо искать!
— Вот! — поднял палец Седой. — А кто нас к монастырю приведет, если местные уже, наверное, и забыли, где они находились?
— А она, за триста лет, не забыла?
— Я так понял, — капитан поднял голову и посмотрел прямо в глаза Ламилу, — что для нее эти триста лет прошли, как для тебя — ночь. Пока она пойдет с нами. Если появится другой проводник — хорошо. Нет — будем довольствоваться тем, что есть.
Капитан ясно дал понять, что всякие обсуждения на этом закончены. Отвернувшись от недовольно сопевшего десятника, Седой посмотрел на испуганно косившегося в сторону Нарив гнома, потом на саму женщину, так и продолжавшую сидеть неподвижно.
— Спроси у гнома, что там дальше по ущелью.
Я не сразу понял, что вопрос обращен ко мне, — мои мысли вертелись вокруг произошедшего инцидента. Нарив ведь обычно так рассудительна, никогда не теряла головы… Хотя а как бы я себя чувствовал на ее месте? Скажи мне кто, что последнему из моих воспоминаний, которое вроде бы относится к совсем недавнему, не более недели назад, времени, исполнилось несколько сот лет… Да еще и весь мир перевернулся с ног на голову… Вот ты, Алин, как бы себя чувствовал, узнав, что из всеми уважаемого человека, можно сказать — героя, рисковавшего жизнью в бою с общим врагом, в один момент, даже сам того не подозревая, превратился в изгоя, которого чуть ли не ненавидят все твои соплеменники?..
— Алин, ты оглох? — Окрик капитана хлестнул, словно плеть.
Встряхнувшись, я принялся расспрашивать гнома о том, что ждет нас впереди.
— Как полдня пойдете прямо по этой расщелине, — ответил Брумгум, — то выйдете на перекресток с широким каньоном. Там, если налево свернуть, выйдете к Малому входу Карбума. Это город, где я живу. А если в каньон сворачивать не будете, то еще через день выйдете в долину Чаши, где, по левому склону, Большой вход Карбума…
— А сквозь горы как пройти? На ту сторону?
— В Гиблые места? — Брумгум посмотрел на меня как на сумасшедшего. Видно, что он очень хочет сказать по поводу нашей цели что-то нелицеприятное, но, снова взглянув на Нарив, просто покачал головой. — Туда никто не ходит. Это вам до Харума, нашего самого северного поселения, надо, а куда дальше — я не знаю.
— Седой, смотри, какую птицу поймали! — окликнул кто-то сзади, и все внимание окружающих переместилось на что-то, пока мне не видимое. — Да расступитесь же вы, ослы…
Толпящиеся вокруг солдаты зашевелились, будто высокие стебли травы, через которую кто-то пробирается, и вскоре перед капитаном остановились трое — два дюжих наемника и зажатый между ними незнакомый мне субъект, левую сторону которого украшает стремительно наливающийся краской синяк. Уж этот — точно человек, а не гном или еще кто-то. Стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу и бросая по сторонам быстрые взгляды. Одет в длинную, ниже колен, кольчугу, из коротких рукавов которой, поразительно контрастируя с богатым доспехом, торчит какое-то серое, не первой свежести, тряпье. Ни оружия, ни шлема у пленника не оказалось.
— Мы там, позади, в заслоне стояли, — принялся объяснять тот из наемников, который постарше, — а тут Гарит шевеление какое-то заметил. Доложили десятнику, так тот и говорит, мол, изловите птичку, только аккуратно — чтоб перышки не помяли. Ну, мы за камнями скрытно обошли, а они, голубчики, там сидят и в носу ковыряют. Этого вот сразу по голове отоварили… Правда, пока с ним канителились — другой убег.
Седой лишь кивнул в ответ на рассказ наемника и тут же обратился к пленному. О Брумгуме все как-то разом позабыли.
— Ты кто такой? — Капитан осекся, увидев, что пленник не понял ни слова. — Алин, чтоб тебя…
— Ты кто? — поспешно, не дожидаясь продолжения со стороны Седого, спросил я.
— Я? Это… — Пленник оторвался от увлекательнейшего занятия — подошвой странного мохнатого сапога, судя по всему сделанного из козьей шкуры, он размазывал тонким слоем по плоскому камню, на котором стоял, ненароком раздавленного слизняка. — Карола я… Звать меня так, в смысле…
— Эк вы его приложили… — прищурился Ламил, слушая, как пленник что-то мямлит заплетающимся языком. — Или он от рождения такой?
Седой лишь отмахнулся, не отрывая сурового взгляда от Каролы:
— И зачем ты за нами следил?
Карола непонимающе смотрит на капитана, но, когда я перевожу вопрос, взгляд его проясняется, и он кивает так, словно кто-то ухватил его за волосы на затылке и трясет теперь голову, пытаясь ее оторвать.
— Ямал нас за вами отправил! — радостно зачастил Карола. — Вы как прошли мимо нашего поста, так Ямал отправил одного с докладом в Карбум, а нам и говорит: идите и посмотрите, куда они направились.
— Сколько от вашего поста до Карбума идти? — после небольшой паузы спросил Ламил.
— Хрона три. А ежели бегом, то и за меньше управятся.
— Что еще за «хрона»? — Седой сплюнул под ноги и выжидающе уставился на меня.
Я лишь пожал плечами.
— От рассвета до заката — двадцать хронов, — раздался вдруг голос Нарив, о которой в этом вихре событий все успели забыть. Похоже, она уже полностью пришла в себя. А если нет, то очень умело это скрывает. Только некоторая бледность абсолютно бесстрастного лица напоминает о том взрыве эмоций, который совсем недавно чуть не закончился печально для несчастного гнома. — С того момента, как нас не пропустила та застава, прошло чуть более четырех хронов.
— Значит, три… пусть два с половиной этих самых хрона… — принялся подсчитывать Ламил.
— Это выходит, один хрон — около полутора звонов, — вклинился Баин.
Десятник, которого Баин сбил со счета, злобно зыркнул, но, подумав, кивнул:
— Ну да… Почти четыре звона уже как о нас знают в том городе. — Он снова взялся за подсчеты, а все остальные, включая капитана и даже Каролу, притихли, стараясь не мешать. — Еще через полтора звона Ямал получит указания, а тот второй, который был вот с этим и убежал, доберется до своих… Если бегом и ноги себе на камнях не переломает, то где-то через четыре звона.
— Значит, через четыре звона на той заставе будут знать, куда мы направились, — подхватил мысль Седой. — К концу второй дневной стражи об этом станет известно в городе, и еще через три с половиной звона Ямал снова получит указания. За тыл, где-то до половины первой ночной стражи, можно не беспокоиться. Алин, спроси, сколько сюда от города идти.
— До города отсюда, если поскорее, как дойти можно? — перевел я.
— До Карбума? — Карола шмыгнул носом и попытался потереть распухшую щеку о плечо. — Это по расщелине до каньона…
Он повторил то, что нам уже рассказал Брумгум о пути к Малому входу в Карбум. С той лишь разницей, что гном в своем рассказе как-то обошел тот момент, сколько идти от Малого входа до этой расщелины по каньону. Из сказанного же Каролой выходило, что этот путь занимает всего лишь около трех звонов.
— Значит, в каньоне нас уже будут ждать, — подытожил Ламил.
— Возможно, — кивнул капитан. — Ну, чего сгрудились здесь? Быстро разошлись по десяткам! Через пять мгновений выступаем!
