— А у нас только Дарену посвящены все храмы и монастыри, — сказал я. — Остальных богов тоже чтят, но отдельных храмов для них нет.

— Вот и тот маг так говорил, — кивнула Нарив. — Вот, вспомнила! Он, когда беседовал с настоятелем, упоминал какую-то Радонианскую империю. То-то я думала, откуда это название мне так знакомо…

— Продолжай! — оживился я. — Что еще он говорил?

— Я уже и не помню точно… — снова задумалась Нарив.

— А когда хоть это было? — настаивал я.

— Лет восемь тому. Это если…

— Если — что?

— Понимаешь… — У женщины был такой вид, словно она хотела сказать что-то не особо приятное, но никак не могла сообразить, как бы сделать это помягче. — Ты ведь говоришь, что там, наверху, руины? Так?

Я нетерпеливо кивнул.

— А когда я в последний раз видела это место, — продолжила Нарив, — здесь был огромный город…

— А когда ты в последний раз видела этот город? — насторожился я, предчувствуя, что надо готовиться к новому удару судьбы.

— Не знаю! — Нарив опустила глаза. — Наша армия штурмовала стены этого города. Я тогда командовала сотней… Что?

По-моему, я даже начал икать. Она? Эта молодая красивая женщина, пусть она трижды жрица Роаса, командовала сотней? Значит, по чину она, можно сказать, равна самому Седому?

— Ни… ничего… — Голос мгновенно охрип. — Продолжай.

— Последнее, что я помню, — Нарив постаралась не обращать внимания на выражение моего лица, — это то, как мы взяли северную стену и спустились вниз. На улицы… А потом…

Она тряхнула головой, повела плечами, вызвав стон у Молина, продолжающего исподтишка пялиться на ее ноги, и быстро закончила:

— Потом нас окружили эти мерзкие эльфы, моя сотня вся полегла, а я… я держалась. Пока силы не закончились. После этого — ничего не помню.

— Понятно. — Я почесал затылок, обдумывая ее последние слова, и вдруг замер. — Погоди! Ты хочешь сказать… Сколько же времени прошло, если последнее, что ты помнишь, — это большой населенный город, а теперь на его месте древние развалины? И ты все это время была просто золотой фигуркой…

— Какой фигуркой? — удивилась Нарив.

Я рассказал о том, как сбылась мечта Молина: он нашел груду золота. Рассказал о фигурках, выполненных из золота с величайшей точностью. О том, как Молин подарил мне фигурку, изображавшую ее — Нарив. Как фигурки стали оживать… Нарив покосилась на колодец, у которого Седой выставил-таки охрану, чтобы ни у кого больше не возникло мысли достать из него хоть что-то.

— Не помню, — сказала она. — Помню, как отрубила голову одному эльфу, а потом — темнота… Когда открыла глаза, увидела вас вокруг и то, как вы сражаетесь с тем эльфом.

— В общем, — вздохнул я, — ты могла, получается, пролежать в том колодце не один десяток, если не сотню, лет. Так?

— Так, — согласилась Нарив. — Но мы не узнаем, сколько я здесь провела, пока не выберемся отсюда и не найдем людей.

— И где мы их будем искать?

— На севере, — ответила она. — За горами.

Вскоре меня позвал Ламил, и я, оставив Нарив на попечение Молина и Баина, направился с ним к Седому. Когда я пересказал ему все то, что рассказала моя новая знакомая, он, кажется, остался доволен. По крайней мере, никаких замечаний, ругательств и прочих признаков неодобрения не последовало.

— На север так на север, — сказал капитан, когда я закончил. — Только еще надо из-под земли выбраться.

Все опасения насчет того, что из-под земли нам выбраться не удастся, оказались напрасными. Второй тоннель, выходивший из зала, оказался прямым, как стрела. Ни единого изгиба, ни одного разветвления. Единственным неудобством оказалось то, что идти пришлось по пояс в воде, а до самого тоннеля следовало доплыть с островка, на котором мы располагались. Но это все по сравнению с недавними событиями казалось такими мелочами… Быстро переплыв подземное озеро, мы выстроились в тоннеле в колонну по трое и, оставив позади пусть слабый, но свет, шагнули в темноту.

— Нарив… — шепнул я идущей рядом женщине.

— Заткнись! — Злобное шипение, раздавшееся в ответ, вогнало меня в ступор так, что я на миг остановился, и сзади кто-то на меня налетел. — Ты, салага, прислушивайся лучше к окружающему!

Эти слова были последними, которые я от нее услышал до того момента, когда мы снова вышли на поверхность. Это произошло через пару звонов после того, как мы покинули зал с островком. Вокруг царит кромешная тьма… Обычные звуки, многократно усиленные эхом и воображением, превращаются во что-то совсем странное… Хорошо хоть, уровень воды понижается. Сначала она доходила до груди, но вскоре опустилась до пояса, а потом и до колен. Когда впереди забрезжили слабые отблески света, что-то перевернулось во мне, заставляя ускорить шаг. Выбраться поскорее из давящей тьмы, единственными ориентирами в которой было гладкое дно тоннеля и звук дыхания товарищей, идущих по сторонам.

Выход из подземелья зарос лианами, перекрывшими путь к свободе не хуже железной решетки. Хотя все же — хуже. Ведь наши мечи справились с растениями гораздо легче, чем если бы это и вправду было железо. Идущие впереди, желая поскорее выбраться, быстро изрубили преграду в клочья, и я, выйдя на свет зарождающегося дня, зажмурился от еще неярких, но очень острых лучей утреннего солнца. Тоннель, как оказалось, вывел нас к самой реке. Лишь небольшая кромка берега, которую перечеркивал выбегающий из тоннеля ручей, отделяла черный зев тоннеля от неспешно текущих темных вод.

— Ну как? — наконец спросил я Нарив, которая, прикрыв глаза рукой, наблюдала за солдатами, сноровисто прокладывающими путь среди низких растений с широкими мясистыми листьями. — Узнаешь что-то?

Она посмотрела на меня как на идиота:

— Что я могу узнать? Джунгли?

— Ну, вон стена вроде. — Я указал на противоположный берег реки, посмотрел на склон над головой. — И вот стена…

— Здесь сходятся пять рукавов реки, — фыркнула Нарив. — И город состоит из пяти частей. Единственное, что я могу сказать, — как добраться отсюда до гор, перейти через них и дойти до ближайшего человеческого города.

За день мы прошли совсем немного. Вокруг царила ставшая уже привычной атмосфера джунглей — море насекомых, труднопроходимая растительность и ни следа тварей, напавших на нас в городе. Единственным серьезным препятствием стала река, которую пришлось-таки форсировать. Но случились и радостные события — почти сразу после того, как мы переправились на другой берег, из джунглей вышли другие уцелевшие во время ночного боя в городе. Отряд сразу же увеличился почти до трех сотен. В честь этого Седой даже объявил привал, дав людям возможность поделиться своими приключениями. Конечно, это была не главная причина — задержаться командир решил для того, чтобы разослать вокруг разведчиков и попытаться найти кого-то еще. В итоге к нам присоединилось еще более десяти человек, а также были найдены просеки, говорящие о том, что кое-кто из уцелевших не стал дожидаться остальных и отправился в путь самостоятельно. Сразу же возник спор о том, что делать дальше. Мне, как единственному, кто почему-то понимал Нарив, выпала честь присутствовать на совете.

— Спроси у нее, — Седой указал на женщину, — куда нам теперь следует идти?

Я перевел вопрос.

— Вдоль реки, — ответила Нарив. — Если идти быстро, то через два дня мы переправимся через еще один приток, а еще спустя день дойдем до гор.

— Самая большая просека забирает на запад, — нахмурился Ламил, когда я перевел слова Нарив. — Там прошла по меньшей мере сотня человек.

— Нарив, а что на западе? — спросил я.

— Джунгли. Идти около пятнадцати дней и придется все равно переправляться через реку. В итоге вы, если пройдете по прямой, снова выйдете к морю. Но единственный перевал, через который можно преодолеть горы, — к северу от нас.

— Пойдем на север, — даже не раздумывая, решил Седой.

— Но там… — начал было Ламил.

— Там идти пятнадцать дней! — перебил капитан. — Даже если догоним тех, кто туда ушел, то придется еще возвращаться. Ты хочешь полтора месяца еще продираться через эти проклятые джунгли? Сколько людей мы потеряем за это время?