Ковач отскочил. Джоу рванулся вдогонку. На нем сразу повисли несколько человек, но он, свирепо рыча и мотая головой, пер вперед.

– Да держите вы крепче этого психа! – заорал Красавчик Энцо. – Убьет же мастера!

Наконец Джоу повалили, прижали к мостовой вооруженную руку и, действуя как рычагом тростью Красавчика Энцо, выворотили из кулака нож. Кто-то из молодых сбегал в паб, притащил бутылку темного. Ируду разжали рот и, приговаривая, «остынь, остынь, Джоу», напоили пивом. Часть пива конечно же попала на манишку, отчего Джоу разорался и сделал попытку врезать криворукому поильцу в глаз. Барахтались так довольно долго, а когда Джоу пообещал больше не лютовать и его отпустили, выяснилось, что аристо и пиявка успели улизнуть.

«Прессы» рассвирепели и чуть было не взялись за Джоу повторно, но Красавчик сумел подавить и эту ссору.

– И черт с ними! – объявил Энцо. – Убежали, значит, так тому и быть. В конце концов, наши с вами простенькие забавы ерунда по сравнению с тем, что им приходится выносить ежесекундно.

– Говори проще, Красавчик, – озадачился однорукий Ди. – Чего такого страшного им приходится выносить?

– Друг друга, балда!

Все захохотали. Мир был восстановлен. Ируду вручили кварту очищенной и вернули «дук-дук», стребовав поклясться усами, что против своих его более не обнажит. Бутылку пустили по кругу.

Потом они разгуливали по улицам, задираясь к прохожим, горланя непристойные песни, колотя в окна и ставни домов. Они не пропускали ни одного паба, ни одной самой зловонной забегаловки, и скоро даже Красавчик Энцо передвигался исключительно по кривой. К сожалению, «волы» им больше не попадались, не попадались и другие веселые компании. Кулаки же хотелось почесать просто чудовищно. Без доброй драки и грядущее посещение девочек казалось пресным. Когда они уже готовы были наброситься буквально на фонарный столб, им повстречалась еще одна любопытная парочка.

Сначала Джоу решил – это все те же аристо и «подземная». Однако, приблизившись, понял, что ошибся. Кавалер, несомненно, морской офицер, а девица… Девица походила на какую-то актрису. Но здесь в это время никаких актрис появиться попросту не могло.

«Стало быть, гризетка, – подумал Джоу. – Наверное, дорогая штучка. Интересно было бы испробовать, какова такая баба на вкус. Придется пугнуть морячка».

Он осклабился и потянул из кармашка «дук-дук».

– Прочь с дороги, шваль! – сказал офицер и выставил вперед руку. В кулаке торчал какой-то длинный предмет. Что именно, спьяну не разберешь.

– Бирманец! – заорали сзади. – Джоу, стой! У него пистолет!

– Бирманец Джоу не останавливается, – сказал он, поводя лезвием. – Меня железный кальмар не напугал, а тут… Эй, моряк, красивый сам собою…

Он сделал еще один шаг. Грохнуло. В правый бок словно ткнули острой палкой – и сейчас же по телу начала разливаться омерзительная слабость. Офицер продолжал оставаться на месте, поэтому Джоу повернулся назад. Следовало строго, очень строго спросить, кто из парней, черт возьми, валяет дурака?

Парни убегали. Последним бежал однорукий Ди. Его постоянно заносило в сторону.

Джоу плюнул им вслед. Трусы!

Мимо быстрым шагом прошли офицер с «актрисой». В сторону Ируд а они даже не взглянули.

– А… – начал говорить Джоу, но сразу же забыл, что намеревался произнести дальше.

Ноги почему-то отказывались его держать.

Джоу привалился к склизкой от плесени стене, медленно сполз на землю и сел, подтянув колени к груди. Голова кружилась, перед глазами колебались смутные силуэты. Разглядеть их все равно не было ни малейшей возможности, поэтому Джоу опустил веки. В боку, куда попала пуля, ощущались короткие пульсирующие толчки – наверное, это вытекала кровь. Ируд, по-прежнему не открывая глаз, стащил с головы котелок и вынул из него целлулоидную вставку. Без вставки котелок сразу потерял форму и твердость. Джоу смял его в кулаке и прижал к ране.

Толчки ослабли, и сразу смутные силуэты, так скверно видимые глазами, обрели четкость и объем. Странно, однако сжатые веки ничуть не мешали их разглядывать, скорей напротив. Это были горбатые киты. Они парили среди кружащихся снежинок, всплескивали длинными плавниками и беззвучно разевали пасти. Может быть, они пели, а может, дышали, радуясь обилию воздуха, которого вечно не хватает в глубинах. Потом киты все разом превратились в броненосцы, украшенные вымпелами, потом обратно. Потом Джоу почувствовал, как кто-то обнимает его за плечи. Он скосил закрытые глаза и увидел щупальце – такое же, как давеча в цеху. Щупальце обвивало тело Джоу, присоска сдавливала грудь, а один из крюков входил в бок. Ровнехонько в пулевую рану, непостижимым образом миновав и котелок, и руку. На конце у щупальца обнаружился слизистый отросток со ртом, похожим на раскрытого моллюска или женский орган. Рот страстным шепотом вещал об ужасном будущем человечества, где выживут только «сращенные» с механизмами андромехи, и предлагал Ируду, не теряя ни секунды, заменить кишечник шлангами.

Джоу брезгливо стряхнул щупальце с плеча, приоткрыл глаза и начал подниматься. Рассиживаться было нельзя. Пуля вроде бы прошла навылет, но кровь… кровь… Встать удалось со второй попытки. Он некоторое время стоял, отдыхиваясь и определяя, куда идти. Наконец сориентировался и, пошатываясь, побрел. У него имелась крошечная надежда, что толстуха Ванда дома и не спустит его с лестницы. В ушах шумел прибой и орали далекие чайки.

Вдруг сквозь шум пробился звонкий голос:

– Ого! Мама, смотри, кто это! Это же сам Бирманец Джоу! Во, набрался! Привет, Джоу! Познакомься с мамой!

Ируд сконцентрировал взгляд на двух маленьких фигурках, преграждавших ему дорогу. Одна была детской, другая – женской. Или бабской? Нет, решил Джоу, все-таки женской. Лица женщины было не разобрать. Вроде, миленькое.

Пацан был тот, фабричный.

– Селедка? – буркнул он. – Ты, что ли?

– А то!

– Какого дьявола вы тут бродите, мэм? – спросил Джоу женщину. – Красивым дамам сейчас лучше сидеть за крепкой дверью, под охраной мужчины с ружьем.

– Спасибо, у меня есть защитник, – парировала та и протянула узкую ладошку. – Кэт.

– Джоу.

Стоило отнять руку от раны, как пропитавшийся кровью котелок шлепнулся на землю. Головокружение сразу усилилось.

– Эй, да ты ранен, дружок! Ну-ка, обопрись, – скомандовала Кэт и подставила Ируду плечо. – Давай-давай, живо.

Мальчишка подскочил с другой стороны, начал пихать в ладонь Джоу носовой платок. Тот поймал его за шею и сообщил:

– Учти, селедка, за Бирманца уши оборву!

Мальчик покорно кивнул.

– Ну, тронулись, – твердо сказала Кэт.

Они сделали первый шаг. Ируд поймал языком кончик уса, втянул в рот и начал посасывать. Это придавало ему уверенности и сил. Почему-то рядом с этой маленькой женщиной Кэт, вовсе не похожей на его Козушку, Ируду очень хотелось быть уверенным и сильным. У уса был кисловатый привкус железа.

На севере, над Пуэбло-Сиамом, вспухли разноцветные зонты фейерверков. Звук дошел с запозданием, но хлестнул мощно. Так, что отдалось в ране.

Бум!

Потом снова и снова.

Бум! Бум…

Сказать по правде, Фласк был плохим поэтом, и небывалый ажиотаж, поднятый некоторыми исследователями вокруг «Одиночества кальмара», едва ли можно считать оправданным. То же самое можно сказать и о его художественных способностях – как иллюстратор[2] Фласк был чудовищен.

Устоявшееся мнение, что «Одиночество кальмара» является политической сатирой, также следует признать ошибочным.