– Вы же все равно скажете, ваше величество, – отвечаешь ты. – Так какая разница, хочу я этого или нет?

– Вам настолько безразлична собственная судьба?

– Нет, просто я слишком много хотел так недавно… я, наверное, устал хотеть.

Ты опять оборачиваешься к своему лейтенанту. Это ведь он тащил то, последнее ядро, взорвавшее чертову пушку. Он как раз собирался что – то тебе сказать, что – то очень важное, когда вошел его величество. Вот пусть и говорит. А его величество подождет.

«Выслушай короля и сделай, как он попросит», – говорит твой мертвый лейтенант, на клочки разорванный взрывом. Он стоит перед тобой, такой молодой и красивый…

«Вам достался хоть клочок неба?» – спрашиваешь ты.

«Нам досталось куда больше, – отвечает он. – Выслушай короля, капитан».

«Выслушай короля, капитан! – хором повторяют другие. – Сделай, как он попросит».

– Что с вами, граф? – взволнованно интересуется его величество.

– Я разговаривал с мертвыми, – отвечаешь ты.

– С… третьей гвардейской? – напряженно переспрашивает он.

– Да, – удивляешься ты.

– И… что они вам сказали? – еще более взволнованно спрашивает он.

– Выслушать вас и согласиться, – честно отвечаешь ты.

И он вздыхает с облегчением.

– Я так на это надеялся!

– На что? Вы хотите сказать, что знали о том, что они мне скажут, ваше величество? – На миг в голову приходит бредовая мысль, что король каким – то образом подслушал твой разговор с мертвыми.

– Нет, – качает головой он, как бы отвечая сразу на высказанное и на подуманное. – Откуда я мог знать? Я просто очень надеялся, что вы выслушаете и согласитесь. Это же не мне нужно. И не вам.

– А кому?

– Всем, – отвечает король. – Государству, – добавляет он.

Что ж, значит, не все долги уплачены третьей гвардейской… не все, раз король чего – то хочет, а мертвецы в один голос требуют согласиться. Так вот для чего ты жив остался, капитан…

– Понятно, – киваешь ты. – Приказывайте, ваше величество.

– Приказать не могу, – качает головой он. – Только попросить.

– Просите, – соглашаешься ты.

Тебе все равно, что это звучит столь нелепо, – ведь короли ни у кого ничего не просят. В том месте, где живые договариваются с мертвыми при посредстве тяжелораненого, еще и не такое возможно.

А король и говорит невозможное. Впрочем, невозможным оно становится не сразу, а вначале – вначале ничего удивительного нет. Ты ведь и ожидал чего – то такого…

– Вы будете обвинены в оскорблении короля, граф Лэрис, – говорит его величество. – В оскорблении короля, повлекшем за собой его гибель. Вы будете обвинены в государственной измене, лишены имени и титула, преданы суду и приговорены к смертной казни. Все это будет проделано заочно, мы не станем дожидаться, когда вы встанете на ноги, вашего выздоровления будет дожидаться лишь плаха, и я прикажу целителям, чтобы они трудились не покладая рук!

– Не понимаю, ваше величество… – растерянно произносишь ты.

– Не понимаете, граф Лэрис? – гневно откликается король. – Чего именно вы не понимаете?

– О чем вы меня… просите? Разве для суда и приговора так уж нужно мое согласие?

– Я просто еще не перешел… к просьбе, – отвечает король, и весь его гнев исчезает как дым на ветру.

Ты молчишь. Ты окончательно ничего не понимаешь.

Лишение имени.

И титула.

Позор.

Месть его величества за то, что я сказал его покойному брату? Не слишком ли мелко для короля?

А потом… неужто этого хотела от тебя третья гвардейская? И при чем здесь какая – то просьба? Можно ли о чем – то просить человека, с которым собираешься проделать все это? Или его величество намерен попросить, чтобы перед казнью ты улыбался?

Вот тут – то король и произносит это свое невозможное.

– Вас подымут на ноги гораздо раньше, чем об этом станет известно за стенами этой палатки. Я уже отдал соответствующие распоряжения, – говорит он. – Как только это произойдет, вы сбежите из – под стражи. Вас станут преследовать, но не найдут. Вас будут искать. Вас будут очень тщательно искать, капитан. Пожалуй, никого еще не искали с такой тщательностью. Но все – таки не найдут. Вы будете очень хорошо прятаться, верно?

– Прятаться? Я?! С какой стати вы решили, что я стану это делать?! – Гнев приподымает тебя с постели, ты почти забыл, что перед тобой – король, а уж о собственных ранах… Гнев заставляет тебя позабыть о словах твоего мертвого лейтенанта… Да как его величество смеет, в самом – то деле?! Есть жертвы, о которых нельзя ни просить, ни требовать!

– Да как вы посмели просить о таком?! – вырывается у тебя.

И тогда лицо короля делается страшным.

– А ты хочешь… чтоб я тебе короля скормил? Тебе и твоей ненасытной чести? – В устах его величества это внезапное «ты» просто немыслимо. На «ты» короли только с равными или с богами. А это ужасающе простонародное «скормил»… Даже твой неистовый гнев замирает перед немыслимым.

– Короля – победителя? Знамя славы? А не жирно ли тебе будет? – шепчет его величество.

Это только казалось, что гнев замер.

«Ах, король у нас – победитель? Ах, значит, знамя славы?! Сначала струсил, потом подставился как дурак, а теперь – победитель?! А твои ребята из – за него…»

– Моя честь не питается падалью! – Слова выхлестывают, словно внезапный удар шпаги.

И получают достойный ответ. Достойный и безжалостный ответ опытного бойца. Пусть это всего лишь слова, но они стоят десятка иных ударов шпаги.

– Питается, граф, еще как питается. Чем – то таким всегда питается честь героев, подобных тебе, – безжалостно и страшно контратакует его величество. – Вам лишь бы самим остаться незапятнанными, а на всех остальных плевать!

– Неправда! – яростно выдыхаешь ты, но король прерывает тебя, не давая ответить.

– Ах, неправда?! Тогда ответь, почему я должен тебе скормить короля – победителя – наше знамя, нашу победу?! Почему я должен сказать всем, кто сейчас сражался и побеждал, что знамена, под которыми они проливали кровь, бились и победили, запятнаны?! Да еще трусостью! Или их подвиг совсем ничего не значит?! Неужто, кроме твоей роты, других людей и вовсе на свете нет?!

– Это моей роты нет, – отвечаешь ты, начиная понимать, чего от тебя хотели твои воины. Не умереть с честью – на это способен почти каждый, у кого она есть, а принять на себя чужое бесчестье и жить дальше.

О Боги, они и впрямь этого хотели\

– Вот именно, – говорит король. – Твоей роты нет. Она погибла. А остальным – жить. Дальше. Так почему ты хочешь оказаться лучше других? Неужто твоя честь тебе дороже всего остального?

– Честь дороже жизни, – говоришь ты, но это неубедительный выпад. Незримая шпага дрогнула в твоей руке.

– Правильно, граф, дороже. Но только своей, – отрезает его величество. – Своей жизни.

Если бы это и впрямь был фехтовальный поединок, ты был бы уже мертв. Впрочем, ты ведь и так мертв, капитан. Это его величество требует от тебя изображать живого. И не только живого…

«Что, капитан, вот и подобрались мы к самой сути. Страшно? А ведь кто – то клялся пожертвовать всем и так далее и тому подобное? Не помнишь, кто это был?!»

«Да. Пожертвовать. Всем. Но не этим же!»