«Может, я просто спятил?» – думал Феррен.
Он очень надеялся, что это пройдет. Нет, по сравнению с обожаемыми родственниками телескоп вовсе даже ничего. По крайней мере, он молчит. Но ведь не может же быть, чтобы это всерьез? Чтобы навсегда? Феррен и сам не понимал, чего именно он боится, но… да, боялся. Боялся утратить самого себя и навсегда прикипеть к окулярам, как те несчастные придурки, что даже поесть из‑за своей науки забывают. А уж как следует развлечься… Вот еще! Их интересует и развлекает совсем другое. И вот теперь это самое другое явилось по его душу.
Феррен с ужасом припоминал тот страшный вечер, когда с ним это случилось. Когда он, с трудом оторвавшись от того необыкновенного, что происходило по ту сторону объектива, все же убедил себя, что как это ни грустно, но пора отправляться домой. Когда он приехал во дворец и поднялся в свои покои… он даже служаночку свою позабыл позвать! Не до служаночек ему было. Он осмысливал увиденное. Сверял по книгам. Он так и заснул с книгой профессора Шарная в руке. Он! С книгой!
Это пугало до дрожи и все равно оставалось прекрасным, в отличие от того, что сейчас происходило вокруг него.
То, что происходило вокруг, прекрасным как раз не было. Должно было быть, но… не было.
«Как же так? – с удивлением думал Феррен, разглядывая кланяющихся на каждом слове и лебезящих перед ним родственников. – Ведь, по идее, все это должно мне нравиться? Ведь мне всегда этого хотелось?»
Не нравилось. Не хотелось.
«Может, от того, что они такие противные, мне телескоп прекрасным и кажется? А потом, когда жизнь войдет в привычное русло, все и пройдет?»
Ему очень хотелось надеяться, что так и будет. Уже хотя бы потому, что маги отца, осмотрев его высочество, не нашли на нем никаких наведенных чар. Это… это и в самом деле пугало. Уж лучше бы они были, эти самые наведенные чары. Тогда достаточно было бы отыскать зловредного мага, наславшего порчу на принца, казнить его, а порчу снять. Вот и все. И получай обратно себя прежнего. Такого, к какому привык. Но раз никакой порчи нет, значит… значит, что‑то происходит с тобой самим. А как получить обратно самого себя, если ты его сам у себя и отнял? И куда‑то дел. И, похоже, возвращать не собираешься…
Феррен ожидал окончания двух этих занудных дней с надеждой и ужасом.
«Ну должно же все стать как прежде! Ну ведь должно же?!»
А вдруг – нет?! Вдруг так и останется?
С принцессой Лорной Феррен за это время почти не сталкивался. И не слишком жалел об этом. Принцесса Лорна была для него частью всего того нового, что властно вторглось в его привычную жизнь. Она была тем, что привело к телескопу, она была мостом, по которому он пришел в какой‑то другой, совершенно незнакомый мир. Это пугало. Это еще как пугало. И страшней всего было то, что его ко всему этому тянет с необъяснимой силой.
Впрочем, об одном Феррен все же пожалел. О том, что, обремененный своими обязанностями младшего хозяина праздника, не смог поучаствовать в скачках, устроенных отцом. И зануда Ильтар, конечно, пришел первым! А ведь такая замечательная возможность была блеснуть перед принцессой Лорной! Феррен всегда хорошо ладил с конями. Даже в худшие свои минуты, когда он не ладил, казалось, со всем светом, кони все равно любили его.
«Я бы обошел этого Ильтара!» – с досадой думал он.
Его не утешило и то, что на организованном на следующий день малом турнире Ильтар оказался вторым в стрельбе из пистолета, шестым в стрельбе из ружья и третьим в поединке на шпагах. Феррен отлично понимал, что ему и этого не светило. Слишком сильно он все это забросил. За каких‑то полгода не наверстаешь. Но скачки…
«Кажется, мне все‑таки охота понравиться принцессе! – понял обескураженный Феррен. – Не может быть, чтобы я до такой степени хотел выполнить отцовское поручение! Уж не влюбился ли я?! – испугался он, припоминая, что предпочел бездушный телескоп, подаренный принцессой, щедрым ласкам своей служаночки. – Да что же это такое?! И если я все‑таки влюбился, то в кого, в принцессу или в телескоп? Или я все‑таки заколдован?»
«Если это так, то наверняка меня отец заколдовать приказал! – мрачно решил он. – Поэтому его маги мне ничего и не сказали. А что? Очень даже может быть. Если я и впрямь влюблюсь в телескоп и в принцессу, то без помех смогу выполнять отцовское задание! А ему больше ничего и не надо. Главное, чтобы все было так, как ему хочется, как он решил. На мое мнение ему чихать, конечно».
«Надо держаться! – решил Феррен. – Не поддаваться чарам. Делать вид, что полностью околдован и все такое, а на самом деле – не поддаваться. С отцом о принцессе и астрономии не спорить, это ведь и нетрудно будет, верно? Куда трудней будет помнить, что все это – колдовство. Морок. Что это не я на самом деле люблю и восхищаюсь, а заклятье меня заставляет. Помнить себя самого – вот, что главное».
***
Маскарад прошел для Феррена просто блестяще. Все вышло так, как и рассчитал отец. Вплоть до мелочей. Танцы, маски, как бы случайная встреча с принцессой Лорной… положенный танец, сопровождающийся негромкой беседой о прелестях астрономии. И, что приятно, теперь Феррену не приходилось дрожать за свои знания, не приходилось притворяться и выкручиваться, он и в самом деле кое‑чему научился и кое‑что понял за это время. Может, это и маги, конечно, постарались, околдовали его, но сейчас все это было на руку Феррену. А принцесса так искренне радовалась его успехам! И тому, что именно благодаря ей и ее невероятному подарку у него все стало получаться! А уж как он ее благодарил! Как величал наставницей! В вихре танцев и славословий немудрено растаять, и принцесса таяла помаленьку. Она уже не отстранялась, когда он как бы случайно касался ее руки, а значит, вполне уже забыла его ужасающую репутацию, признала своим, собратом, коллегой, ученым…
«Я бы еще и не так ее коснулся, – думал Феррен. – Жаль, что это придворный танец!»
На самом‑то деле даже их руки не должны были случайно сталкиваться, но ведь он с самого начала предупредил принцессу, что весьма неловок в танцах, что увлечен совсем другим, так пусть уж она его простит. Они и танцевали‑то сейчас лишь потому, что так положено, чтобы спокойно поговорить о тонкостях науки, не вызывая сплетен и нареканий. По крайней мере, принцесса Лорна так думала, а его задачей было не разуверить ее в этих мыслях.
«Моя, – глядя на принцессу, горделиво думал Феррен. – Моя добыча. Кто это там сказал, что мы проиграли войну с Теарном? Война еще идет. Вот прямо сейчас и идет. Ее веду я. И я выиграю. Я просто не могу проиграть. Нет, какой все‑таки хитрый у меня отец. Как здорово все рассчитал!»
Исподтишка принц прямо‑таки пожирал глазами свою добычу. Вот теперь она ему и впрямь нравилась. Быть может, потому, что, осознав ее не как досадную помеху своей прежней жизни, а как ценное приобретение, он, наконец, сумел рассмотреть Лорну как следует и увидел, что она и в самом деле красива. А еще он научился уважать принцессу. До сих пор ему просто как‑то в голову не приходило, что можно уважать и женщин тоже. Единственной женщиной, пользующейся его уважением, была его собственная мать, и, то он не мог взять в толк, как это она, при всем своем уме, ухитрилась родиться женщиной и не поглупеть после этой своей досадной ошибки. Что ж, теперь он убедился, что его мать не поразительное исключение из общего правила. Есть и еще подобные ей женщины.