Я выскочила следом. За мной, слегка пошатываясь, вышел оглушенный Ричард.

Павлин, роняя с крыльев сено, обрел наконец равновесие, физическое и душевное, примостившись на коньке крыши. Издав еще несколько пронзительных криков, – на всякий случай – он затих, чтобы отдохнуть до рассвета, если уж его так грубо потревожили на законном месте, в свежем сене денника. Странно, что эту птицу еще не съела лиса, - подумала я. – При таких-то привычках. Но как удачно! – и я с благодарностью взглянула на индийский силуэт, черневший над конюшнями.

Ричард нашел в себе силы рассмеяться, и мы стали отряхиваться.

- Вот я и увидела английское привидение! - сказала я с искренней радостью. – А ведь не верила Мэй!

- Анна, теперь мне остается просить вас проводить меня до машины, - сухо сказал Ричард. Но мне было весело. Все вновь оказалось живым. Я нагнулась, сорвала плотный сочный лист и прижала к губам. Запах не изменился – пахло надеждой. И – свободой!

- Ричард, дорогой, а это что за чучело? – свесив безобразную, тяжелую не по росту голову через ограду паддока, на нас задумчиво смотрела пегая низкорослая коняга. Весь ее облик, донельзя плебейский, никак не вязался с изысканными линиями чистокровных племенных лошадей в заводе моей приятельницы.

- Well… It’s a heater, Anna. I’m not really very willing to explain – well, it’s just a horse, you know...[117]

- Ну и ладно, Бог с ним, - ответила я радостно. – Пойдемте к машине. Спасибо за этот день, и за вечер. Павлины очень капризные птицы! Но зато красивые, правда? Привет Энн. Поезжайте осторожно. День был такой длинный!

И я нежно поцеловала Ричарда в щеку – с искренней благодарностью, почти с любовью. Он был не враг, и относился ко мне так трепетно, и даже пытался затащить в сено. Как трогательно! И я поцеловала его еще раз. О чем потом пожалела.

На подъездной площадке машин больше не осталось – все разъехались. Не без робости я толкнула стеклянную дверь. В гостиной было тихо. Мэй так и дремала в кресле. Яркий свет люстр, преломленный гранями хрустальной посуды, освещал безмолвие батальной сцены стола. Поверженные бокалы, румяна семги, фиолетово-желтый драматический закат артишоков и лимонов, розоватый перламутр разбросанных ломтиков ветчины, оранжевые и кирпично-красные раздробленные тела омаров – все это было великолепно даже сейчас. На коврике у камина крепко спала Мышка – плоская, как распластанная шкурка.

- Мэй, - потрогала я теплое плечо, - просыПайнся. Нужно убираться и спать.

Мэй зевнула, потянулась, встала и оглядела стол.

- Не беспокойся. К семи утра придут Дэбби с Барбарой и помогут. Какой славный был день, правда? А Мышка! А Опра! А как я рада за тебя, дорогая – ты произвела просто фурор! Хорошо, что я уговорила тебя показывать Мышку. Но ты и себя показала, а, Анна? – И Мэй залилась серебристым смехом.

Я поблагодарила за день и за вечер. Столько впечатлений! Такие разные люди…

- Ну что ж, день кончился, - сказала Мэй, потягиваясь. Выпьем еще по стаканчику перед сном? Пойдем в кухню, там есть бордо и еще осталась клубника в холодильнике.

- Послушай, а что такое «хитер»? – вспомнила я, когда терпкий сок французских виноградников напомнил мне запах раздавленного у дороги листа.

- Ну, Анна, как бы это тебе объяснить, - начала Мэй с каким-то двусмысленным смешком, - а что?

- Я видела такую странную лошадь, там, в паддоке, - низкорослую, крепкую и какую-то грубую. Беспородную, в общем. Зачем тебе такая? Воду возить?

- Да нет, - продолжала хихикать Мэй, - у нас везде водопровод. А хитер – это такой жеребец… Ну, специальный, чтобы приводить кобыл в охоту. От породистых чистокровные кобылы в восторг не приходят. Нужна, понимаешь, грубость. И сила. Грубая сила. Вид неказистый, но кобылы просто бесятся. Им сначала показывают хитера, распаляют, а потом сразу подводят чистокровного жеребца. И дальше все идет как по маслу.

Мы молча налили еще по стаканчику.

- Пора мне проверить почту, - внезапно вскочила Мэй. – Удовольствия удовольствиями, а дело делом! – И она ринулась по направлению к своему «офису».

- Анна! Анна! – услышала я через мгновение. – Для тебя тут факс! Сейчас принесу!

Валерочка, Гриб, торговля русским льном, Москва – боже, они никуда не исчезли. Преследуют. Настигают. Я отхлебнула бордо.

Мэй села на свое место, взяла свой стакан и протянула мне через стол листок с факсом.

«For Anna, an English moral tale – with best wishes from Dick – не поверила я своим глазам. -

There was once a non-conforming swallow who decided not to fly south in the winter. However, the weather soon turned very cold so the little bird decided reluctantly that he should fly south after all. Soon, ice formed on its wings and he fell to the ground, almost frozen into the farmyard. A cow passed by and crapped upon him. He thought that this was the end of his life, but the warm cow-dung warmed his body and defrosted his wings. Thus, warm and happy and able to breathe, the little bird began to sing. A passing cat, hearing his song, investigated the sound and on cleaning away the manure, promptly killed and ate the poor bird.

The story has 3 morals: -

1 – Anyone who shits on you is not necessary your enemy.

2 – Anyone who gets you out of the shit is not necessary your friend.

3 – If you are happy in a pile of shit, then keep your bloody mouth shut.

Any problems with vocabulary, I suggest Anna that you ask someone like Anne Vestley, to interpret. May would not know how!

With love, Dick» 1).

1) Для Анны – английская нравоучительная история, с наилучшими пожеланиями от Дика.

Жила-была ласточка – нон-конформистка, которая решила не улетать зимой в теплые края. Но скоро настали холода, и птичка с неохотой вознамерилась все-таки лететь на юг. Однако крылышки ее обледенели , и она, окоченевшая, упала на двор одной фермы. Мимо проходила корова, подняла хвост, и ласточка оказалась в куче навоза. Она было решила, что пришел конец, но навоз согрел ее тельце и растопил лед на крылышках. От радости, что она в тепле и может дышать, птичка запела. Услышав песенку, проходившая мимо кошка заинтересовалась, откуда она доносится, счистила навоз и сейчас же сожрала певунью.

У этой истории три морали:

1 – Не всякий, кто на тебя нагадит, непременно твой враг.

2 – Не всякий, кто вытащит тебя из дерьма, непременно твой друг.

3 – Если тебе хорошо в куче говна, не разевай свою чертову пасть.

Если возникнут проблемы со словарем, Анна, советую вам обратиться к кому-нибудь вроде Энн Вестли, она поможет перевести. Мэй не справится!

С любовью – Дик.

Я не могла поднять глаз. Прочитала Мэй или нет? А впрочем, какая разница?

- Что это с ним, Мэй? – спросила я. – Он здоров?

Мэй взяла из моих рук листок и погрузилась в чтение. Лицо ее становилось все серьезней. Наконец она взглянула на меня – совершенно трезво и очень печально.

- Боюсь, Анна, что это только начало. Дик сноб – настоящий сноб, типичный. Такие люди очень несчастны. У нас все же очень много сословного. И вот он видит тебя на выставке – какая прелесть, красивая русская с русскими собаками! Вполне возможно, большой приз. Русская жена – это стиль. А такая, как ты – это еще и некоторые возможности, вроде пропуска в закрытый для него мир. Но вдруг подходит Ричард – а Дик знает, что это Вестли, сын Энн. И мистер Пайн понимает, что Ричард приехал с нами. И начинает догадываться, почему. Нет, Анна, не возражай, я ничего не сказала, только что Дик догадывается…

- А почему ты сказала, что это только начало?

- Потому что Дик не один. Таких много – и они будут завидовать. Анна, я ведь прекрасно вижу, что происходит. Ну, предположим, тоже начинаю догадываться. Да что там, я Энн знаю всю свою жизнь. Она сдержанна и ничего лишнего не скажет, но после нашей поездки в Россию она так тобой интересовалась… Я помню, как она улыбнулась, когда я сказала, что ты приглашена Клубом и погостишь у меня! Да, помню, помню. Бедняжка Анна – пала жертвой заговора двух пожилых английских дам!