– Присаживайся, – предложил светловолосый, пока синебровый снимал с головы пациента анализатор.
– А когда я сяду, вы случайно не станете проводить вскрытие, чтобы потом выяснить, что я умер от вскрытия? – шутливо осведомился Кондор, но его шутку явно не поняли.
– Садись и помолчи. – Неизвестно откуда в комнате появился еще один человек, и его Кондор знал: Андро Джагларед, старший смотритель СКОП, агент‑наблюдатель седьмого уровня. В мире Артема Ливагина его называли бы директором или президентом фирмы.
– Тебя я помню, Андро, – сказал своему начальнику Кондор, послушно садясь в кресло, мгновенно приобретающее форму его тела.
– Еще бы ты меня забыл, – оскалился в добродушной ухмылке Джагларед. – Надеюсь, помнишь ты не только плохое.
– Разное, – уклончиво ответил Кондор. На самом деле, кроме имени своего босса, он не помнил практически ничего о человеке, стоявшем перед ним. Подойдя ближе, Джагларед дружески хлопнул Кондора по плечу.
– Я уже думал, что больше не увижу тебя, дружище, – произнес он.
Начало неплохое. Похоже, с директором СКОП у него отношения были лучше, чем у Артема Ливагина с редактором.
– От меня, как от вши, очень трудно избавиться, – поддерживая дружеский настрой начальника, ответил Кондор, разглядывая маленькие булавы, прикрепленные на кончиках длинных усов Андро. Он смутно помнил о моде и нравах этого варианта, но сочетание свешивающихся до груди усов и отполированной лысины в обрамлении жиденькой изгороди волос, стоящих торчком, показалось ему чересчур броским, учитывая, какой пост занимал владелец столь экстравагантного имиджа. Еще некоторое время Кондор разглядывал своего босса, а затем неожиданно для себя ляпнул: – Я никогда раньше не говорил, что тебе не хватает длинного хвостика на затылке и аккуратного бантика на его кончике?
– Говорил, – отозвался Андро. – Подумать только, некоторые вещи никогда не меняются. Даже после дерапсатии и вторичного слияния ты продолжаешь издеваться над моей внешностью.
– Очевидно, это у меня в крови, – сказал Кондор.
– Только не забывай, кто здесь главный. Если я пожелаю, ты отрастишь косичку и вплетешь в нее бантик. Так что прибереги свои шуточки для других.
Кондор не понял, обидело ли Джаглареда его замечание относительно прически или нет. Его больше занимало другое – какого черта оно вообще сорвалось с его губ. Может, Кондорат Ару говорил сейчас за него. Или же это сходство мышления синхронов. В конце концов, все синхроны являются одним человеком, отраженным в нескольких измерениях, а значит, и думать все они должны примерно одинаково. Или нет?
– Как его состояние? – спросил тем временем Андро, обращаясь к медикам.
Светловолосый подошел к одному из призрачных экранов, парящих в воздухе, и сообщил:
– В общем, очень даже неплохо. Уже тот факт, что он «нормал», говорит о многом. Вторичное слияние прошло успешно и гладко. Взаимное поглощение памяти – двадцать процентов, психологическая стабильность – семьдесят два процента и повышается, нейрорезонанс – ноль целых четыре сотых, психорезонанс – ноль целых девять сотых, мозговая активность – двести пятьдесят пять, есть возможность мемосбросов, но пока обострений не было. Эхо минимальное.
Кондор не понял ровным счетом ничего из сказанною медиком, кроме того, что пока не так все плохо. Посмотрев на Джаглареда, он понял, что в своем невежестве не одинок.
– Я чувствую себя полным идиотом каждый раз, когда слышу нечто подобное, – сказал старший смотритель. – Попроще сказать можно?
– Конечно, – ответил светловолосый. – Как я только что сказал, все не так уж плохо. Его состояние временно стабилизировалось, но остаточный психорезонанс все еще слишком велик. Сейчас он в стадии затухания, и если снижение амплитуды колебаний продолжится и дойдет до ноль целых трех сотых, можно будет не беспокоиться за его психику.
– Но… – Андро повел рукой, как бы призывая медика продолжать.
– Но в любой момент его сознание может застрять между множественностью псевдоличностей, и очередной психологический разрыв с реальностью может вызвать новый, не проявившийся пока всплеск нейроактивности, амплитуда вновь возрастет, причем многократно, что приведет к непредсказуемым последствиям. Вы сами знаете, – сказал тот.
– Я не знаю, – вмешался Кондор, не желавший оставаться сторонним наблюдателем, пока прямо под его носом обсуждалась его судьба.
Синебровый, явно симпатизируя своему пациенту, терпеливо объяснил:
– Возможно, во многом стабилизация твоего сознания напрямую связана с твоим восприятием самого себя как единой личности. Это и помогло.
– Как?
– Каждый раз, когда ты отождествляешь себя с какой‑то конкретной личностью, например с личностью Кондората Ару, твой мозг пытается отыскать столь же конкретные воспоминания, связанные с прошлой жизнью твоего синхрона, и, когда отыскивает, возникает психофизический конфликт индивидуального сознания конкретной личности и нового сознания, рожденного при вторичном слиянии. Из‑за недостатка естественного ментального пространства мысли и воспоминания начнут накладываться друг на друга, вызывая сильнейшие колебания психики и заставляя единое сознание жить сразу в нескольких метафизических реалиях. Это сожжет твое подлинное Я, каким бы оно ни являлось на данный момент, после чего произойдет резкий сброс активного напряжения с мгновенным раздвоением или даже множественным дроблением личности. Мозг перестанет воспринимать окружающую действительность как фактическую, заменив ее мнимыми образами из бесконечных повторений воспоминаний синхронов. Это мы и называем резонансом. Его последствия абсолютны и так же абсолютно необратимы. Со временем резонанс полностью разрушит твое сознание.
– Говоря простым языком, ты сойдешь с ума, – заключил Андро.
Подобная перспектива не слишком порадовала Кондора, но почему угасает резонанс в его голове, он пока еще толком так и не понял. Однако, прежде чем он успел задать вопрос, медик, прерванный Джаг‑ларедом, заговорил снова:
– Ты назвал себя Кондором, не стал разделять себя на составные части, как делали многие другие. Кондор, и точка. Новый человек, новая личность, новая жизнь. Очень хорошо. Умный ход, пусть даже подсознательный. Самое главное для тебя теперь – не забыть, что ты больше не являешься ни одним из своих прежних синхронов всецело, а стал всеми ими сразу. Все, и никого. Начнешь делить воспоминания, попытаешься самостоятельно разложить их по полочкам – и тебе конец. Впрочем, ты и сам, наверно, уже понял все.
– И так всю оставшуюся жизнь?
– Нет. После того как компьютер закончит обработку данных, полученных в результате психосканирования, мы сможем произвести дефрагментацию памяти, сгладить линию твоей памяти. Сейчас твои воспоминания раскиданы, разорваны на куски и расположены словно клетки шахматного поля, поэтому происходят несанкционированные всплески памяти синхронов, выбивающие тебя из реальности и способные увлечь сознание в пропасть иртадизации. Мы сможем подчистить твой мозг, убрать «омертвевшие» фрагменты и упорядочить уцелевшие, выстраивая их в единую металинию. По завершении этой процедуры ты сможешь смело обращаться к любому блоку своей памяти, как к своему собственному, даже твердо осознавая, что это память другого человека, без опасений, что возникнет резонанс. Тогда ты сможешь назвать себя кем хочешь, тебе это больше не навредит. Пока же плыви по течению, довольствуясь лишь тем, что всплывает в твоем сознании само по себе.
– Надеюсь, ваша дефрагментация не опасна, – спросил Кондор.
– Совсем нет. Впрочем, у тебя нет выбора. Если не произвести сглаживание, рано или поздно амплитуда резонанса начнет возрастать и, достигнув пиковой точки…
– Мне сорвет крышу. Слышал уже, – заключил Кондор.
– Что? – не понял медик. Вероятно, подобное выражение не употреблялось в этом мире.
– Не важно, – ответил Кондор. – И сколько мне находиться в этом подвешенном состоянии? Вдруг я усну или потеряю сознание? Со мной такое часто происходит в последние дни.