— Что именно?
— Это значит, что отказываюсь от гонорара за работу, не удовлетворившую клиента.
— И часто работа оказывается неудовлетворительной?
— Иногда. Такое случается с каждым.
— Зачем вы отправились к капитану Грегори?
Откинувшись на стуле и свесив руку с подлокотника, я изучал его лицо — на нем не отразилось ничего. И не шел на ум ответ на вопрос — никакого удовлетворительного ответа.
— Я уверен, что вы передали мне расписки Гейджера в основном затем, чтобы испытать меня, и что вы немного опасались, не замешан ли в истории с шантажом Рейган. До той поры я о Рейгане не знал ничего. Только после беседы с капитаном Грегори я пришел к выводу, что Рейган со всей очевидностью не способен на вымогательство.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Правильно. Это не ответ на ваш вопрос. Просто я не люблю признаваться, что полагаюсь на интуицию. В тот день, когда я пришел к вам и мы расстались в оранжерее, меня затребовала миссис Рейган: решила, по крайней мере мне так показалось, что вы наняли меня для розыска ее мужа, и ей это явно не понравилось. В беседе проговорилась, что «они» нашли его машину в каком-то гараже. «Они» — это могла быть только полиция. Следовательно, полиции что-то было известно. Если да, то сведения находились в Отделе пропавших без вести. Конечно, я не знал, вы туда обратились или кто-то другой, или машину опознали после заявления человека, обнаружившего ее брошенной в гараже. Но я знаю полицейских и понимал, что они начнут расследование — тем более, что ваш шофер оказался в списке преступников. Что они выяснили, я не знал. Вот я и задумался, не занимается ли расследованием Отдел пропавших без вести. И убедило меня в этом кое-что в поведении мистера Уайлда в ту ночь, когда в его доме состоялся тот съезд в связи с Гейджером и остальными. Мы на минутку остались одни, и он тогда спросил меня: сказали вы мне, что ищете Рейгана или нет. Я объяснил, что вы сказали: хотелось бы знать, где теперь Рейган и как ему живется. Уайлд прикусил губу и напустил на себя какой-то странный вид. А мне стало ясно, что он имел в виду под «поисками Рейгана», — к расследованию исчезновения вашего зятя привлечены полицейские силы. И все равно я говорил с капитаном Грегори так, что не сообщил ему ничего, о чем бы он уже не знал.
— Вы допустили, чтобы капитан Грегори решил, что я нанял вас для розыска Расти?
— Хмм. Думаю, что да — когда убедился, что он занимается этим делом.
Он закрыл глаза — веки чуть подрагивали — и так, не открывая их, спросил:
— И вы считаете это этичным?
— Считаю, — подтвердил я.
Глаза опять открылись, их резкая жгучая чернота на мертвом лице производила ошеломляющее впечатление:
— Пожалуй, мне этого не понять.
— Пожалуй, нет. Шефа Отдела пропавших без вести никак не назовешь болтуном — на этой должности такие не удержатся. Капитан Грегори — человек очень ловкий и осторожный, но старается — и в первые минуты не без успеха — создать впечатление, что перед вами — пожилой тугодум, которому осточертело его место. Моя работа — это не игра в домино, с ней всегда связана изрядная доля блефа. Все, что я рассказал бы фараону, тот принимает с известными оговорками. Этому же полицейскому совершенно безразлично, что я ему говорю. Если вы нанимаете человека моей профессии, это вовсе не то же самое, что вызвать мойщика окон и сказать: «Вымойте восемь окон, и до свидания». Вы не представляете, где, через что и под чем мне приходится пролезать. И делаю я это своими способами. Делаю все, что могу, чтобы защитить ваши интересы, возможно, при этом нарушу пару-другую правил, но сделаю это для вашей пользы. Клиент для меня на первом месте, правда, если это не какой-нибудь подонок. Но даже и тогда ограничиваюсь тем, что отказываюсь работать на него и держу язык за зубами. В конце концов, вы ведь не говорили, что я не должен обращаться к Грегори.
— Это было бы довольно трудно, — слабо улыбнулся он.
— Что же плохого я тогда сделал? Ваш Норрис, наверное, решил, что после смерти Гейджера дело закончено. Мне так не кажется. Действия Гейджера до сих пор остаются для меня загадкой. Я, конечно, не Шерлок Холмс и не Фило Вэнс. Не надеюсь прийти на место событий после полиции и, обнаружив кончик сломанного пера, строить на этом версию. Если вы думаете, что кто-либо из детективов зарабатывает на жизнь таким образом, значит, не знаете полицейских. Если они и упустят что-нибудь, значит, это не бог весть что. И не часто вообще упускают что-либо, если им дают возможность работать. Но уж если посмотрят сквозь пальцы, то скорее всего на что-то гораздо более сложное и важное, чем, к примеру, парень вроде Гейджера, который посылает вам долговые расписки и ждет, как джентльмен, чтобы их оплатили, Гейджер, этот сомнительный махинатор с неопределенным положением, под крылышком у известного гангстера и под пассивной охраной некоторых служащих полиции. Почему он так действовал? Потому что хотел выяснить, не тяготит ли вас что-то. Если да, заплатите. Если нет, не станете реагировать и подождете его нового шага. Но вас все-таки тяготило нечто. Рейган. Вы боялись, что обманулись в нем, что он жил у вас и прекрасно ладил с вами лишь до тех пор, пока не выяснил, как добраться до вашего счета в банке.
Генерал попытался возразить, но я продолжал:
— И ведь для вас речь шла не о деньгах. И не о ваших дочерях. Они так или иначе обеспечены. Вы просто слишком горды, чтобы позволить себя одурачить, и Рейгана действительно полюбили.
Наступила тишина, а потом генерал сказал:
— Слишком много рассуждений, Марлоу. Следует понимать, что вы все еще пытаетесь раскрыть эту загадку?
— Нет, я сдался. Получил предупреждение — парни из полиции считают, что играю слишком круто. Поэтому, полагаю, должен вернуть ваши деньги, так как, по мои понятиям, работа не доведена до конца.
Он усмехнулся.
— Ничего вы не вернете. Получите еще тысячу долларов, если найдете Рейгана. Пусть он возвращается, мне незачем даже знать, где он. Человек имеет право устроить свою жизнь, как хочет. Я не упрекаю его ни за то, что оставил мою дочь, ни за внезапный отъезд. Вероятно, сделал это под влиянием порыва. Хочу только знать, хорошо ли ему живется, где бы ни был. Хочу узнать это именно от него, и если ему необходимы деньги, я намерен их дать. Достаточно ясно я выражаюсь?
— Да, господин генерал.
Он с минуту лежал молча, обессиленный, прикрыв глаза темными веками, сжав бескровные губы. Потом, открыв глаза, попытался улыбнуться:
— Наверное, я старый сентиментальный дурак. И солдат никудышний. Полюбил этого молодого человека. Он казался мне очень чистым. Вероятно, я чересчур полагаюсь на свое знание человеческих характеров. Найдите его, Марлоу. Найдите.
— Постараюсь. А сейчас вам нужно отдохнуть. Я совсем заговорил вас.
Быстро поднявшись, я пошел через огромную комнату к выходу. Когда открывал дверь, глаза его были снова закрыты, руки бессильно лежали на покрывале. Казался мертвым гораздо больше, чем обычно выглядят покойники. Я тихонько закрыл за собой дверь и, пройдя по коридорам, спустился по лестнице.
XXXI
Появился дворецкий с моей шляпой. Надев ее, я спросил:
— Как вы находите его состояние?
— Он не настолько слаб, как кажется, сэр.
— Кажется — хоть клади в могилу. Что такого было в том Рейгане, если старика так подкосило?
Дворецкий посмотрел мне прямо в глаза, не меняя бесстрастного выражения лица:
— Молодость, сэр. И борцовский дух.
— Как у вас, — заметил я.
— Если позволите, сэр, то как и у вас.
— Благодарю. А как поживают дамы?
Он вежливо пожал плечами.
— Так я и думал, — сказал я, и он распахнул передо мной дверь.
Я постоял у входа, разглядывая спускавшиеся уступами травянистые террасы, подстриженные деревья, цветочные клумбы, простирающиеся до кованой ограды внизу. Взгляд остановился на фигурке Кармен: она сидела на каменной скамье, уткнувшись лицом в ладони, и выглядела расстроенной и потерянной.