Нахлынувшие чувства мешали ему говорить, да и не было слов для утешения. Чем мог он утешить опозоренную дочь?

Сусанна опустила голову.

— Не сердись на меня, отец. Я не виновата. Я никогда не давала ему повода, — тихо сказала она.

— Верю, дочь, ты чиста, я знаю. Но я ума не приложу, что нам теперь делать? — проговорил старик.

Сусанна ничего не могла ответить.

Сойер сел и закурил трубку.

— Кто еще знает об этом? — спросил он Сусанну.

— Никто. Только эти двое. Но на них можно положиться.

— Так-так, — буркнул старик.

Сукхрам стоял перед ним, почтительно сложив руки. Старик задумался.

Каджри взглянула сначала на Сукхрама, потом на Сусанну. Глаза Сусанны светились благодарностью. Какая она была красивая! Страдание сделало ее еще более привлекательной. Золото очистили от грязи.

— Господин, что с ним делать? — глухо спросил Сукхрам.

Сойер ничего не ответил. Но сегодня он впервые посмотрел на Сукхрама нерешительно, как бы говоря: я не знаю, подскажи, как мне быть.

И Сукхрам понял его.

— Господин, отошлите отсюда младшего сахиба, — сказал он.

— Куда?

— Пусть едет, куда хочет.

— А если он кому-нибудь расскажет?

— Нет, господин. Как будет он об этом говорить? Ему еще тайком придется лечиться от побоев. Да если он скажет, кто ему поверит?

— И ты отвезешь его? — спросил старик, словно у него не хватало смелости самому сделать это.

— Да, господин.

— Куда?

— Господин, я отвезу его на станцию, куплю билет и посажу в поезд.

— А если кто узнает?

— Кто же может узнать?

— Ох! — со стоном вырвалось у старика. — Хорошо, ступай и делай как знаешь.

Сукхрам вошел к Лоуренсу. Он развязал его и поставил на ноги. Но тот зашатался.

Каджри принесла булку и чай.

— Присядь, сахиб, — сказала она.

Лоуренс не понял. Тогда она усадила его на стул, сама присела рядом и стала поить его чаем.

Лоуренс смотрел на свои руки: они были сплошь покрыты синяками и ссадинами. Каджри стало его жалко. Чутьем она понимала, что нравится англичанину. И он тоже нравился Каджри. Так уж устроена жизнь: женщина, даже замужняя, невольно, порой сама того не замечая, стремится понравиться мужчине. До тех пор, пока женщина молода, она проверяет свою красоту и обаяние по взглядам мужчин. Она ревниво смотрит по сторонам: привлекает ли она к себе посторонние взгляды? Если на нее засматриваются, значит, она все еще нравится. Внимание со стороны Каджри помогло и Лоуренсу почувствовать, что он еще мужчина и, несмотря ни на что, в нем еще осталось нечто притягательное. Что ж, пусть хоть сострадание. Ему стало жалко себя, он положил голову на плечо Каджри и зарыдал. Каджри погладила его по голове, заставила снова сесть прямо на стуле, а потом кивком головы поманила за собой.

Лоуренс покорно шел за ней. В гостиной Каджри показала ему глазами на Сусанну, и он в присутствии Сойера бросился Сусанне в ноги и горько расплакался. Но его плач не разжалобил на старика, ни Сусанну. Оба они молчали. Сусанна брезгливо отодвинула ноги. Каджри раскрыла было рот, чтобы попросить госпожу простить его, но так и не решилась что-либо сказать.

— Уведи его! — приказал Сойер.

Каджри увела Лоуренса. Он все еще всхлипывал. Каджри краем сари вытерла ему слезы, Сукхрам принес одежду. Лоуренс молча собрался.

— Молодой сахиб заболел, всю ночь метался в жару. Мэм сахиб совсем измучилась с ним. У сахиба был приступ лихорадки. Совсем ума лишился. Вскакивал с кровати и бросался бежать. Мне пришлось связать его и уложить в постель. Теперь везу его отсюда… — громко рассказывал Сукхрам слугам.

— Куда, в город? — полюбопытствовал садовник.

— Конечно, какое здесь может быть лечение? Посажу его в поезд и вернусь. Заложи-ка коляску заминдара.

— Ночью была страшная буря. Я ничего не слышал. Ладно, сейчас бегу, — засуетился садовник.

Вскоре прибыла коляска. Заминдар был счастлив услужить молодому англичанину. Лоуренс уселся, и Сукхрам велел трогать. Через некоторое время он взглянул на Лоуренса. Тот уже спал.

Вечером, когда Сукхрам вернулся домой, на пороге его каморки стояли садовник и еще один слуга. На его постели сидела Сусанна. Она держала термометр у пересохших губ Каджри.

— Что случилось? — встревоженно спросил Сукхрам.

— Ничего, ничего, — поспешили успокоить его.

Сукхрам дотронулся до Каджри. Тело ее горело.

— Лихорадка, наверное, — решил садовник.

— Вы оба можете теперь идти, раз он вернулся, — сказала Каджри.

Садовник и слуга ушли.

— Вы тоже идите, мэм са’б. Сейчас я уже не боюсь.

Сусанна рассказала Сукхраму все, что случилось ночью. Только теперь он узнал, что Лоуренс ударил Каджри ногой в живот.

— Я сделала ей перевязку, — сказала Сусанна.

— Все пройдет, мэм са’б. Вы не беспокойтесь. Что это за человек, у которого никогда не было лихорадки? — пошутила Каджри. — Стоит ли думать об этом?

Сукхрам сел и схватился за голову.

Сусанна ушла.

— Я не помру, не бойся, — успокаивала его Каджри. — Из-за таких пустяков не умирают.

— Каджри, ты не покинешь меня, как Пьяри?

— Нет. Не бойся. Очень уж ты у меня чувствительный!

— Ты видела то, что я принес прошлой ночью? — спросил он, чтобы что-нибудь сказать.

— Нет.

— Вот, посмотри, — проговорил Сукхрам, раскладывая перед ней свои покупки.

В это время в комнату вошла Сусанна.

— Каджри, тебе лучше? — спросила она. — Отец спрашивает.

— Мне хорошо, госпожа, — ответила Каджри, стыдливо пряча руки себе за спину.

Но Сусанна успела это заметить.

— Что это?

— Ничего, — проговорила Каджри, не показывая подарки. Сукхрам растерялся от бесцеремонного вторжения госпожи. Он смущенно опустил голову, но глаза у него довольно блестели. Кроме нескольких кусков простой ткани он принес еще крохотный шелковый чепчик и две погремушки. Он же теперь слуга сахиба, а не какой-нибудь бедняк!

— О! — вырвалось у Сусанны. Она догадалась, что прятала Каджри. — Каджри, почему ты раньше мне не сказала? Так этот мерзавец ударил тебя ногой в живот? — встревоженно проговорила она.

— Ребенок — дело наживное! Еще будет, — рассмеялась Каджри.

Это говорила настоящая натни! Англичанка опустила голову, и ей показалось, что она никогда не сможет ее понять…

Сукхрам пошел проводить госпожу, но за всю дорогу Сусанна не проронила ни слова.

Когда она вошла к отцу, тот сосредоточенно попыхивал трубкой.

— Отец! — воскликнула она. Голос ее дрожал.

— Что еще случилось? — спросил Сойер, выпуская изо рта клубы дыма.

— Надо послать за доктором.

— Зачем?

— Каджри больна. Очень.

— Она и без врача поправится, доченька. Эти люди не пользуются услугами врачей. К тому же твое повышенное сочувствие может вызвать у людей подозрение.

— Умоляю вас! Посмотрите, пожалуйста, сами. Она беременна. Если б вы знали, в каком она состоянии!

Сойер встал и направился к Каджри. Увидев его, Каджри оробела и поспешно прикрыла голову краем сари.

— Что с тобой? — спросил Сойер. Каджри показала рукой на живот; сквозь повязку просочилось красное пятно.

Сукхрам вошел в комнату вместе с Сойером. Он заметил озабоченность на лице хозяина. Сердце его часто и тревожно стучало.

— Кто это сделал? — спросил Сойер.

Каджри молчала.

— Тот дикарь! — сквозь слезы ответила Сусанна.

Сойер помрачнел.

— Сукхрам! — Чуть слышно произнес он, и в его глазах Сукхрам увидел мольбу и печаль. Сегодня он смотрел на Сукхрама не как господин, а просто как виноватый перед ним человек. Глаза старика молили о прощении.

— Господин, зачем вы так беспокоитесь? Я поправлюсь, — заверила англичанина Каджри.

Сойер опустил голову.

— Хозяин, не беспокойтесь, идите, пожалуйста, к себе. Жизнь и смерть — в божьих руках. Здесь уж никто помочь не может, — сказал Сукхрам.

Сойер с опущенной головой медленно побрел к выходу. Он был поражен самообладанием Сукхрама и его ответом, полным чувства достоинства. Дикарь вторично дал ему урок подлинного благородства. Его рабы, которых он считал низкими людьми, обучали его азбуке человечности! Сойер испытывал мучительные угрызения совести. Он заглянул в грязный снаружи кувшин, уверенный, что и внутри найдет одну лишь грязь, и увидел чистый жемчуг.