Не утихают споры вокруг Павлика Морозова — пионера-героя. Углубившись в них, я нашел доказательства того, что его род — из Белоруссии.

Дед Павлика, будучи молодым разворотливым парнем, двинул в конце XIX века из нищей витебской деревни Смолень в богатую землями Сибирь. Намеревался там вместе со своим многочисленным семейством пустить корни, как ему тогда казалось, навсегда. Что из этого получилось, известно. Большой крестьянский род Морозовых постигла трагедия.

Иногда трагедию называют громкой славой — кому как больше нравится. Безусловно, если иметь в виду горы беллетристики, созданной о пионере-герое Павлике Морозове — множество спектаклей, кинофильмов, кантат и опер, не говоря уж о стихах, — то действительно можно вести речь о громкой славе, доставшейся внуку белорусского переселенца Сергея Сергеевича Морозова.

Смотрите, какие знаменитости причастны к героизации образа убитого мальчика: кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, увидевший в Павлике нового человека ХХ века, известнейший кинооператор Эдуард Тиссе, прославленные киноактеры. А поэты? Сергей Михалков, Николай Асеев. Писатели — Исаак Бабель, Александр Яковлев, Виталий Губарев. Композитор Ференц Сабо. Всех не перечесть. История же в отличие от беллетристики имеет дело с реальными личностями — не утонувшими в домыслах творцов.

Стало быть, образ Павлика Морозова — продукт героизации? Несомненно, он был придуман наверху и введен в псевдодействительность. Имеется в виду тот образ, который был преподнесен массовому читателю и зрителю. Все произведения, созданные о пионере-герое за полвека, назывались документально-художественными. Писатель Евгений Пермяк назвал их почти документальными. С таким уже успехом можно сказать: почти художественные. Газетный образ, решенный плакатными средствами.

Каким же представляется он историкам? Новейшим — трагичным. Как и весь большой крестьянский род Морозовых, волей рокового случая ставший социальной моделью «сын против отца».

Родители Павла — Трофим, председатель сельсовета, и Татьяна — были в разводе. Дед с бабкой люто возненавидели бывшую невестку, как говорят, не жаловали и своих внуков. Надо ли говорить, какие были ответные чувства?

В разгар этой глухой вражды Павлик, а по другой версии — его мать, сообщает милиции, что Трофим продает спецпереселенцам справки сельсовета. Сигнал подтвердился, Трофима посадили в тюрьму. А через год в теплый сентябрьский день Павел с братом Федором пошли в лес за ягодами и домой не вернулись. Их нашли мертвыми.

Смотрите, что в итоге произошло с этой еще недавно крепкой и дружной семьей: к расстрелу приговорены четверо — дед и бабушка, двоюродный брат и дядя Павлика. Отец по доносу сына отбывал тюремный срок на Крайнем Севере. После расстрела дяди, Арсения Кулуканова, его жена уехала в соседнюю деревню, так как жить было негде — все их имущество по решению суда конфисковали. Вскоре она сошлась с местным крестьянином, у которого был взрослый сын. Он почему-то решил — отцовская жена больше подходит ему. Однажды в припадке ревности он убил ее. Суд вынес приговор — расстрел.

Злой рок висел над всей семьей Морозовых. У Павлика был младший брат Алексей. Когда шел суд, десятилетний Алеша дал показания против своей бабки: она, мол, пошла по ягоды в то же место, куда пошли Павлик и Федя. Следовательно, сделал вывод прокурор, она могла придержать ребят в лесу, пока не подойдут убийцы. Что значит — «могла»? Придержала или нет? Да и ходила ли она в лес? Сам Алеша в то время сидел взаперти в избе и не мог этого знать. Однако показал на бабку.

Если это была напраслина, Бог сурово покарал лжесвидетеля. В 1941 году Алексея судили за измену Родине (не выполнил задание командования) и приговорили к расстрелу. Помогли хлопоты матери, и, как брату героя, высшую меру ему заменили десятью годами тюрьмы, которые он отсидел от звонка до звонка.

До ареста он окончил летное училище. В части его не любили за то, что требовал особого положения. Подпоив, сослуживцы положили ему за голенище сапога фотопленки с изображением линии фронта. А после этого вызвали представителя фронтовой контрразведки «Смерш» («Смерть шпионам!»).

Стало быть, брат пионера-героя сидел десять лет за «шпионаж»? И никто этого не знал? Знать-то, видно, знали, да помалкивали. Кстати, пресса об этом тоже не писала. Такое себе никто не мог позволить — имя героя неприкосновенно. Крымская «Курортная газета» в августе 1956 года поместила статью «Бабушка Морозиха». О матери Павлика. Скупает, мол, по дешевке фрукты да продает на рынке втридорога. Спекулирует. Можно догадаться, чем обернулась такая смелость редактору.

Мать Павлика — в Крыму? Оказывается, она жила там до последних своих дней, наступивших в 1983 году. Сам Сталин распорядился позаботиться о ней. Поселили ее в Алупке, недалеко от Воронцовского дворца. Назначили пожизненную персональную пенсию. Говорят, что она умела и сама требовать. Входила в любое учреждение и заявляла: «Я мать пионера-героя…» Отказать никто не осмеливался.

Наглость, конечно, появилась с годами. Она ведь неграмотная была. Четверо детей, двое убиты. Покинутая мужем, отцом Павлика, — бросил семью, ушел к соседке. В деревне рассказывали: это она поощряла доносы Павлика на оставившего их мужа и отца. Мстила.

После гибели Павлика и Феди ее переселили в большой дом, хозяев которого перед этим арестовали. Она получила часть кулацкого имущества.

Писатель Юрий Дружников, побывавший в Герасимовке, свидетельствует: после суда Татьяну Морозову в деревне возненавидели. Привилегии, ей созданные, еще больше озлобили людей. Жить ей там было невозможно, и вскоре она перебралась в райцентр.

— Меня НКВД взял на казарменное обеспечение, — вспоминала Татьяна. — Дали комнату, кровать, две подушки, продукты. Я, как мать героя, не работала…

Не столь рекламной выглядела в ее рассказе и всенародная любовь к Павлику:

— Врагов у Павлика было много. Могилу его затаптывали, звезду ломали, полдеревни ходило туда испражняться.

Она признавалась, что Павлик поступил в первый класс за год до смерти. Притом с третьей попытки. А было ему тогда уже 13 лет. В середине учебного года учительница перевела его во второй класс, хоть он еле-еле научился читать — по слогам. Поэтому, по крайней мере, странно читать беллетристические благоглупости о том, как ребенок разъяснял неграмотным сельчанам цели партии, задачи строительства социализма в деревне, рекомендовал принять новый устав сельхозартели и критиковал левые перегибы районных уполномоченных.

Не вызывает сомнений, что реальный Павлик Морозов и его беллетризованная копия — два разных образа. Герои всегда проще, чем их рисует воображение восхищенных почитателей. Поэтому надо спокойнее относиться к тому, какими они были в реальной жизни. Историки новой волны уже не удивляются некоторым расхождениям между мифологизированным и реальным образом мальчика. Например, родственник Морозовых, тоже белорус-переселенец, Лазарь Байдуков так говорил о пионере-герое:

— Павлик был просто хулиган. Ходил по деревне переросток-оборванец, всегда голодный, от этого злой, и искал, где бы нашкодить. Вот все его и ненавидели.

Учительница Кабина:

— Морозов говорил с отрывами, гавкая, не всегда понятно, на полурусском-полубелорусском языке, вроде: «Ен ведь больша нэ прыйдеть».

Одноклассница Павлика Морозова Матрена Королькова:

— Если честно сказать, Павлик был самый грязный из всех в школе, не мылся. Дети в семье Морозовых, когда ссорились или просто развлекались, обычно мочились друг на друга и так шли в школу. От Павлика всегда нестерпимо воняло мочой.

Из произведений о нем он представал ненасытным книгочеем, эрудитом, идейным вожаком детей и взрослых, полпредом новой власти в деревне. А ведь при жизни, по свидетельству матери, его ни разу не осмотрел врач. Будь он подростком, скажем, 70–80-х годов, его, скорее всего, отнесли бы к категории трудных, педагогически запущенных ребят из семьи с ненормальным психологическим климатом.