Озеро было ледникового происхождения. Точнее, это был типичный для Канады замкнутый мореной пруд, не более мили в длину, подпитываемый с севера довольно крупным ручьем. С воздуха я видел и морену, и речку, вытекавшую из озера и мчавшуюся на юг к долине, где Корпорация Маттерсона собиралась строить плотину.

Я выплеснул остатки кофе, сполоснул кофейник и кружку и принялся сооружать ветрозащитную стенку. Палаток я не люблю. Во-первых, в них не теплее, чем снаружи, во-вторых, с ними много возни, и если их хорошо не натянуть, они легко промокают. А стенку можно сделать из подручного материала, который не надо таскать с собой, как палатку. В случае дождя легко соорудить и непромокаемую крышу. Конечно, тут нужно умение, но за время моих долгих скитаний по Северо-Западным территориям я его приобрел.

К середине дня лагерь был готов. Все вещи, которые могли мне понадобиться, находились под рукой, в определенных местах, и мне легко было до них добраться. Эту систему я отрабатывал долго, следуя примеру эскимосов, у которых она достигла совершенства: любой странник может зайти в незнакомый шатер-иглу и, протянув в темноте руку в нужном направлении, обнаружить масляную лампу или костяные рыболовные крючки.

Плеск рыбы в озере заставил меня вспомнить о том, что я голоден, и возникшая в воображении картина кипящей на сковороде форели показалась мне привлекательной. Вообще-то на рыбной диете в холодном климате долго не протянешь, но в Форт-Фаррелле я все-таки поел мяса, а в дальнейшем, если нужно, разжился бы олениной.

В этот вечер, лежа на мягком лапнике и глядя в разукрашенное звездными алмазами небо, я думал о Трэнаванах: до сих пор, памятуя о том, что сказал мне Саскинд, я избегал этого, но сейчас я не пытался себя пересилить. Когда случайно прикусишь щеку, язык невольно тянется к больному месту. Так все время влекла к себе и эта история.

Она и в самом деле представлялась странной. Какого черта Маттерсону надо было так старательно вычеркивать из жизни имя Трэнавана и память о нем? В задумчивости я курил сигарету, глядя на красные угли потухшего костра. Я все более убеждался в том, что ключ ко всему — автокатастрофа. Но трое из попавших в нее погибли, а четвертый ничего о ней не помнил, да и не хотел вспоминать Ситуация зашла в тупик.

Кому же выгодна смерть Трэнавана? Конечно, Буллу Маттерсону. Он стал единоличным хозяином целой империи. Можно это считать мотивом убийства? По словам Мак Дугалла, Маттерсон был в бизнесе тверд и жесток, но ведь не всякий же бизнесмен с кулаками — убийца.

Далее: где находился Булл Маттерсон во время катастрофы? Кто еще выиграл от нее? Еще Клэр Трэнаван. А где она была в это время? Ах, дурак, она была в Швейцарии, зеленой школьницей. Так что оставим Клэр Трэнаван в покое.

Кто еще? Кажется, больше никто особой выгоды в результате этой истории не получил, во всяком случае финансовой. Вообще о тех, кто так или иначе с ней связан, я знал очень мало. Здесь тоже был тупик.

Тут я решительно прервал свои полудремотные рассуждения. О чем это я думаю? Я должен от всего этого держаться подальше, для меня это слишком опасно. В том, что это так, я убедился скоро, в два часа ночи, когда проснулся в холодном поту и лихорадочной дрожи. Меня вновь посетил Сон.

С рассветом мне полегчало, и все, как это и бывает по утрам, предстало в ином свете. Я соорудил завтрак: горох, ветчину, яичницу и с аппетитом проглотил все это. Затем надел приготовленный с вечера рюкзак. Полевой геолог на ходу обычно напоминает движущуюся рождественскую елку. Я — человек крупный, но и для меня груз был значительным. Теперь понимаете, почему я не люблю брать с собой палатку?

На лицевой стороне моего рюкзака — большой желтый круг. Я придаю ему серьезное значение, ибо, бродя по лесам Североамериканского континента, нетрудно пересечься с каким-нибудь дураком охотником, который разрядит свою пушку по любому движущемуся предмету. Желтый круг должен заставить его повременить, прежде чем давить на спусковой крючок, и в это мгновение сообразить, что на животном в лесу таких кругов не бывает. По той же причине я беру с собой накидку столь ярких цветов, какую ни одни индеец, даже в пьяном виде или под страхом смерти, носить не будет. А моя шерстяная шапка снабжена большим красным помпоном. В общем, я в прямом смысле слова представляю собой колоритную личность.

Я проверил затвор своего ружья, убедился, что патрона в стволе нет, поставил предохранитель и отправился по берегу озера на юг. С южной части долины я и собирался начать разведку. Через неделю вертолет перебросит меня на север. Я планировал тщательное изучение всего района.

В конце первого дня работы я сверил мои результаты с выпущенной правительством геологической картой и нашел, что мои данные более точны. Я обнаружил следы молибдена, цинка и свинца, но ничего такого, из-за чего Компания Маттерсона могла поднять шум. Когда геолог говорит о следах, он именно это и подразумевает.

Я продолжал работу и к концу недели пришел к твердому убеждению, что добыча ископаемых в южной части долины Кинокси — дело бесперспективное. Я упаковал все свои вещи и стал ждать вертолета. Он прибыл с потрясающей точностью.

На этот раз летчик высадил меня в северной части долины, у ручья. Один день я опять посвятил оборудованию лагеря, а на следующий отправился осматривать местность.

На третий день я понял, что за мной наблюдают. Признаки этого были малозаметны, но они были: нитка, зацепившаяся за сучок, свежая царапина на дереве, сделанная не мной, и однажды — блеск неосторожно выдвинутого на солнце бинокля.

В северных лесах не принято подходить к чьей-либо стоянке и не знакомиться с ее хозяином. Тот, кому нечего скрывать, так не сделает. Я, конечно, не возражаю против того, что у людей есть свои секреты, у меня они тоже есть, но когда эти секреты касаются меня, мне это не нравится и злит меня. Впрочем, пока я ничего не мог с этим поделать и продолжал работать как ни в чем не бывало, надеясь скоро преподнести этому типу сюрприз.

На пятый день я запланировал обследовать крайнюю часть долины в северной стороне и решил, что заберусь на север как можно дальше и там где-нибудь заночую. Я пробирался вдоль ручья и вдруг услышал сзади меня голос:

— Куда это ты направляешься?

Я замер и обернулся. Невдалеке стоял высокий человек в красной накидке и с небрежно взятым наперевес охотничьим ружьем. Оно не было повернуто в мою сторону, но это могло произойти в любую секунду, так что фактически я оказался у него на мушке. Поскольку этот парень только что появился из-за дерева, он явно поджидал меня в засаде. Момент, чтобы уличить его в этом, был неподходящий, и я просто спросил его:

— Эй, откуда это ты взялся?

Я заметил, как у него напряглись желваки на скулах. Парень был молодой, немногим более двадцати. Он сказал:

— Ты не ответил на мой вопрос.

Его напряженные скулы мне не понравились, и я опасался, как бы не напрягся и его палец на спусковом крючке. Парни его возраста заводятся с пол-оборота. Я поправил рюкзак и сказал:

— Я иду вверх по долине.

— Зачем?

— Вообще-то это не твое дело, сосунок, но я веду разведку для Корпорации Маттерсона.

— Но не на этой земле. — Он мотнул головой в сторону. — Видишь этот знак?

Я посмотрел туда, куда он указал, и увидел небольшую кучу камней. Она сильно заросла зеленью, почему я и не приметил ее. С той стороны, откуда я подошел, она была совершенно невидима. Я взглянул на своего молодого друга.

— Ну и что?

— А то, что здесь земля Маттерсона кончается. — Он ухмыльнулся, но без тени юмора. — Я ждал, когда ты объявишься здесь, — знак облегчает мне задачу объяснить тебе, что к чему.

Я прошел немного и оглядел камни. Парень двинулся за мной, сжимая свое ружье. Теперь знак оказался между нами, и я сказал:

— Здесь-то я могу стоять?

— Конечно, — сказал он весело. — Там ты можешь стоять. Законом не возбраняется.