Уроженец Кременчуга пожал плечами. Иван, глядя на него, криво усмехнулся.
В местном гильмендском филиале AGSM из почти полутора сотен сотрудников примерно двадцать – граждане Украины и других стран СНГ. В их числе те, для кого русский изначально родной. Русский – в той или иной степени – понимают также и наемники из стран Восточной Европы: поляки, прибалты, словаки, болгары… Этих, если брать общее количество, не менее трети от нынешнего списочного состава.
Иван доподлинно не знал, кому именно принадлежала изначально эта инициатива – штрафовать за разговоры на русском. Местному начальству или кому-то из верхов. С подобным доводилось сталкиваться лишь в турецкой учебке; но там запрет распространялся на все наречия, кроме собственно «служебного языка», то есть инглиша. Здесь же, в самом лагере, а также в Лашкаргахе, где служат еще около полусотни сотрудников из их ЧВК, запрет распространяется только и исключительно на русский. Скандинавы, немцы свободно говорят по-своему. А за «великий и могучий» – денежный штраф.
На первый раз за подобное нарушение, как его предупредили сразу по прибытии, начисляется штраф в сто фунтов стерлингов (или столько же в евро, у кого какой контракт). За рецидив – пятьсот фунтов. А если засекут еще раз, увольняют…
Стучат, кстати, друг на друга и сами «русскоязычные». Так что нет ничего удивительного в том, что этот парень, которого Колин взял водителем вместо основного драйвера – тот уже неделю мается дизентерией, – сейчас изображает глухонемого.
– Козак, я здесь! – донесся голос старшего. – Поднимитесь, есть разговор.
От обочины к «вершине» ведет отполированная ступнями сотен, а может, многих тысяч поднимавшихся туда прежде людей тропа. Козак легко преодолел этот пологий подъем. Кэмпбелл что-то высматривал в округе в бинокль. Колонна продолжала ползти со скоростью пешехода; могло даже показаться, что машины, плетущиеся в хвосте, вовсе остановились. На чуть срезанной верхушке кургана пахнет древней пылью, мочевиной и поднимающимися с шоссе запахами расплавленного асфальта и дизельных выхлопов.
На обожженном солнцем лице Кэмпбелла, влажно поблескивающем от пота, застыло недовольное выражение. На скулах перекатываются тугие желваки. «Демонстрация», устроенная большей частью водителей, преимущественно местными и паками, старшему колонны явно пришлась не по нутру. С другой стороны, Колин не мог не понимать, что в происходящем есть изрядная доля его собственной вины. Опустив бинокль, старший повернулся к Козаку.
– Парень, что ты себе позволяешь? – угрюмо произнес он. – Что за дела?
– О чем речь, сэр?
– Ты нарушаешь правила – как писаные, так и неписаные!..
– Например? – сухо спросил Иван.
– Ты только что говорил по-русски. Я слышал. А за это полагается денежный штраф.
– Напишите рапорт и передайте начальству.
– Может, Айвен, снизойдешь и перейдешь на «ты»? – Его водянистые, с красными прожилками глаза уставились на Козака. – У нас, между офицерами среднего звена, не принято выкать в нашем узком кругу.
– Да? Извините, но я редко бываю в «вашем узком кругу».
– Мы – одна семья, – продолжил гнуть свою линию старший. – В идеале, конечно. Понимаешь, что я хочу до тебя донести?
– Я подумаю над этим, когда вернемся с задания.
Кэмпбелл сунул оптику в чехол. Достал платок, протер влажное от пота лицо.
– Жаркий будет денек…
– Да, сэр. После полудня обещают под сорок.
Старший вновь пристально посмотрел на прикомандированного к нему в качестве командира группы огневой поддержки сотрудника.
– Давай поступим так, Козак. Ты не «стучишь» на меня, ну а я, соответственно, не стану писать рапорт о том, что ты нарушаешь правила нашего филиала. Договорились?
– Я не стукач, Кэмпбелл.
– Значит, ты не станешь писать докладную о… об этом долбаном эпизоде, когда я слегка поучил местного ослоеба?
– Я не собираюсь писать рапорт, – спокойно сказал Иван. – Но я считаю, что так нельзя было поступать.
– Как?
– Избивать водителя.
«Да еще делать это на глазах у других водителей, настраивая их тем самым против «секьюрити», против охранников», – подумал Иван, но вслух этого говорить не стал.
– Он тупой кишлачник, – криво усмехнувшись, сказал старший. – Ему только ослом управлять…
– Но он ведь не виноват в случившемся, Колин, – глядя на проезжающий – ползущий, вернее, – мимо холма хвост колонны, сказал Козак. – Сработал «противотаран»… дело случая.
Кэмпбелл переместился к полутораметровой высоты каменной остроугольной пирамидке, венчающей курган. Широко расставил ноги, обутые в рыжие летние ботинки Hummer, раскрыл молнию на брюках и принялся мочиться на «обелиск».
– Так не бывает, Козак, чтобы никто не был виноват, – сказал он, не оборачиваясь. – Всегда кто-то виноват. Всегда.
Справив нужду, Кэмпбелл поправил амуницию и подошел к коллеге, стоявшему на другом конце площадки.
– Тебя что, парень, не предупреждали о наших обычаях? – в его тоне явственно прозвучали нотки неодобрения. – Есть правила, Козак! Есть устоявшиеся традиции. Чтобы миссия оказалась успешной, чтобы все прошло без осложнений, нужно придерживаться этих правил…
Козак усмехнулся про себя. Он уже был наслышан о некоторых устоявшихся здесь «правилах». Так, например, существовал обычай останавливаться ненадолго у этого древнего кургана и мочиться на этот самый «обелиск», поставленный неизвестно кем и невесть когда. Сюда обычно поднимались двое, старший колонны и командир группы прикрытия. И, совершая негласно практикуемый ритуал, орошали памятный камень… Должно быть, кто-то из их коллег несколько лет назад, когда еще в этой местности только начали строить базу с «Кемп Бастион», первым справил здесь нужду. Ну а когда задание было выполнено и обошлось без потерь, кто-то вспомнил, что именно этому предшествовало, и этот обычай был уже введен в повседневность…
– Есть должностные инструкции, – сказал Козак. – В них ничего не сказано о том, что командир группы прикрытия должен перед выездом мочиться на местную древность.
– Ну-ну, – неодобрительно произнес Кэмпбелл. – Подумай хорошенько над тем, что я тебе сказал.
– У вас ко мне все?
– Я слышал, что у тебя в штаб-квартире есть волосатая рука. Но учти, Козак, мы не в Лондоне, не в Париже! А в этой долбаной дыре, если хочешь выжить, нужно придерживаться правил.
Старший хотел еще что-то добавить, но, махнув рукой, первым направился по тропе вниз, к ожидающему его на обочине «Хамви». Козак на несколько секунд задержался. Достал из кармана пачку, прикурил новую сигарету.
С этого холма, надо сказать, открывается отличный вид на округу. Неизвестно, когда здесь был насыпан этот холм, или курган. Как неизвестно и то, кто здесь захоронен и кто еще до него в разные годы и разные эпохи стоял на верхушке этого холма, созерцая этот поистине марсианский пейзаж.
Если верить местной легенде, где-то здесь находится та крайняя точка, куда дошла в этих краях после разгрома персидской империи Ахеменидов армия великого завоевателя древности – Александра Македонского. Возможно, сам «Искандер Зулькарнайн» – как его называют мусульманские источники, «двурогий», покоривший запад и восток, – некогда стоял на этом самом месте. Стоял, сложив на груди руки; тревожно, заинтересованно – или устало? – вглядываясь в едва видимую отсюда зеленоватую полосу – это прибрежные оазисы местной реки, давшей сравнительно недавно название вилайету[14], реки, за которой открывались бы для него и его армии неведомые земли.
Вид в ту древнюю пору, конечно, сильно отличался от того, что наблюдает с этого холма стоящий на нем нынче сотрудник AGSM, одной из двух крупнейших на планете частных военных компаний. А видел Козак следующее.
Впереди – строго на юг – в нескольких километрах лежит лагерь, который они недавно покинули – Kamp Bastion. Основная военная база Великобритании в Афганистане (которую, впрочем, британцы вынуждены с недавних пор делить со своими заклятыми друзьями американцами). Окруженная низкими, почти невидимыми отсюда земляными укреплениями – «бастионами» база не выглядит неприступной крепостью. Тем не менее Кемп Бастион по нынешним временам одно из самых безопасных мест в этой стране. Вся округа за пределами периметра представляет собой нынче сплошные минные поля; подходы к базе контролируются как с земли, так и с воздуха – наземными патрульными группами, дежурными вертушками и беспилотниками. После нескольких серьезных акций со стороны местных «муджи», одна из которых закончилась прорывом отряда талибов в сам лагерь, – в местном вертолетном полку тогда служил принц Гарри, жизнь которого тоже оказалась под угрозой, были предприняты серьезные меры для укрепления безопасности лагеря. Минные поля простираются теперь на расстоянии от пяти до восьми километров от «периметра». Преимущественно это противопехотные мины; их ставят, чтобы закрыть подходы к лагерю для небольших отрядов талибов, которые обычно действуют скрытно, выдвигаясь к атакуемой цели под покровом ночи. Вдоль дорог, ведущих к КПП от «кандагарской» трассы, от Лашкаргаха и Гиршика, а также с юга, полосами, довольно близко к обочинам, выставлены противотранспортные мины (anti-vehicle mine). Раньше, рассказывают, местные «муджи» то и дело обстреливали лагерь по ночам из своих передвижных тачанок, на которых крепятся станки для запуска ракет. Но, после того как Кемп Бастион прикрылся со всех сторон протяженными минными полями, эта практика ночных обстрелов из «Градов» или их кустарных аналогов практически прекратилась.
