– Если я еще раз увижу здесь постороннего – и мне плевать кого! – я убью эту мразь!!! Тебе ясно?! – проревел он мне в лицо.

Хотелось объяснить, что моя жажда его смерти намного сильнее, но я не могла вдохнуть. Ослепленный яростью, Кристоф так сильно сжал пальцы, что было непонятно, почему моя шея еще цела. Он осознал, что происходит, только когда от недостатка кислорода я покраснела, и ослабил хватку. Мои ноги коснулись пола, я судорожно набирала воздух – раз, другой… Едва почувствовав облегчение, я вспомнила слова Мойры и догадалась, чем в ответ смогу стегнуть его побольнее.

– Ты просто злишься, что я предпочла не тебя, – еле выдавила я, хрипя и почти не различая его за роем мошек, клубящихся перед глазами, застилающих все вокруг темной пеленой…

Он замер, его рука разжалась, и я сползла на пол безвольной куклой, надсадно кашляя, но тем не менее наслаждаясь каждым свободным вдохом. Воздух со свистом входил в мои легкие и наполнял тело силой. Еще. И еще. Блаженство… Когда спустя несколько минут я смогла открыть глаза и поднять их вверх по его бесконечно высокому телу, Кристоф был совершенно спокоен.

– Какая же ты глупая, – его голос звенел презрением. – Ты думаешь, что особенная? – Он наклонился к моему лицу. – Я живу долго, очень долго, Диана, и ты не имеешь понятия, сколько женщин прошло через мои руки. Как же мне надоела ваша ограниченность, мелочность, вы сами… Но ты – больше всех! Сколько времени я провел рядом с тобой, видел твой глупый страх, твои слезы… Как же ты…

Я не знала, что он хотел сказать, но вдруг мне показалось, что сейчас он меня ударит, и я закрыла глаза, снова вжимаясь в стену. Когда же я их открыла, в комнате никого не было.

После происшедшего разрешение на прогулку было аннулировано. Я недоумевала: никто не ставил мне условия соблюдать целибат, но с другой стороны, мне было известно, что иной раз и за незначительные провинности слуги платили жизнью. Интересно, отказать хозяину и предпочесть ему слугу, пусть и наемного, – мелкий проступок или крупный?.. Обстоятельства позволяли мне шлифовать черный юмор.

Количество работы по дому резко возросло, объем сдаваемой ежедневно крови – тоже. Я ни секунды не сомневалась, кто следил за этим лично. Кристоф не мог наказать меня настолько радикально, насколько того желал. Иногда я размышляла: к счастью это или к сожалению? Все чаще мне хотелось быстрого конца… А он, судя по всему, был уже недалек.

Выздоровление Мойры быстро продвигалось: она проводила большую часть дня на ногах, забыв постылую кровать, улыбка не покидала ее совершенных губ, и многовековая усталость на лице Дженоба уступила место незнакомому выражению светлой радости.

Но была у ее выздоровления и обратная сторона – жизнь, наполнявшая Мойру, покидала меня.

Немало времени осталось позади, пока я поняла, что с такими кровопотерями долго не протяну. В прошлом, казавшемся далеким и нереальным со дна моей нынешней пропасти, цветущая внешность всегда отличала меня от других. Теперь я была лишь тенью себя. И без того измученная дикой жизнью последних месяцев, я стала бледной и слабой, у меня пропал аппетит. Быть может, этого бы не случилось, если бы я продолжала есть всю ту гадость, которой меня пичкали. Но у меня исчезло само желание жить. А вслед за ним стали уходить и другие потребности организма.

Так как ела я теперь (точнее, изображала, что ем) в лаборатории, это не могло укрыться от внимания Кайла. Я впервые увидела его злым.

Он пытался втолковать мне, что так я долго не выдержу. В тумане заторможенности я наблюдала, как его теплые глаза метали молнии, его губы (такие сладкие на вкус) кривились в гримасе ярости, руки (так нежно ласкавшие меня) сжимались в кулаки…

По крайней мере, моих воспоминаний Кристоф не сможет отнять никогда. Я улыбнулась этой мысли.

– …не может продолжаться, Диана! – понятными были лишь последние его слова.

– Я знаю, Кайл. И очень на это надеюсь. Понимаешь, я так устала, смертельно устала… Мне хочется уснуть и спать долго-долго, а лучше… вообще больше не просыпаться, – мои губы еле шевелились. Я отстраненно слушала и не узнавала свой собственный голос.

Кайл тревожно смотрел на меня, его брови сошлись на переносице в сплошную линию…

Я почти спала, когда в люк постучали. Сон тут же исчез, сердце резко забилось – я испугалась, потому что отвыкла от звука, предоставлявшего выбор: впустить гостя или нет. Справившись с собой и откинув крышку, я увидела Кайла. Сосредоточенный, он скользнул в комнату, бесшумно прикрыв люк за собой, и тут же потянул меня в дальний угол.

– Ты двинулся умом? – я не могла прийти в себя, потрясенная. – Не понимаешь, что будет, если Кристоф узнает?! Жить надоело?

Происшедшее с нами почти никак не отразилось на Кайле, не считая многочисленных синяков и ушибов, полученных при падении. Кристоф не сказал ему ни слова. Но осязаемо тяжелый, чудовищный взгляд давил на Кайла каждый раз, когда тот оказывался в его поле зрения. Кристоф не считал нужным (или не мог?) скрывать этот взгляд, и я чуяла нутром – это очень плохо.

Не обращая никакого внимания на мои бурно высказываемые опасения, Кайл повернул меня к тусклому свету окна, взял за подбородок и нахмурился. Бледная кожа, обескровленные губы, синяки под угасшими глазами – я увидела себя его глазами.

– Диана, я… – он замолчал, будто в нерешительности, поглаживая мою щеку, – хочу сохранить тебе жизнь.

Он хотел сказать что-то другое, и я знала что. Наверное, именно поэтому говорить и не имело смысла.

Сосредоточенное выражение вернулось, и, жестом призывая меня к молчанию, он быстро и тихо заговорил:

– По непонятным мне причинам количество крови, которое у тебя ежедневно берут, очень скоро увеличится. Да, я знаю, это безумие. И так превышена максимально допустимая доза. Если честно, для меня загадка, как ты еще держишься… Мне непонятна их логика, ведь «драгоценное лекарство» попросту иссякнет! – его лицо перекосилось от ярости. – И если кровопотеря повысится, дольше месяца ты не проживешь… – пальцы больно впились в мою кожу. – Я не допущу этого!

– Но, Кайл…

– Послушай меня, Диана, я много лет провел рядом с этими существами и знаю, что обоняние значит для них несоизмеримо больше, чем для нас зрение. Вот, возьми, – он торопливо достал из кармана пузырек с темной жидкостью и вложил в мои руки, скрепляя их поверху своими. – Моя личная разработка. О ней не знает никто! Мой препарат может изменить на некоторое время (приблизительно на два часа) твой запах, сделать тебя «невидимой» для них. Ты сможешь ускользнуть! – его слова и взгляд горели воодушевлением. – Я достану новые документы, дам денег, и ты уедешь как можно дальше и начнешь новую жизнь!

Сказка… Я слушала и не решалась поверить, что мои загнанные в самый дальний уголок сознания безумные, безнадежные мечты о свободе могли стать реальностью… Но стоило лишь впустить их в свое сердце, и я ощутила, как остаток моей сверхценной крови забурлил в венах, как заблестели мои глаза – ко мне вернулась сама жизнь!

Перемена во мне не укрылась от Кайла, и он улыбнулся.

– Но куда я уеду? И как мне убежать, здесь охрана? Кроме того, ведь их зрение и слух останутся в порядке?.. – вопросы толкались в моем взвинченном уме.

– Уедешь, куда захочешь, главное – чтобы я не знал куда, – его взгляд был как никогда серьезен. Несколько секунд прошли, пока я осознала: ему придется ответить за мой побег.

– Нет, Кайл, нет, я так не могу! Нет!.. Неужели ты не понимаешь? Я не могу так! – внутри все пульсировало от боли.

Моя мечта стремительно угасала свечой. Я не была согласна заплатить такую цену!

– Тише, Диана, послушай меня, послушай же! Если мы не попробуем, близкий конец неизбежен для тебя, – его губы беззвучно добавили что-то («…а значит – и для меня»?), и он тут же яростно отрезал: – Я не позволю этому случиться! Нет, слушай… я не собираюсь сидеть и ждать смерти – как только пойму, что твоя попытка удалась, сбегу сам! Даю тебе слово!