Но он смотрел на меня так же равнодушно, как и на других участников праздника… И молчал.
Секунды складывались в минуты, ничто не указывало на то, что он вообще слышал мои слова. Я уже видела безразличный отказ в его глазах. И то ли алкоголь сломил мое хрупкое самообладание, то ли боль всех этих лет легла на плечи невыносимым грузом – во мне проснулась жалость к себе, ничтожнейшее из чувств.
Забыв обо всем и всех, маленькая пятнадцатилетняя девочка ударилась в истерику – мое бездонное озеро слез перелилось…
Я умоляла его прийти на следующий день – не портить мне долгожданный праздник, первый, единственный праздник в моей жизни! Я горько плакала и унижалась, почти падая к его ногам! Я умоляла его уйти не только сегодня – я умоляла его не приходить никогда, оставить мою и без того несладкую жизнь в покое!
Но взгляд его был непроницаем.
И тут, впервые, мой страх дал трещину. Я впала в неистовство! Ярость огненной пеленой покрыла все вокруг. Что-то падало, разбивалось, мелкие осколки осыпали мое лицо, что-то лилось на пол, на мое прекрасное платье… Я бессвязно кричала, проклинала – и снова умоляла. Молила…
Но наконец, убедившись, что в его холодных глазах так и не мелькнула жалость, я замолчала. И, наверное, впервые за все годы услышала его голос четко и ясно, не пребывая в дурмане от непонятных чар или собственной слабости.
– Это невозможно.
Вот так просто и мгновенно он сломал во мне остатки детства.
И я покорно пошла следом за ним, ничего не объясняя друзьям, ошеломленно наблюдавшим за этой сценой, краем сознания надеясь, что они спишут мое поведение на избыток алкоголя в крови.
***
Я проснулась поздно утром.
Странно, был понедельник, но никто и не заикнулся, что мне надо в лицей. Обойдя дом, я не нашла никого из родных, и даже прислуги нигде не было видно. Стояла необыкновенная тишина…
Тихо было и у меня в душе.
Казалось, вчерашние события должны были оставить повод для бесконечных слез, но все, что я ощущала, – неслыханный покой. Какой то искусственный покой, как онемение после наркоза… После ампутации.
Да, именно это случилось вчера. Мне всего лишь удалили остатки наивных детских заблуждений, что можно что-то изменить. Что если очень попросить, поплакать, то он уступит… Пожалеет меня.
Теперь я знала: это невозможно.
Целый день я провела наедине с собой, не ощущая времени. Казалось, прошел лишь миг, а над землей уже сгустились шоколадные сумерки. Почти восемь часов улетели в никуда…
Я очнулась от прикосновения.
– Диана, проснись, у тебя гости.
Скользнув мутным взглядом по толпе, окружавшей постель, я в первый момент обомлела. Но после некоторых усилий все же сообразила: подруг всего четверо… И сумела им улыбнуться – мой несомненный талант.
– Проснулась, соня!
– Вчера ты так рано ушла… давай делись с подругами!
После целого дня тишины громкие звуки почти оглушили меня.
– Ч-что? – Я заторможенно смотрела на подруг из своего далекого пугающего мира и не могла понять, что им от меня нужно.
Не замечая моего состояния, перебивая друг друга, вчерашние гостьи тут же ринулись на меня с вопросами:
– Кто он? Откуда знаешь? Почему скрывала от нас?
Их резкие голоса выдавали возбужденное любопытство, а глаза светились завистью.
Внутри меня все содрогнулось: «Дуры! Он смертельно опасен! Как можно не видеть этого?!»
– Боялась, что уведете, – я улыбнулась и с трудом села – кружилась и болела голова. Снова улыбнулась.
– И не зря! – настырно вмешалась одна из них, романтично закатывая глаза, и с придыханием застонала: – Он… он та-а-а-кой кра-а-а-савчик!
– О да, ты даже не представляешь какой, – угрюмо пробормотала я, тщетно пытаясь понять, где она увидела красоту в этом человекоподобном монстре. И поспешила откреститься от жуткого предположения, внутренне мертвея от одной лишь подобной мысли: – Да шучу я… Никакой он мне не парень! Я его терпеть не могу. Кристоф просто… – неожиданно для самой себя я запнулась, пораженная фактом, что за столько лет так и не узнала, кто он. – Знакомый моих родителей… – после долгой паузы с трудом нашлась я.
Как бы хотелось, чтобы все было так просто.
– Так его зовут Кристоф? – обрадовалась наша наивная Дашка и этому минимуму информации. На ее хорошеньком кукольном личике появилось мечтательное выражение, и она промурлыкала: – Такое необычное имя!
– Да, необычное, – согласилась я с ней автоматически, удивленная ее зачарованным взглядом: забыв о нас, она уставилась в окно… Но я и подумать не могла, насколько необычным был сам обладатель имени.
И чего это будет стоить Дашке.
***
О нем говорили весь следующий месяц. Спрашивали, недоверчиво поджимая губы, просили познакомить. Я отшучивалась, отмалчивалась, переводила разговор в другое русло – оберегала их как могла.
Было странно, что тот, кого они видели всего раз, да и то при самых обескураживающих обстоятельствах, настолько их заинтересовал. Но возможно, я в глубине души и понимала, как ему это удалось… но боялась признаться даже самой себе.
Но как бы мне ни хотелось, чтобы все забыли о его существовании, – чего бы я не отдала, лишь бы провести хоть день, не вспоминая о нем! – Кристоф снова прошелся по моей жизни так, как ему было угодно.
… Я была уже в вестибюле. Занятия окончились, и шумная толпа понемногу выплескивалась из лицея. Ожидая, пока пробка в дверях рассосется, я отошла к окну, и мой скучающий взгляд сразу же зацепился за знакомую фигуру, возвышавшуюся над окружающими почти на голову.
Как обычно, отстраненно-холодный, почти пугающий, он был окружен аурой чужого любопытства. Наши девочки, все как одна застыв, завороженно глядели на него – через плечо, в упор, исподтишка и даже с приоткрытым ртом. В их глазах светилось неоном необъяснимое восхищение: красив, безумно красив!..
А он смотрел прямо на меня. И я, невзирая на расстояние, ощущала его лишь в шаге, склонившимся и привычно вонзившим свой острый взгляд мне в самую душу.
Захваченная врасплох, я замерла, пытаясь соединить два несовместимых мира: маленький темный мир моей комнаты, который подчинен ему, и мир снаружи, за стенами, огромный и полный света. Мое убежище, куда вход для него воспрещен!.. До сего момента я была почти уверена в этом.
Внутри все похолодело: неужели теперь?..
Не чувствуя тела, я вышла из лицея и направилась к Кристофу.
Он наблюдал за моим приближением безотрывно и, казалось, даже не моргая. Машина, на которую он небрежно облокотился, была кричаще-желтой. Цвет настолько дисгармонировал с изысканной, рафинированной, но в то же время отталкивающей внешностью Кристофа, что это, как ни странно, помогло мне собрать смелость в кулак для атаки.
– Что ты здесь делаешь?! – я снова ощутила пылающую ярость, несмотря на весь ужас перед ним. Неужели я никогда не найду уголка, где смогу хотя бы недолго побыть без напоминания о моем мучителе? Неужели теперь я должна ожидать встречи с ним в любой момент и в любом месте?
Он даже не пошевелился, игнорируя мою злость. Посмотрел сверху вниз, а потом на здание лицея.
– Что ты тут делаешь? – процедила я сквозь зубы тише, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, понимая, что на нас и так обращают слишком много внимания.
– Жду, – соизволил он ответить невозмутимо. – Просто жду.
– Я запрещаю тебе ждать, Кристоф! – с неожиданным для самой себя напором заявила я. – Только не здесь, так близко от меня!
Он склонился ко мне быстрым, почти неуловимым движением – и я отшатнулась в страхе, ожидая кары за свои резкие слова. Но угроза в его взгляде вдруг сменилась вполне человеческой насмешкой, и я впервые разглядела зеленый цвет его глаз, необычных, переменчивых – темневших или светлевших в зависимости от его настроения.
– Ты не можешь мне что-либо запрещать, – ровно, даже безразлично произнес Кристоф. Но тут же угроза вернулась: – Советую хорошо запомнить!
