— Да как ты смеешь глумиться над святыми законами моей страны? Они куда справедливей, чем дикарские законы этой холодной страны! Как раз тебе бы, самозваный Правитель, не мешало руководствоваться ими, когда…
— Очень интересное заявление! — усмехнулся Правитель. — Следовательно, если строго соблюдать милые традиции вашей богобоязненной страны, к исполнению которых вы меня столь страстно призываете, то в момент смерти моего отца я должен был приказать сразу же удавить вас, дорогая мачеха, вместе с вашим будущим ребенком, дабы в будущем избежать возможного соперничества. Если не ошибаюсь, именно таким образом поступают в вашей стране с теми женщинами умершего Владыки, которые в момент его смерти ожидают ребенка? Или в этот закон на вашей далекой родине внесли изменения? Надо же, а я и не знал ничего о подобных поправках! А может, о них забыли вы? Тогда хочу освежить вашу память. И еще, как мне кажется, за все эти годы вы так ничего и не узнали о той стране, которой ранее правил мой отец, а теперь правлю я. Так вот, по законам и традициям нашей страны, той, в которой вы так давно живете и законы которой были обязаны принять и соблюдать, престол по наследству переходит к старшему сыну, или же к детям старшего сына. Как раз это незыблемое правило нарушать бы никто не стал. Я разрешил остаться вам обоим в моей стране и в моем дворце просто оттого, что ваш ребенок тоже относился к нашей семье, и, следовательно, являлся моим родственником. Точнее, приходился сводным братом. Я искренне надеялся, что в будущем он будет занимать достойное его рождению положение в нашей стране, встанет на защиту нашей семьи. Увы, насчет него я ошибся. Признаю это с болью в сердце. Ваша прямая вина, уважаемая, в том, что принц Паукейн так и не стал одним из нас, а вырос врагом в семье своего отца. Так что ваши многолетние крики, притязания и необоснованные требования привели к тому…
— Необоснованно на троне сидишь ты! А мой сын…
— Интересно, где бы сейчас был ваш сын, да и вы заодно, если бы я после смерти моего отца отправил вас обоих назад, на жаркую родину, по человеколюбивым обычаям которой вы так сильно тоскуете? Не думаю, что вас бы там встретили с распростертыми объятиями. Все было бы с точностью до наоборот. Проигравших нигде не любят. Домой бы возвратилась просто вдова с ребенком, а не Правительница большой страны с наследным принцем, каковой вас и желали видеть ваши родные. И вдобавок в семье появился бы еще один ребенок мужского пола! Вряд ли он там был нужен. С теми бы, что уже имеются, разобраться… У вашего достойного отца, если я верно помню, имеется пять законных жен, а о количестве наложниц данные и вовсе разнятся. Их то ли сотня, то ли полторы… Хватает, в общем… И почти у всех этих женщин есть дети, причем у многих не по одному ребенку. Во дворце вашего уважаемого отца далеко не столь трепетное отношение друг к другу, а уж тем более к чужим мальчишкам. Там каждая мать старается спасти своего ребенка, всеми возможными способами избавляясь от чужих детей. Недаром из каждой дюжины рожденных во дворце детей Владыки до взросления доживают считанные единицы. А уж какие по этому поводу плетутся интриги!.. Не мне напоминать о том, что внутри вашей семьи признают лишь закон силы, власти и золота. Вы и сами знаете, что в тех, родных вам местах, принц Паукейн вряд ли сумел дожить хотя бы до того времени, когда научился брать в руки оружие…
— Ложь! Ты оставил нас обоих здесь лишь для того, чтоб всегда держать под своим присмотром! Окажись мы вдали от тебя, то со временем мой сын мог бы потребовать для себя трон этой неблагодарной холодной страны! Ты боялся, что эти обоснованные…
— А вот интересно, находясь на вашей дальней родине, кто бы из вас двоих первым стал требовать трон нашей страны: принц Паукейн или вы? Склонен считать, что этим человеком были бы именно вы. И, конечно, внезапно и из ниоткуда отыскались бы свидетели того, что будто бы мой отец перед своей кончиной подписал все необходимые на то бумаги, которые затем куда-то пропали без следа! А что должно было произойти потом? Очередная война, или нечто похожее на это?
— Этого бы не понадобилось! Наши требования и так были законны!
— Вот как? И то, что ваш сын участвовал в заговоре, целью которого было истребление всей моей семьи и передача власти над страной в руки колдунов Нерга — это, по-вашему, лишь подтверждает законность его требований?
— Он не участвовал ни в каком заговоре! Это все подлая ложь!
— Хватит! Все ваши слова звучат особенно лицемерно после того, как мы только что прослушали те факты и неоспоримые доказательства, которые предоставил нам глава моей тайной стражи. Даже вам было нечего возразить на многое из сказанного! Здесь, в этих бумагах, есть очень многое — Правитель кивнул головой на лежащие перед ним на столе исписанные листы. — Показания арестованных заговорщиков, планы их действий, имена агентов Нерга, каналы поступления денег и многое, многое другое…
— Ха! Под пытками можно сказать все, что угодно! Или заставить признаться в том, что всем вам хочется услышать! А он мастер выбивать нужные ему сведения, тот паршивый пес, что и сейчас преданно стоит у тебя за плечом, готовый укусить по твоему приказу…
— Я уже неоднократно просил вас подбирать более уважительные слова, когда говорите о моих подданных. Ни этот грубый тон, ни подобные оскорбления совершенно непозволительны, особенно человеку вашего положения. И здесь не ваша родина. Вот там, действительно, есть такие заплечных дел мастера по выбиванию нужных сведений, что всем прочим остается только руками развести… У нас же многие из арестованных и без пыток выкладывали все, что знают, выторговывая себе жизнь и смягчение участи. Должен сказать, что непосредственно против вас нет прямых улик, одни косвенные, хотя их количество превышает все допустимые пределы! Но рискну предположить, что самостоятельно, без вашего благословения и всесторонней поддержки, принц Паукейн не стал бы ввязываться в подобные противозаконные игры. Он был слишком труслив, слишком подвержен вашему влиянию и полон жалости к себе, обиженному и оскорбленному еще с рождения… Да и ленив был сверх всякой меры. Привык, что горячие угли из костра для него всегда вытащит кто-то другой, а он останется в стороне. Уже по одной этой причине ваш сын никогда не смог бы перейти к решительным действиям. Вот приказать кому-то сделать мерзость, и с удовольствием наблюдать за тем, как над людьми глумятся его прихлебатели — это как раз было в характере принца Паукейна…
— Не смей издеваться над памятью моего сына!
— Да какие там издевательства… Будь его воля, он бы по-прежнему просиживал дни и ночи напролет по кабакам и харчевням, водил компанию с самыми грязными представителями городского дна, ввязывался в бесконечные драки и скандалы, курил порошок серого лотоса да рассказывал собутыльникам о несовершенстве и несправедливости этого мира… Вот в этом он был мастак! Ни на что другое мой сводный брат был, увы, неспособен! Другое дело вы, уважаемая. О, вот вы вовсю пытались отвоевать для принца место на престоле, опираясь при этом на те правила подковерных схваток, среди которых выросли и к которым привыкли на своей далекой родине, и их же пытались привить и здесь. Вы даже старались пользоваться теми же методами избавления от врагов и недоброжелателей. У меня есть немало оснований полагать, что за последние десять лет внезапная смерть нескольких человек при моем дворе тоже произошла не без вашего участия. Яд, правда, там был использован несколько иной, не тот, которым вы воспользовались недавно…
— Где доказательства? Их нет, и никогда не будет! А без серьезных доказательств ваши слова, да еще произнесенные публично, я расцениваю как личное оскорбление, причем далеко не первое! А при наглом обыске моих апартаментов твоими паршивыми шакалами, — женщина ненавидяще посмотрела на Вояра, — так вот, при том обыске кроме пузырька со "слезой гайвай" и ничего не значащих бумаг не было обнаружено совершенно ничего противозаконного. Так, мелочи, не стоящие внимания… Но своими словами ты оскорбляешь не только меня и память моего сына, но рискуешь вызвать гнев моей семьи! Кровь убитого…
