Оливия крадучись проскользнула через помещения фабрики к задней двери, крепко сжимая в кулаке записку.

– Клейтон?

Ответа не последовало. Возможно, он не ожидал, что она так быстро поймет его шифр. А зря. Записка была очень короткой, и в ней не было обычных признаний в любви. Оливии потребовалось всего пять минут, чтобы понять: он хотел встретиться с ней на их обычном месте – под большим деревом за фабрикой ее отца.

Она прислонилась к толстому стволу и оправила подол платья – чтобы ниспадал красивыми складками. Чувствуя себя отчаянно смелой, она дернула за лиф – так, чтобы декольте стало на дюйм ниже. На следующей неделе у Клейтона день рождения, и она пообещала ему особенный подарок. Не было никаких причин не доставить ему маленькое удовольствие заранее.

– Оливия?

Ее сердце на мгновение замерло, потом радостно затрепетало – так было всегда при звуках его голоса. Она устремилась к любимому раньше, чем вспомнила, что намеревалась оставаться у дерева, где специально принимала соблазнительные позы. Но возвращаться назад было поздно, поэтому она подбежала к нему и обвила руками его шею.

Клейтон не закружил ее, как обычно, и не поцеловал, а лишь крепко прижал к себе и зарылся лицом в ее волосы.

– Что случилось, Клейтон? – Оливия чуть отстранилась и погладила его по щеке и подбородку. Ей нравилось чувствовать – нет, не щетину, а слабый намек на нее; ни один из служащих ее отца пока не мог похвастаться бородой. – Может, Том опять заявил, что не будет носить твои записки? Можешь передать ему, что если он хочет оставаться…

– Дело вовсе не в Томе. – Клейтон нахмурился и сразу стал выглядеть старше своих семнадцати лет.

О небо! Глядя на него, она всегда чувствует восхитительную дрожь во всем теле!

Оливия кокетливо взглянула на юношу из-под ресниц. Обычно он при этом смеялся, утверждая, что ресницы, должно быть, загораживают ей обзор. Но теперь он даже не улыбнулся, и Оливия насторожилась.

– Тогда зачем ты хотел меня видеть? Говори!

Он долго вглядывался в ее милое лицо, наконец заявил:

– Как бы я хотел позвать тебя сюда, чтобы целовать! Как бы хотел увезти тебя на край света!

Клейтон часто бывал слишком серьезным. Но Оливии еще ни разу не доводилось видеть его по-настоящему расстроенным.

– Все дело в твоей матери? Она вызывает тебя домой?

– Нет. – Он сделал шаг назад, запустил пятерню в ее волосы и стал перебирать шелковистые пряди.

Он отошел от нее? По собственной воле? А ведь Клейтон всегда желал быть к ней как можно ближе – хотел держать ее за руки, целовать, ласкать…

– Что с тобой, Клейтон?

Он молча полез в карман своего черного жилета и достал… банкноту? Оливия не сдержала вздоха разочарования. Если он решил сделать ей такой подарок, то очень ошибся. В конце концов, фабрика ее отца печатала банкноты для Английского банка. Так что Оливия видела их даже слишком много. Нет, она предпочитала подарки яркие и блестящие – чтобы можно было надеть на пальцы, на шею или украсить уши…

Клейтон протянул ей банкноту. Пятьдесят фунтов.

Оливия в растерянности заморгала. Пятьдесят фунтов – это больше, чем юноша зарабатывал за год.

– Наша продукция, – пояснил он.

Девушка внимательно осмотрела банкноту.

– Да, верно. – Она, можно сказать, выросла на фабрике и всегда могла узнать ее продукцию.

Клейтон забрал у нее деньги.

– Я хочу тебе кое-что сказать, но ты должна дать слово, что сохранишь мои слова в тайне.

– Конечно.

– Нет, ты должна дать торжественное обещание, что не проболтаешься, каким бы ни было искушение.

Оливия почувствовала странную пустоту в груди.

– Я же пообещала, разве нет?

Юноша закрыл глаза, и его красивое лицо исказилось, словно от боли.

– Банкнота настоящая, но она не должна существовать. Фабрика получила заказ на тысячу штук. А мы напечатали тысячу десять.

– Чей-то недосмотр?

– Я проверил записи. Наша фабрика не впервые печатает несколько больше банкнот, чем заказано.

Теперь уже Оливия сделала шаг назад.

– Наверное, иногда случаются ошибки, – в растерянности пробормотала она. – Это ошибка или… – Других причин она придумать не смогла.

Клейтон подошел к ней вплотную.

– Слушай меня внимательно. – Он откашлялся. – Окончательный подсчет банкнот выполняет твой отец. Я нашел эту… и еще десять штук в его кабинете.

Папа?… Конечно же, Клейтон ошибся! Кроме того, папа и так богат. У него нет причин красть.

Оливия попыталась отпрянуть, но Клейтон удержал ее и крепко прижал к груди.

– Ты ошибся, – прошептала она.

– Нет. Я уже давно подозревал неладное, но теперь знаю точно: твой отец в ответе за все. У меня есть доказательства, – добавил Клейтон.

Оливия толкнула его, но он не выпустил ее из рук.

– Доказательства… для чего?

– Я обязан пойти к судье. Это воровство. – Голос юноши дрогнул. – И предательство. Послушай, Оливия, я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить тебя. Я женюсь на тебе и увезу подальше от скандала.

Он женится на ней? И еще он, кажется… Сначала Оливия поняла только то, что Клейтон сказал о свадьбе, – а уже потом все остальное…

Скандал! Отец! Судья!

У нее задрожали руки. Стало трудно глотать. И даже дышать.

Клейтон же поцеловал ее и проговорил:

– Мне жаль, что пришлось все это взвалить на твои плечи, но я не мог вынести мысли, что ты узнаешь от кого-то другого. Ты должна понять: у меня нет другого выхода. Я обязан поступить как должно.

Ей следовало что-то сказать? Но что именно? Честно говоря, она понятия об этом не имела, поэтому молча смотрела вслед уходившему юноше.

Клейтон ошибся! Глупый мальчишка! Она прижала ладони к ледяным щекам. Он будет унижен, когда судья все выяснит. А отец уволит Клейтона, и они не смогут больше видеться.

Оливия не сомневалась, что Клейтон действительно что-то обнаружил. Он очень умен, намного умнее всех ее знакомых. Но в этом он ошибся.

Возможно, отец тоже о чем-то подозревает. Иначе он не держал бы банкноты в своем кабинете.

Да, наверняка так и есть. Надо только спросить у отца, что ему известно об этих деньгах. Возможно, на него даже произведет хорошее впечатление проницательность Клейтона.

Всю дорогу до кабинета отца она бежала.

Оливия Свифт выпрямилась и посмотрела сверху вниз на стоявшего перед ней косоглазого человечка. Она понимала, что означал для фабрики каждый новый наемный рабочий, но считала, что должна укреплять свой авторитет.

– Мой отец отдает приказы мне, а я организую их исполнение на фабрике. Если вас это не устраивает, можете искать работу в другом месте, – заявила Оливия.

Гриммон прищурился. Его и без того маленькие глазки превратились в щелочки.

– Не понимаю, почему ваш отец не наймет мужчину, чтобы управлять фабрикой. Для женщин есть более приятные занятия. – Плотоядный взгляд человека не оставлял сомнений в том, какими должны быть, по его мнению, эти занятия.

Но его лицо тут же прояснилось, и на нем появилось выражение, которое, обладая некоторым воображением, можно было бы принять за подобострастие.

– Что ж, если здесь именно так обстоят дела, то я полагаю, что сумею приспособиться.

Оливии не надо было оглядываться, чтобы почувствовать за спиной присутствие Томаса, главного механика фабрики. Пожалуй, ей далеко не все нравилось в этом человеке, но она была бы дурой, если бы не считалась с ним. Ведь найти опытного специалиста на ту зарплату, которую фабрика могла ему платить, было почти невозможно. Что же касается косоглазого… Что ж, придется дать ему шанс и не выгонять его на улицу сразу же. Но шанс он получит только один.