Работник.
Погоди, дай другую бутыль выпьют, то ли еще будет.
Баба (подносит).
Кушайте на здоровье.
1-й старик.
Не много ли будет? Будьте здоровы! (Пьет.)С хорошим человеком и выпить лестно.
2-й старик.
Нельзя не выпить. Будьте здоровы, хозяин с хозяюшкой!
3-й старик.
Дружки! здравствуйте!
4-й старик.
Вот так брага! Гуляй! Всё сделаем. Потому во всём моя воля.
1-й старик.
Твоя-то — не твоя, а как постарше тебя скажут.
4-й старик.
Старше да глупее. Поди ты корове под хвост.
2-й старик.
Чего ругаешься? Эх ты, дура!
3-й старик.
Он верно говорит. Потому хозяин нас угощает не спроста. Ему дело нужно. Дело можно рассудить. Только ты угости. Почет сделай. Потому я тебе нужен, а не ты мне. Ты кто? Ты свинье брат.
Мужик.
Сам съешь. Что горло-то дерешь? Не видали, что ли? Жрать-то вы все здоровы.
1-й старик.
Ты что гордыбачишь? Вот я те нос-то поправлю на сторону.
Мужик.
Кто кого?
2-й старик.
Эка невидаль! Ну те к чорту! Не хочу с тобой говорить, уйду.
Муж ик (держит).
Да ты что компанию расстраиваешь?
2-й старик.
Пусти! Свисну!
Мужик.
Не пущу! Какую ты имеешь праву?
2-й старик.
А вот какую! (Бьет.)
Мужик (старикам).
Заступитесь!
(Свалка. Мужик и старики все вместе вдруг говорят.)
1-й старик.
Потому, значит, гу…..ляем!
2-й старик.
Всё я могу!
3-й старик.
Давай еще!
Мужик (кричит бабе).
Давай еще бутыль!
(Все садятся опять за стол и пьют.)
Работник (старшому).
Теперь видел? Заговорила в них волчья кровь. Как волки, все злы сделались.
Старшой.
Хорошо питье! Хвалю.
Работник.
Погоди. Дай еще 3-ю бутыль выпьют, то ли еще будет.
Занавес.
————
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ.
Сцена представляет улицу. Справа старикисидят на бревнах, между ними дед. В середине водят хороводы бабы, девкии парни. Играют плясовую и пляшут. Из избы слышутся шум, пьяные крики; выходит старики кричит пьяным голосом; за ним хозяин, уводит его назад.
СЦЕНА 1-я.
Дед.
Ах, грехи, грехи! Чего еще нужно? Будни работай, пришел праздник — помойся, сбрую оправь, отдохни, с семейными посиди, поди на улицу к старикам, общественное дело посуди. А молод — что ж, и поиграй! Вон хорошо играют, смотреть весело. Честно, хорошо. (Крик в избе.) А то это что? Только людей смущают да чертей радуют. А всё от жиру!
СЦЕНА 2-я.
Из избы вываливаются пьяные, идут к хороводам, кричат, хватают девок.
Девки.
Брось, дядя Карп, что ты!
Парни.
Уйти надо на проулок. А то какая же тут игра!
(Уходят все, кроме пьяных и деда.)
Мужик (идет к деду, показывает шиш).
Что, взял? Всё мне старики обещали присудить. Тебе вот что! На, выкуси. Всё мне отдали, тебе ничего. Вот они скажут.
(1-й, 2-й, 3-й, 4-й старики в один голос.)
1-й старик.
Потому я всю правду могу рассудить.
2-й старик.
Я всякого переспорю, потому я сам с усам!
3-й старик.
Друг! дружок, дружочек!
4-й старик.
Ходи изба, ходи печь, хозяюшке негде лечь! Гуляем!
(Ухватываются старики по-двое и, шатаясь, идут и уходят — одна пара, потом другая. Хозяин идет к дому, не доходит, спотыкается, падает и бормочет что-то непонятное, подобно хрюканью. Дед с мужиками поднимается и уходит.)
СЦЕНА 3-я.
Выходит старшой с работником.
Работник.
Видел? Теперь заговорила свиная кровь. Из волков свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в грязи, хрюкает.
Старшой.
Заслужил! Сначала как лисицы, потом как волки, а теперь как свиньи сделались. Ну, уж питье! Скажи ж, как ты такое питье сделал? Должно, ты туда лисьей, волчьей и свиной крови пустил.
Работник.
Нет, я только хлеба лишнего зародил. Как было у него хлеба с нужду, так ему и краюшки не жаль было; а как стало девать некуда, и поднялась в нем лисья, волчья и свиная кровь. Звериная кровь всегда в нем была, только ходу ей не было.
Старшой.
Ну, молодец! Заслужил краюшку. Теперь только бы вино пили, а они у нас в руках всегда будут!
Занавес.
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА.
I.
В большом здании судебных учреждений во время перерыва заседания по делу Мельвинских члены и прокурор сошлись в кабинете Ивана Егоровича Шебек, и зашел разговор о знаменитом красовском деле. Федор Васильевич разгорячился, доказывая неподсудность, Иван Егорович стоял на своем, Петр же Иванович, не вступив сначала в спор, не принимал в нем участия и просматривал только что поданные Ведомости.
— Господа! — сказал он, — Иван Ильич-то умер.
— Неужели?
— Вот, читайте, — сказал он Федору Васильевичу, подавая ему свежий, пахучий еще номер.
В черном ободке было напечатано: «Прасковья Федоровна Головина с душевным прискорбием извещает родных и знакомых о кончине возлюбленного супруга своего, члена Судебной палаты, Ивана Ильича Головина, последовавшей 4-го февраля сего 1882 года. Вынос тела в пятницу, в 1 час пополудни».
Иван Ильич был сотоварищ собравшихся господ, и все любили его. Он болел уже несколько недель; говорили, что болезнь его неизлечима. Место оставалось за ним, но было соображение о том, что в случае его смерти Алексеев может быть назначен на его место, на место же Алексеева — или Винников, или Штабель. Так что, услыхав о смерти Ивана Ильича, первая мысль каждого из господ, собравшихся в кабинете, была о том, какое значение может иметь эта смерть на перемещения или повышения самих членов или их знакомых.
«Теперь наверно получу место Штабеля или Винникова, — подумал Федор Васильевич. — Мне это и давно обещано, а это повышение составляет для меня 800 руб. прибавки, кроме канцелярии».
«Надо будет попросить теперь о переводе шурина из Калуги, — подумал Петр Иванович. — Жена будет очень рада. Теперь уж нельзя будет говорить, что я никогда ничего не сделал для ее родных».
— Я так и думал, что ему не подняться, — вслух сказал Петр Иванович. — Жалко.
— Да что у него собственно было?
— Доктора не могли определить. То есть определяли, но различно. Когда я видел его последний раз, мне казалось, что он поправится.
— А я так и не был у него с самых праздников. Всё собирался.
— Что, у него было состояние?
— Кажется, что-то очень небольшое у жены. Но что-то ничтожное.
— Да, надо будет поехать. Ужасно далеко жили они.
— То есть от вас далеко. От вас всё далеко.
— Вот не может мне простить, что я живу за рекой, — улыбаясь на Шебека, сказал Петр Иванович. И заговорили о дальности городских расстояний, и пошли в заседание.
Кроме вызванных этой смертью в каждом соображений о перемещениях и возможных изменениях по службе, могущих последовать от этой смерти, самый факт смерти близкого знакомого вызвал во всех, узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я.
«Каково, умер; а я вот нет», подумал или почувствовал каждый. Близкие же знакомые, так называемые друзья Ивана Ильича, при этом подумали невольно и о том, что теперь им надобно исполнить очень скучные обязанности приличия и поехать на панихиду и к вдове с визитом соболезнования.
Ближе всех были Федор Васильевич и Петр Иванович.
Петр Иванович был товарищем по училищу правоведения и считал себя обязанным Иваном Ильичом.
Передав за обедом жене известие о смерти Ивана Ильича и соображения о возможности перевода шурина в их округ, Петр Иванович, не ложась отдыхать, надел фрак и поехал к Ивану Ильичу.
У подъезда квартиры Ивана Ильича стояла карета и два извозчика. Внизу, в передней, у вешалки прислонена была к стене глазетовая крышка гроба с кисточками и начищенным порошком галуном. Две дамы в черном снимали шубки. Одна сестра Ивана Ильича, знакомая, другая незнакомая дама. Товарищ Петра Ивановича, Шварц, сходил сверху и, с верхней ступени увидав входившего, остановился и подмигнул ему, как бы говоря: «глупо распорядился Иван Ильич; то ли дело мы с вами».
