* № 4.
Если же мы поймемъ, многіе изъ насъ, что у науки свое дѣло, а у насъ по случаю переписи свое дѣло, и мы пойдемъ къ руководителям, запишемся къ нимъ въ особые обходчики и по указаніямъ руководителей обойдемъ всѣ тѣ мѣста, гдѣ нищета, развратъ и погибель, и по мѣрѣ силъ и чуткости нашей постараемся помочь язвамъ общества, будетъ совсѣмъ другое. Будетъ то, что 1) счетчики будутъ знать, что они дѣлаютъ не дѣло машины, a дѣло человѣческое, и, дѣлая это дѣло, они полюбятъ его, потому что нельзя не полюбить то, что даетъ смыслъ жизни, и увидятъ рядомъ съ безобразіемъ жизни и красоту, а 2) мы получимъ не мертвые отчеты о томъ, сколько людей и оконъ въ Москвѣ, отчеты, нужные для спеціалистовъ, а узнаемъ, сколько людей есть несчастныхъ, отчего они несчастны и какъ помочь имъ. И изъ этаго знанія вытекаетъ для насъ важнѣйшее дѣло жизни и 3) изъ гибнущихъ не всѣ погибнутъ и изъ несчастныхъ не всѣ помрутъ.
————
* МОСКОВСКІЯ ПРОГУЛКИ.
[План.]
1) Пріемъ рекрутъ. Солдатка: «вотъ 15 лѣтъ живу». Старикъ плачетъ. Жена.
2) Ляпинскій домъ.
3) Толпа взятыхъ за прошеніе милостыни.
4) Извощикъ. Прошеніе милостыни.
5) Старуха упала. «Живая баба». Гимназисты.
6) Споръ у Охотнаго ряда.
7) «Сосновка». Иверская. Крестится.
8) Воръ сапогъ. Въ благовѣщенье. Городовой пускаетъ. Хозяйскій сынъ.
9) Сцена на извощикѣ. Жена съ мужемъ.
10) На Каменномъ мосту. Лошади никто не поможетъ.
11) Споръ за пятачекъ съ извощикомъ. «Дай денегъ». Всѣ спорятъ.
12) Спаситель пріѣзжалъ въ лавочку. Боюсь сказать, что не спаситель.
13) Мальчики несутъ хомутъ; упалъ.
14) Арестанты идутъ. Кто подастъ. Старушка плачетъ. «Объ насъ заплакала».
15) «Евангеліе читалъ?» — «Читалъ». Молчаніе. «A воинскій уставъ читалъ? Нѣ? Ну и не говори».
[ВАРИАНТЫ К «ТАК ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ?»]
** № 1.
О помощи при переписи.
Соблазны должны войти въ міръ, но горе міру отъ соблазновъ. И если око твое соблазняетъ……….. чѣмъ всем[у] [?] вой[ти] въ геену огненную.
Изъ предложенія моего по случаю переписи ничего не вышло.
Мало того, я убѣдился, что ничего и не могло выйти. Я ошибся, не въ томъ я ошибся, что нѣтъ въ мірѣ ни одного дѣла, ни научнаго, ни государственнаго, ни общественнаго, ни семейногоболѣе важнаго, чѣмъ то, чтобы накормить голоднаго, одѣть голаго, посѣтить заключеннаго, не въ томъ даже, что это можно сдѣлать сейчасъ и что мы всѣ понимаемъ и хотимъ это сдѣлать, — не въ этомъ я ошибся, но въ томъ я ошибся, что я забылъ то, что хорошо знаю: нельзя начинать никакого дѣла изъ середины, что есть законная и естественная послѣдовательность дѣла, что нельзя печь хлѣбъ, не смѣшавъ муку, ни сдѣлать добро, не приготовившись къ нему. Я забылъ, что для того, чтобы наложить на себя благое иго и легкое бремя, надо сложить прежде тѣ бремена, которыми мы задавлены.
<Чтобы дѣлать добро, надо побороть соблазны. На дорогѣ къ добру стоятъ соблазны. И не поборовъ соблазны, нельзя и приступиться къ добру. Я слишкомъ дерзко предлагалъ дѣлать добро, забывая о томъ, что прежде счастія добра надо побороть соблазны, сложить съ себя неудобоносимое иго и бремя. Я не отчаиваюсь и не отрекаюсь, какъ не отчаится и не отречется отъ своего дѣла человѣкъ, который призываетъ другихъ перейти черезъ пропасть по узенькой кладкѣ и убѣдился, что обутые и отягченные ношами не перейдутъ по кладкѣ; онъ только предлагаетъ прежде скинуть все лишнее, разуться, но зоветъ туда же. То же самое случилось и со мной.
Мы поднимемъ давящую насъ тяжесть, это не можетъ быть иначе, потому что мы хотимъ этаго, потому что мы знаемъ, что къ этому мы призваны. Но мы не такъ взялись; разуемся, снимемъ мѣшки, перехватимся иначе. Но мы поднимемъ, потому что это одно наше дѣло, больше намъ людямъ христіанамъ на свѣтѣ дѣлать нечего.>
Я опытомъ былъ приведенъ къ этому сознанію. И хочу разсказать этотъ опытъ и то сознаніе, которое онъ во мнѣ вызвалъ, даже не вызвалъ, a освѣжилъ, потому что это сознаніе всегда было во мнѣ и есть во всѣхъ насъ.
Прежде чѣмъ сказать о томъ, что вышло изъ моего предложенія, я скажу вкратцѣ, чѣмъ оно было вызвано. Я 19 лѣтъ жилъ безвыѣздно въ деревнѣ. И зналъ деревенскихъ бѣдныхъ, не такъ, чтобы видѣть бѣдныхъ деревенскихъ на улицахъ и у своего крыльца, а зналъ всю бѣдность, какая есть въ извѣстномъ околоткѣ, зналъ и у себя дома. И какъ ни ужасна эта бѣдность, всегда и особенно была ужасна въ прошломъ году при дорогомъ хлѣбѣ, видъ этой бѣдности не приводить въ отчаяніе. Нашему брату, богатому, всегда можно помочь этой бѣдности, большей частью помочь тѣмъ, чтобы не производить ее. Бѣдность деревенская есть результатъ какой-то заразы, и ее можно лѣчить. Въ деревнѣ нѣтъ источника бѣдности. Въ деревнѣ источникъ всего богатства. Если зарождается бѣдность, то отъ недостатка земли, отъ того, что хлѣбъ, воздѣланный тутъ, идетъ къ людямъ, которые не работаютъ, отъ солдатчины, отъ акциза, отъ податей, отъ судей и судовъ; и какъ ни жестоки всѣ эти язвы, они всѣ излѣчимы. Сколько ни сажаютъ судьи рабочихъ-мужей по острогамъ, жены и дѣти ихъ все таки кормятся добрыми людьми. Деревенская бѣдность есть результатъ жестокости и глупости людей, но она сама никогда почти не зарождается, и потому лѣчить ее легко и видъ ея не приводитъ въ отчаяніе. Отберутъ мужа въ солдаты, и свекоръ поблюдетъ сноху и дождется сына, и семья не погибнетъ. Отнимутъ зачѣмъ-то мужа работника отъ семьи и посадятъ въ острогѣ на годъ, а мы міромъ прокормимъ дѣтей и жену, и бѣдность покрыта. Бѣдность деревенская есть послѣдствіе заразы. Бѣдность же городская есть причина всей и всякой бѣдности, есть сама зараза. 19 лѣтъ я жилъ въ деревнѣ, видѣлъ эту бѣдность, послѣдствіе ошибокъ людскихъ, и иногда помогалъ ей. Нынѣшній годъ я въ первый разъ, живя въ городѣ, увидалъ городскую бѣдность и долго не могъ понять особенность ея. Съ первыхъ же дней я встрѣтился съ бѣдностью въ лицѣ нищихъ: оборванныхъ, полуголыхъ, блѣдныхъ людей, стоящихъ у богатыхъ магазиновъ, оглядывающихся на городового и робко кланяющихся женщинъ съ грудными дѣтьми, просящихъ на погорѣлое, стариковъ, солдатъ, старухъ, дворянъ, слѣпыхъ, здоровыхъ мужиковъ въ рабочей одеждѣ, ходящихъ съ топоромъ или безъ топора и говорящихъ, что работы не нашли и не ѣли. Видѣлъ я нѣсколько разъ, какъ городовые водили этихъ нищихъ въ участокъ и потомъ въ Юсуповъ рабочій домъ. Разъ я встрѣтилъ — вели по Мясницкой колону человѣкъ 30. Я спросилъ, за что. За прошеніе милостыни. Мнѣ все это было странно и неясно. По закону Христа, который въ Москвѣ такъ явно исповѣдуется 40 40 церквей, часовнями, колоколами и крестными знаменьями, которыя не забываютъ накладывать на себя при видѣ всякой церкви и купцы въ енотахъ, и городовые, и фабричные, и пьяные мужики, по закону этаго Христа, котораго такъ явно исповѣдуетъ Москва, всякій нищій есть Христосъ. Зачѣмъ же его ведутъ въ участокъ и запираютъ куда-то? Когда я выразилъ мое недоумѣніе объ этомъ городовому, одному и другому, онъ признался, что это дурно, но начальство велитъ. Недоумѣніе мое было велико и потому, что Москва полна нищими, нельзя пройти улицы, чтобы не встрѣтить человѣкъ 5 нищихъ. Почему же нѣкоторыхъ изъ нихъ куда то запираютъ?
По принятому мною обычаю я всегда подавалъ просящимъ и часто вступалъ съ ними въ разговоръ. Изъ разговоровъ мнѣ казалось, что большинство людей этихъ говорили неправду, но я не позволялъ себѣ вѣрить своему чувству. Но нѣсколько разъ мнѣ случилось уличать этихъ нищихъ въ обманѣ. Человѣкъ говоритъ, что ему нужно только столько то, чтобы поступить на мѣсто. Онъ получилъ что нужно и не поступалъ на мѣсто. Мужикъ говоритъ, что ему нужно на колунъ, и онъ готовъ работать. Онъ получалъ на колунъ и не поступалъ на работу. Особенно больно мнѣ было видѣть обманъ рабочихъ мужиковъ. Семь человѣкъ такъ обманули меня. Здоровый мужикъ въ лаптяхъ, въ сермягѣ проситъ. Отчего не работаешь? Проѣлъ все; ни пилы, ни колуна не на что купить. Даю ему деньги, говорю придти завтра работать на Сѣтунь, на Воробьевы горы, къ Петру и Семену. Беретъ адресъ, обѣщается придти. «Вѣдь развѣ охота побираться? Я работать могу». Дворникъ принимаетъ участіе въ нашемъ разговорѣ, убѣждаетъ мужика. Мужикъ клянется. На утро прихожу къ Петру и Семену. Пришелъ мужикъ? Не бывалъ. И такъ не одинъ, а 7 человѣкъ обманули меня. И это обидно тѣмъ больше, что Петръ и Семенъ на Сѣтуни и по всей Москвѣ тысячи такихъ Семеновъ и Петровъ, многіе старые за 60 лѣтъ выходятъ изъ Хамовниковъ до свѣту, чуть забрезжится — берутся за работу — пилить, колоть, наваливать и работаютъ до поздней ночи, да какъ работаютъ! Тому, кто не испытываетъ этой работы, тотъ не можетъ себѣ представить, что эти работаютъ такъ, что спины не разогнутъ, что рукъ не слышатъ, заснуть не могутъ отъ того, что руки и спина ноютъ (особенно старые люди), и обгоняютъ такъ въ день 40 копеекъ.
