Энмешарра остановился прямо напротив стены. Будь чудовище еще чуть повыше, оно увидело бы за нею новенький дом почтенного кожевника Шана, владельца двух изрядных мастерских, главы одной из старших семей Ниппура... Энмешарра пренебрег воротами. Он даже не поднял рук. Просто все услышали тяжелый вздох - точно так же, как раньше слышали имя великана: вздох прозвучал в головах. Сейчас же рухнул участок стены, освободив пришельцам дорогу внутрь города. Энмешарра перешагнул через тела солдат, попадавших в пролом и израненных осколками кирпича. Еще вздох, и Шанов дом лег руинами. Потом еще один, еще, еще, еще...

Его спутница прошла через брешь, осыпаемая стрелами и дротиками. На ее теле не появилось ни одной царапины. Вместо шелеста в головах - пронзительный скрип: «Нин-хурсаг... Нинхурсаг... Нинхурсаг...»

В тот же миг Левый шепнул Халашу: «Не бойся. Это может оказаться полезным. Только не оскорбляй пришельцев». А Правый пообещал: «Если придется покричать, твой голос будет втрое громче обычного. Помни это». Странные мысли зароились в голове у простого ниппурского пастуха: «А не пора ли переменить мэ? Не упустить бы случай».

Добрая половина солдат разбежалась, побросав оружие. Прочие стекались к лугалю ниппурскому, поставленному за год до того царем Донатом. Лугаль велел немедля привести к пролому городского первосвященника, хоть бы тот и упирался.

Два чудовища стояли посреди развалин, от них исходил тяжкий смрад, как от разлагающейся падали, но ощутимее смрада был холод. Все, кто оказался в ту пору недалеко, поеживались от странного морозца, разносимого ветром от великанов. Энмешарра повел рукой. Руины, а также все, что было прежде создано с любовью и тщанием из доброго кирпича и подходящей глины, все, что накоплено было в домах: зерна, одежд, серебра и другого добра, - все, что ныне лежало в хаотическом беспорядке у страшного пролома близ Речных ворот славного города Ниппура, немедленно обратилось в воду. Волна хлестнула по горожанам и солдатам.

Кое-кого сбило с ног, некоторые закричали от ужаса.

Но больше было таких, кто боялся двинуть рукой или ногой, боялся и слово вымолвить перед лицом кошмара, пришедшего в дом. Эти стояли по щиколотку в воде, не шевелясь.

В головах зазвучал голос безликого, и голос этот был таков, как будто камень ожил ненадолго и раздает повеления; не больше живого было в нем, чем в крепостной стене:

- Лугаль! Лугаль ниппурский! Слушай меня.

У молодого черноусого правителя, стоявшего во главе горсти солдат, достало мужества не ответить.

- Лугаль! Я собираюсь разрушить твой город, засыпать колодцы, обрушить каналы, убить людей и животных. Слышишь ли ты меня?

- Слышу, урод.

Халаш был совсем недалеко, он видел руки лугаля, закрытые ото всех прочих солдатскими спинами. Пытаясь унять страх, правитель сжал их мертвым замком, так, что кожа побелела.

- Лугаль! Я очистил место. Вели всех собрать здесь. Если пожелаешь, я сохраню им жизнь. Но царь править ими не будет, и ты уйдешь отсюда. Лугаль! Почему ты медлишь? Если не скажешь им собраться, мэ города Ниппура оборвется через шестьдесят вздохов. Я сказал.

Бегуны, один за другим, отправлялись в разные кварталы. Правитель не стал перечить.

Солдаты, толпа ниппурцев и оба чудовища стояли в молчании. Не было привычного гуда, какой всегда летает над большим скоплением людей. Потоки воды растекались по утоптанной земле городских улиц. Понемногу изо всех концов города стали прибывать группки ниппурцев. Толпа множилась, и вот Энмешарра сказал:

- Достаточно. Пусть старый город слушает меня. Я пришел, чтобы распорядиться вашими жизнями.

Пауза. Ласковый шепот воды.

- Я дам вам закон и государя. Или убью вас всех.

Лугаль:

- У нас есть и закон, и государь!

- Были, лугаль.

- Есть, урод!

- Мне ни к чему спорить с мертвецом, хотя бы он стоял во весь рост и подавал голос.

В толпе - испуганные шепотки: «Где же первосвященник? Где? Где? Ползком ползет?» Лишь на следующий день оставшиеся ниппурцы узнают: в тот же миг, когда древняя стена городская пала перед Энмешаррой, бит убари суммэрким восстал. Бит убари - кварталы чужеземцев - издавна были в Ниппуре, задолго до того, как отец Халаша привел в город свою семью. Самый большой из них принадлежал людям суммэрк, черноголовым. Сколько их жило там? Сто? Да, может быть, сто, в крайнем случае двести. Капля - для старого города Ниппура. Но наступило время перелома, и эта малость сыграла свою роль... Прежде бегунов лугаля черноголовые отыскали первосвященника ниппурского и зарезали его со всеми слугами, а потом перебили иных священников со слугами и семьями. Так что некому было откликнуться на зов лугаля, некому было бороться с силой, против которой не помогают ни камень, ни металл, ни живая плоть.

И все-таки лугаль не желал уйти. Мэ не отпускала его. Энмешарра:

- Слушай, город Ниппур! Грядет ваш господь! Примите его и слушайтесь во всем.

Великанша занесла руку с ножом и ударила сама себя в живот. Ни один сикль страдания не взошел на ее лицо. Глаза Нинхурсаг оставались так же холодны, как голос Энмешарры. Между тем нож медленно двигался книзу, из расселины в плоти хлестала кровь, змеи подняли головы и принялись слизывать ее с черной кожи... Вниз, вниз, вниз, почти до самого лона. Правой рукой Нинхурсаг стряхнула с живота шипящих гадов, как будто отмахнулась от назойливых мух; потом запустила пальцы в собственное чрево и вытащила тельце младенца. Обыкновенного смуглого... мальчишку (что именно мальчишка, выяснится потом). Так же бесстрастно обрезала пуповину. Положила чадо на мокрую глинистую землю и воздела обе руки вверх: в одной пуповина, в другой окровавленный нож. Уста ее разомкнулись - единственный раз за все время пребывания в Ниппуре - и проскрежетали всего одно слово:

- Примите!

Чрево Нинхурсаг стремительно затягивалось, а кровь на нем из алой превратилась в розовую, потом в белую и, наконец, стала невидимой, совсем исчезла.

Тут толпа не выдержала. Многие завыли во весь голос, особенно те женщины, которые отважились выйти к чудовищам вместе со своими мужьями. Двое или трое забились в судорогах, не помня себя. Добрая половина бросилась врассыпную. Но тут Энмешарра поднял руку и словно бы начертал в воздухе двойной клин. Те, кто уже почти скрылся на кривых расходящихся улочках, попадали замертво. Шелест в головах:

- На место.

Направляемые ужасом, ниппурцы послушались и вернулись обратно. Энмешарра продолжил:

- Вот ваш бог.

Лугаль выкрикнул:

- Наш Бог - Творец!

- Теперь поклонитесь этому богу. Имя нового господа для Ниппура - Энлиль из рода ануннаков, слуг Ану величайшего и лучезарного.

- Это, - не отступался лугаль, - враг и порождение врага. Я не поклонюсь ему, и другим не следует.

- Храбрый мертвец.

Младенец нечеловечески быстро рос. Люди дали бы мальчишке годик или даже два. Энмешарра повелел:

- Слушай меня, город Ниппур. Ваш князь слаб, а я силен. Я покараю тех, кто не желает повиноваться. Вот ваш бог...

- Нет!

-...Вот ваш бог. Нового князя выберете сами, как он вам скажет. Царь вам не нужен, оставьте Царство. Будете сами по себе. Вся воля ваша, ничего не станете платить. А если Царство не отпустит вас, низвергните его. Сила непобедимая будет на вашей стороне. Смотрите, что может треть моего глаза, если освободить ее на время одного вздоха!

Энмешарра осторожно отогнул уголок тряпки, закрывавшей ему глаза. Отогнул совсем немного. Халаш стоял так, что не мог доподлинно разглядеть: какая именно часть глаза чудовища получила право взглянуть на мир, но по всему видно - никак не больше обещанной трети. Тут же в море ниппурских домов образовалась узкая просека. Будто некое огромное невидимое существо взяло нож и вырезало узкую полосу города, как вырезают кусок мяса из свиной ноги. От стены и до стены ниппурской образовался коридор шириной в шесть шагов или около того. Иные дворы и дома оказались разрезанными прямо посередине, мелкая домашняя утварь выпадала оттуда наземь.