– Год? – спросил чужой охрипший голос, оказавшийся ее собственным.

– Она что-то говорит, – забеспокоились люди вокруг.

Кто-то надел ей на лицо кислородную маску, но она не собиралась так просто сдаваться. Попытка поднять руку не увенчалась успехом: у нее не было никаких сил.

Кто-то склонил к ней голову и приподнял маску:

– Год? – прошептала она на идо, который узнала в их речи.

– Три тысячи пятьсот шестьдесят пятый, – ответил звонкий женский голос.

Она закрыла глаза и больше не плакала. Она знала, для чего они это сделали. Она помнила имя того, кто предал ее.

– Катьеирина?

Она обернулась и увидела в дверях довольно высокого и широкоплечего мужчину в одном из нелепых нарядов, которые носили люди за стенами этого здания. Волосы незнакомца были острижены у самых корней, а на голове среди них виднелся затейливый темно-синий рисунок.

– Вы опоздали, – она снова отвернулась к окну.

– Я и сам об этом знаю, – мужчина подошел к кровати, на которой она сидела.

– А извиняться среди вас не принято? – не глядя на него, произнесла она.

– А среди вас?

– Было.

– Среди нас тоже было, – ответил мужчина.

Она повернула голову и теперь уже более внимательно посмотрела на гостя. Катерина знала, что время изменило человечество за все эти годы. Исчезли светлые оттенки волос, кожа стала более смуглой, а глаза потемнели настолько, что светлым цветом оказался шоколадный оттенок, а не серый, как у этого незнакомца. Был ли он из ее времени или родился позже? Сейчас это не имело значения. Он пришел за ней как неравный по происхождению, как часть того мира, в котором она оказалась. Поэтому, когда бы он ни родился, для нее он был одним из них.

– Могу я узнать ваше имя? – спросила она, поднимаясь с места.

– Маркус.

– Очень приятно, Маркус. Катерина.

– То есть Кайлин, – исправил он.

– Здесь все называют меня этим именем, – Катерина пригладила смятое покрывало. – Почему не Кэтрин тогда?

– Все меняется, и имена тоже, – Маркус подошел к окну и посмотрел на вид, открывающийся с высоты десятого этажа. – Вы русская, а этот язык умер сотни лет назад точно так же, как и все остальные. Что же вы хотите от имен?

– Я хочу, чтобы имя, данное мне родителями, осталось прежним, – в голосе прозвучал протест и некое упорство, как будто Катерина пыталась убедить Маркуса, что есть вещи, которые нельзя забывать. – Хочу, чтобы язык, на котором разговаривал мой народ, понимал хоть кто-нибудь.

– Война стерла грани между людьми, – он посмотрел вверх на ровные ряды проносящихся по воздуху машин. – В этом мире остались лишь коренные жители и пробужденные, к которым относимся мы с вами. Это другая жизнь, дарованная вам не родителями, а Ими. И они назвали вас Кайлин.

– До чего же мы докатились? – она сделала шаг и остановилась у окна рядом с ним. – До единого мира или потери собственного «я»?

– Мы стали убивать друг друга и занимались исключительно этим на протяжении четырехсот лет, – он посмотрел на нее. – Достаточный срок для того, чтобы потерять корни и собственное «я» вместе с ними.

– А где родились вы? – она тоже повернулась к нему лицом.

– В этом Центре, – ответил Маркус и улыбнулся.

– Хороший ответ. Но американский акцент портит впечатление, – Катерина вновь уставилась в окно, внимательно разглядывая прохожих внизу, которые с этой высоты казались мелкими букашками.

– Бывали в Америке? – спросил Маркус.

– И не раз, – усмехнулась она.

– Тогда понятно.

– Мне повезло, что сейчас все говорят на идо. Этот язык только начинал набирать популярность, когда я была маленькой. Хорошо, что я выучила его.

– Ваше произношение достойно похвалы.

– Спасибо за комплимент, – коротко ответила Катерина, пресекая дальнейшие расспросы. – Вы отвезете меня в новый дом?

– Да, для этого я здесь.

– Мне дали одну из этих стеклянных карточек, – она небрежным жестом указала на тумбочку у кровати, на которой лежала та самая платежная карта. – Правда, я все равно не понимаю, как ими пользоваться.

– Вы быстро освоитесь, – Маркус хотел опустить ладонь ей на плечо, дабы хоть немного приободрить, но передумал: слишком уж Кайлин показалась ему отчужденной, и подобный жест с его стороны мог ее напугать. – Думаю, для начала стоит заехать в магазин, ведь кроме этой больничной пижамы у вас ничего нет, – предложил он.

– Отвезите меня домой, пожалуйста, – она прижалась лбом к стеклу. – Покупки я сделаю позже.

– Ладно, как хотите. Могу я называть вас на «ты»?

– Можешь, Маркус. Тем более, что ты явно старше меня.

– Мне тридцать четыре.

– Женат? – Катерина подула на стекло, и на нем расползся запотевший след.

– Нет.

– А дети?

– Это допрос? – рассмеялся Маркус.

– Нет, просто интересно, – она пожала плечами и отошла от окна. – Моя бабушка говорила, что, если мужчина не остепенится до сорока лет, он не сделает этого никогда.

– Ну, у меня в запасе еще шесть лет, – шутливо заметил он.

– Не так уж и много, Маркус.

– Странный мы затеяли разговор, ты не находишь?

– Извини, не хотела тебя обидеть.

– Ну что, пойдем? – Маркус обернулся.

Катерина забрала карточку с тумбочки и остановилась в центре белоснежной комнаты. Кровать, тумбочка, дверь в уборную и широкое окно – вот и весь интерьер, больше напоминавший о вынужденном заключении, нежели свободе и новых перспективах. Она в последний раз осмотрелась, прощаясь с этим местом, и ответила:

– Пойдем.

Маркус вел ее на улицу через центральный холл. Здесь никто не обращал внимания на странный внешний вид молодой девушки. Нет-нет, она не была какой-то особенной. В своем времени она больше походила на обычную серую мышь.

Невзрачная внешность, болезненная худоба и низкий рост наделяли ее способностью растворяться в толпе или сливаться с мебелью в заполненной людьми комнате. Она была… безликой, да, так можно сказать. Безликой, но только не для этого времени.

Вокруг толпилось много людей. Высокие, со смуглой кожей и яркими волосами самых разных оттенков, любых, только не природных, они казались мифическими инопланетными созданиями, похожими на людей, но не являющимися таковыми. Нет, они не были устрашающими. Скорее красивыми, но какой-то неестественной, искусственно созданной красотой. В моде приветствовались ярко-фиолетовые и темно-бордовые тона окраски. Аляповатые головы светились, словно неоновые рекламы на проспекте, привлекая внимание окружающих и быстро утомляя глаза своей пестротой.

Маркус снисходительно улыбнулся, когда Катерина, немного замешкав, притормозила у самой двери.

– Боишься?

– Нет.

– А стоило бы, – не без иронии бросил он.

Светоотражающие темные двери открылись перед ней автоматически, и она шагнула за территорию, где прежде была в абсолютной изоляции. Тяжелый спертый воздух ударил ей в лицо и сдавил грудь. Она попыталась вдохнуть его, но закашлялась.

– Думала, за тысячу с лишним лет здесь ничего не изменится? – Маркус остановился рядом. – Я тоже так думал. Привыкай: чистый воздух здесь большая редкость.

Она подняла глаза и в первый раз взглянула на новый мир не через стекло своей комнаты. Высотные зеркальные здания, потоки машин, мчащиеся над головой в бесконечном числе рядов, вздымающихся вверх за самую границу облаков. Здесь не было ни деревьев, ни зелени, только стальные, бетонные, зеркальные и блестящие здания – холодные и величественные хозяева этого чужого мира.

– В городе есть парки? – немного отдышавшись, спросила она.

– Есть, но очень мало. Как-нибудь я свожу тебя в один из них, – пообещал Маркус.

– Где твоя машина? – не поняла Кайлин, глядя на пешеходную зону перед Центром криогенезации и проезжую часть метрах с десяти от нее, на которой редко, но появлялись автомобили.

– Не волнуйся. Сейчас ее подадут.

Они подошли к дороге, и через несколько мгновений к ним подъехала черная блестящая машина с известным логотипом «Мерседес». Со стороны водительского сидения вышел один из тех, кого она часто встречала в Центре.