Но зал слушал его внимательно, в полной тишине. И Коваль понял: этим как бы выражается сочувствие человеку, недавно пережившему трагедию.

После выступления управляющего «Артезианстроем» объявили перерыв на обед, а во второй половине дня Коваль получил оперативное задание и на вечернее заседание не явился…

И вот теперь, лежа на вагонной полке, он вспомнил этот разговор с Петровым и выступление управляющего на совещании. И точно снова увидел, как растерялся Петров, услышав вопрос о двойнике.

* * *

Маляр ремонтной конторы РЖУ Семенов произвел на него впечатление странное. Это был крупный мужчина, чуть повыше Петрова ростом, но не такой полный, как тот. Неразговорчивый и хмурый. Семенов довольно подробно рассказал свою биографию, не скрыл и преступлений во время фашистской оккупации. На вопрос подполковника, где он был семнадцатого мая, ответил:

— Дома.

— А на работе были?

— И на работе был.

— Почему же говорите «дома»?

— Я имею в виду — в Брянске.

— А разве кто-нибудь сомневается, что семнадцатого вы были в Брянске?

Маляр умолк, и больше ничего вытянуть из него Коваль не смог.

Подполковник проверил, не мог ли быть Семенов тем Андреем, о котором рассказывал на рыбалке Петров, но оказалось, что на буровой он не работал и в Херсонской области не жил.

Подполковник решил подвергнуть Семенова медицинскому освидетельствованию. На плече, на груди и на шее маляра врачи обнаружили следы небольших ранений, примерно трех-четырехмесячной давности. Медицинская экспертиза дала заключение, что следы эти имеют сходство с укусами человеческих зубов.

— Откуда у вас эти следы? — спросил Коваль.

Прежде чем ответить на тот или иной вопрос, Семенов каждый раз мрачно оглядывал подполковника и после паузы отвечал удивительно спокойным, равнодушным тоном:

— С козел упал.

— Где?

— На работе.

— Что вы тогда делали?

— Стены красил.

— Когда? В каком месяце? Которого числа?

— Не помню.

— Приблизительно?

— Не знаю.

— Наверно, все-таки в мае?

— Может быть, и так.

— Но в майских нарядах не значится покраска стен.

— А я красил! — упрямо повторил Семенов. — Что там прораб в нарядах пишет, не знаю. Его дело.

— Семнадцатого мая тоже красили?

— Может быть, и семнадцатого…

— Ладно. Травмы получили семнадцатого. Но нам точно известно, что семнадцатого вы на работе не были. Где же вы упали?

— На работе.

Коваль внимательно следил за каждым жестом, за движением каждой мышцы на лице маляра.

Пока тот не раскрывал рта, подполковнику казалось, что перед ним его старый знакомый Петров, но стоило маляру заговорить, как это впечатление мгновенно исчезало, и Коваль с удивлением думал о капризе природы, которая дала один и тот же облик таким разным людям.

После нескольких бесплодных бесед с Семеновым подполковник отправился в РЖУ. Прораб, суетливый толстяк, клялся, что у него в нарядах все в полном порядке, и раз написано, что маляр Семенов семнадцатого работал, значит, так оно и было. Потом Коваль расспрашивал рабочих, в бригаде которых числился Семенов. Никто из них не мог определенно ответить, был ли маляр на работе семнадцатого мая. Подполковник убедился, что в бригаде царит анархия и прораб закрывает наряды на глазок, заботясь лишь о том, чтобы по документам набежало сто процентов выполнения плана.

Семнадцатого мая был четверг. Прогулы в бригаде были обычным делом, и поэтому трудно было восстановить в памяти такое незначительное событие, как неявка на работу одного из маляров. Но чтобы кто-нибудь падал с козел?! Нет, этого не было! Это запомнилось бы. Так говорили в бригаде все.

Коваль предъявил показания рабочих Семенову. Тот упрямо повторил, что упал с козел.

— А может быть, вы дома упали? Вспомните. Бывает так, что человек дома что-то делал, упал, а потом забыл, где это случилось.

— На работе.

— Хорошо. Обо что же вы ударились?

— Об угол доски. Кажется, так. Тогда не разглядывал, — невозмутимо ответил Семенов. — Не до того было.

— Но ведь следы повреждений кожи есть у вас и на задней части плеча. Одновременно и спиной, и грудью вы о доску удариться не могли.

— Не знаю. Упал и ударился. Дело житейское. Чего еще? Куда, да как, да что… А бес его знает!

— А то, что у вас не ушибы на плече, а следы зубов? Что вы на это скажете?

— Кто же меня кусать-то станет? — все так же невозмутимо возразил Семенов. — Старуха моя, что ли? Да я бы ей все зубы выбил.

Побыл Коваль у Семенова и на квартире. Жена его подтвердила, что он никуда не выезжал. Другой раз, правда, водкой нальется до бровей и заночует, где упадет, может, и семнадцатого мая такое было, а может, и в другой какой день, — этого она не помнит.

Соседи Семеновых на вопросы подполковника о семнадцатом мая тоже ничего вразумительного ответить не могли.

Коваль уже собирался уехать — срок командировки истекал, — как вдруг явился в милицию один из рабочих и заявил, что семнадцатого мая Семенова в РЖУ не было. Это он хорошо помнит. Семнадцатого у них аванс. Семенов должен ему десять рублей, но в четверг не отдал, потому что на работе не был, и получил деньги в пятницу, восемнадцатого.

Коваль записал показания рабочего и немедленно вызвал Семенова.

Маляр, выслушав подполковника, долго угрюмо молчал. Наконец сказал:

— Я не хотел ему деньги в аванс отдавать, думал, в получку отдам, вот и не пошел семнадцатого получать.

— Но восемнадцатого вы получили и все-таки отдали.

— Пристал он…

Подполковник попросил брянских коллег документально установить: верно ли, что в РЖУ прораб закрывает наряды без точного учета, кто, где и когда работает, и справку об этом срочно выслать ему.

Обдумывая свои успехи и неудачи, Коваль не был склонен к чрезмерному оптимизму. Если он докажет, что двойник Петрова семнадцатого мая не вышел на работу, то нужно будет еще доказать, что он выезжал из Брянска и выезжал именно в Березовое. Но и этого будет недостаточно. Только после этого и начнется самое сложное. В конце-то концов, маляр Семенов мог приехать в Березовое по своим личным делам. Какие же есть основания подозревать его в убийстве?

И Коваль решил привезти Семенова на очную ставку с тем старичком, который показал, что семнадцатого видел в Березовом, на дачной платформе, Петрова.

26

Т е л ю д и, которые должны были прийти за Сосновским и которых в первые дни после суда он с ужасом ждал, все не приходили. Обостренный его слух улавливал в коридоре только знакомые шаги надзирателя в те часы, когда ему приносили пищу.

О н и не приходили, и ожидание стало невыносимым. Сосновский уже смирился со своей участью и теперь хотел только одного: чтобы все поскорее кончилось.

Он даже не заметил, что отношение надзирателей к нему изменилось к лучшему, что они каждый день заботятся, чтобы он вовремя поел, и из камеры выводят его без наручников.

27

Коваль решил провести опознание при понятых.

Среди нескольких человек, одетых точно так же, как привезенный из Брянска Семенов, старичок свидетель должен был узнать мужчину, которого видел семнадцатого мая в Березовом.

Для этого были подобраны мужчины примерно одного роста и возраста с Семеновым и имеющие с ним хотя бы самое отдаленное сходство. Сделать это было не так просто, но троих Коваль все-таки отыскал. Семенов был четвертым.

Все четверо сидели в комнате на скамье, мимо которой дважды прошел старичок. Затем по команде подполковника эти люди один за другим вышли из комнаты в хорошо освещенный коридор и повернулись лицом в сторону свидетеля.

Дав старичку возможность как следует проверить свои впечатления, подполковник Коваль пригласил всех участников следственного эксперимента вместе с понятыми в свой кабинет.

— Третий! — убежденно воскликнул старичок, указывая на Семенова. — Третьим они выходили из комнаты. А сидели от двери вторым. Они, они! Конечно, они! Я узнал. Петров — это он и есть. Только так близко я их никогда не видел, управляющего-то. Больше из своего окна. Оказывается, совсем пожилые они. А жена-то молоденькая была, ягодка. Издали человек, конечное дело, всегда моложе кажется. Особенно старым глазам. У нас глаза-то не те, эх, не те. И костюм тот. Тот самый.