V.

(Невинность.)

VI.

Любовь.

Ц ѣлый балъ прошелъ для влюбленнаго Сережи, какъ чудный обольстительный сонъ, которому хочется и страшно в ѣрить. У Графини оставалась одна 6-я кадриль, и она танцовала ее съ нимъ. Разговоръ ихъ былъ обыкновенный бальный разговоръ; но для Сережи каждое слово им ѣло особенное значеніе, — значеніе улыбки, взгляда, движенья. Во время кадрили, признанный поклонникъ Графини, Д., подс ѣлъ къ нимъ. (Сережа объяснялъ себ ѣэто почему-то т ѣмъ, что Д. принимаетъ его за мальчика, и почувствовалъ къ нему какое-то чрезвычайно непріязненное чувство); 134 но Графиня была особенно мила и добра къ своему новому знакомому; она говорила съ Д. особенно сухо; но за то какъ только обращалась къ Сереж ѣ, въ улыбк ѣи взгляд ѣея выражалось удовольствіе. Ничто такъ т ѣсно не соединяется и такъ часто не разрушаетъ одно другое, какъ любовь и самолюбіе. Теперь же эти дв ѣстрасти соединились вм ѣст ѣ, чтобы окончательно вскружить б ѣдную, молодую голову Сережи. Въ мазурк ѣГрафиня два раза выбирала его, и онъ два раза выбралъ ее. Д ѣлая одну из фигуръ, она дала ему свой букетъ. Сережа вырвалъ изъ него в ѣточку и спряталъ въ перчатку. Графиня зам ѣтила это и улыбнулась.

Графиня не могла оставаться ужинать. Сережа провожалъ ее до л ѣстницы.

«Над ѣюсь васъ вид ѣть у себя», — сказала она, подавая ему руку. —

«Когда позволите?»

«Всегда».

«Всегда?!» — повторилъ онъ взволнованнымъ голосомъ и невольно пожалъ маленькую ручку, которая дов ѣрчиво лежала въ его рук ѣ. Графиня покрасн ѣла, ручка ея задрожала — хот ѣла-ли она отв ѣтить на пожатіе или освободиться? Богъ знаетъ — робкая улыбка задрожала на ея крошечномъ розовомъ ротик ѣ, и она сошла съ л ѣстницы.

Сережа былъ невыразимо счастливъ. Вызванное въ его юной душ ѣвъ первый разъ чувство любви не могло остановиться на одномъ предмет ѣ, оно разливалось на вс ѣхъ и на все. Вс ѣказались ему такими добрыми, любящими и достойными любви. Онъ остановился на л ѣстниц ѣ, вынулъ оторванную в ѣтку изъ-за перчатки и н ѣсколько разъ съ восторгомъ, заставившимъ выступить слезы на его глазахъ, прижалъ ее къ губамъ. —

«Что, довольны-ли вы милымъ дебардеромъ?» — спросилъ его Князь Корнаковъ. —

«Ахъ, какъ я вамъ благодаренъ! Я никогда не былъ такъ счастливъ», — отв ѣчалъ онъ съ жаромъ сжимая его руку. —

VII.

А она могла бы быть счастл[ива].

Прі ѣхавъ домой, Графиня по привычк ѣспросила о Граф ѣ. Онъ еще не возвращался. Въ первый разъ ей было пріятно слышать, что его н ѣтъ. Ей хот ѣлось хоть на н ѣсколько часовъ отдалить отъ себя действительность, показавшуюся ей съ нын ѣшняго вечера тяжелою, и пожить одной съ своими мечтами. Мечты были прекрасныя.

Сережа былъ такъ мало похожъ на вс ѣхъ т ѣхъ мущинъ, которые окружали ее до сихъ поръ, что онъ не могъ не остановить ея вниманія. Въ его движеніяхъ, голос ѣ, взгляд ѣлежалъ какой-то особенный отпечатокъ юности, откровенности, теплоты душевной. Типъ невиннаго мальчика, неиспытавшаго еще порывовъ страстей и порочныхъ наслажденій, который у людей, неуклоняющихся отъ закона природы, долженъ бы быть такъ обыкновененъ и к несчастью такъ р ѣдко встр ѣчающійся между ними, былъ для Графини, жившей всегда въ этой неестественной сфере, называемой св ѣтомъ, <но неутратившей въ ней, благодаря своей счастливой, особенно простой и доброй натур ѣ, любви ко всему истинно-прекрасному — былъ для нея> самою увлекательною прелестною новостью.

По моему мн ѣнію, въ ночномъ б ѣломъ капот ѣи чепчик ѣона была еще лучше, ч ѣмъ въ бальномъ плать ѣ. Забравшись съ ножками на большую кровать и облокотившись ручкой на подушки, она пристально смотр ѣла на бл ѣдный св ѣтъ лампы. На хорошенькомъ ротик ѣостановилась грустная полуулыбка. —

«Можно взойдти, Лиза?» — спросилъ голосъ Графа за дверью. —

«Войди», — отв ѣчала она, не перем ѣняя положенія.

«Весело-ли теб ѣбыло, мой другъ?» — спросилъ Графъ, ц ѣлуя ее. —

«Да».

«Что ты такая грустная, Лиза, ужъ не на меня-ли ты сердишься?»

Графиня молчала, и губки ея начинали слегка дрожать, какъ у ребенка, который собирается плакать.

«Неужели ты точно на меня сердишься за то, что я играю. Успокойся, мой дружокъ, нынче я все отъигралъ и больше играть не буду….»

«Что съ тобой?» — прибавилъ онъ, н ѣжно ц ѣлуя ея руки <зам ѣтивъ слезы, которыя вдругъ потекли изъ ея глазъ>. —

Графиня не отв ѣчала, а слезы текли у нея изъ глаз. Сколько ни ласкалъ и ни допрашивалъ ея Графъ, она не сказала ему, о чемъ она плачетъ; а плакала все больше и больше.

Оставь ее, челов ѣкъ безъ сердца и сов ѣсти. Она плачетъ именно о томъ, что ты ласкаешь ее, что им ѣешь право на это; о томъ, что отрадныя мечты, наполнявшія ея воображеніе, разлет ѣлись, какъ паръ, отъ прикосновенія действительности, къ которой она до нын ѣшняго вечера была равнодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна съ той минуты, какъ она поняла возможность истинной любви и счастія.

VIII.

Знакомст[во] со вс ѣм[и] уважаем[ымъ] барин[омъ].

«Что, скучаешь? любезный сынъ», — сказалъ Князь Корнаковъ Сереж ѣ, который съ какимъ-то страннымъ выраженіемъ равнодушія и безпокойства ходилъ изъ комнаты въ комнату, не принимая участія ни въ танцахъ, ни въ разговорахъ.

«Да, — отв ѣчалъ онъ улыбаясь, — хочу у ѣхать».

«По ѣдемъ ко мн ѣ, — nous causerons». 135

«Над ѣюсь, ты зд ѣсь не остаешься ужинать, Корнаковъ?» — спросилъ проходившій въ это время съ шляпой въ рукахъ твердымъ, ув ѣреннымъ шагомъ черезъ толпу, собравшуюся у двери, толстый, высокій мущина л ѣтъ 40, съ опухшимъ, далеко некрасивымъ, но чрезвычайно нахальнымъ лицомъ.

«Ты кончилъ ужъ партію?»

«Слава Богу, усп ѣлъ до ужина и б ѣгу отъ фатальнаго маіонеза съ русскими трюфелями, тухлой стерляди и тому подобныхъ любезностей»… кричалъ онъ почти на всю залу. —

«Гд ѣты будешь ужинать?»

«Или у Трахманова, ежели онъ не спитъ, или въ Новотроицкомъ; по ѣдемъ съ нами. Вотъ и Аталовъ ѣдетъ». —

«Что, по ѣдемъ, Ивинъ?» — сказалъ Князь Корнаковъ. — Вы знакомы?» <прибавилъ онъ толстому Господину.> —

Сережа сд ѣлалъ отрицательный знакъ головою. —

«Серг ѣй Ивинъ, сынъ Марьи Михайловны», — сказалъ Князь.

«Очень радъ, — сказалъ толстый господинъ, не глядя на него, подавая свою толстую руку и продолжая идти дальше. — Прі ѣзжайте же скор ѣй». —

Я полагаю, что ни для кого не нужно подробное описаніе типа толстаго Господина, котораго звали Н. Н. Долговымъ. В ѣрно, каждый изъ моихъ читателей, ежели не знаетъ, то видалъ, или по крайней м ѣр ѣслыхалъ про Н. Н., поэтому достаточно н ѣсколько характеристическихъ признаковъ, чтобы лицо это во всей полнот ѣсвоей ничтожности и подлости возникло въ его воображеніи. По крайней м ѣр ѣэто такъ для меня. Богатство, знатность, ум ѣнье жить, большія разнообразныя способности, погибнувшія или изуродованныя праздностью и порокомъ. Циническій умъ, не останавливающiйся ни передъ какимъ вопросомъ и обсуживающій всякій въ пользу низкихъ страстей. Совершенное отсутствіе сов ѣсти, стыда и понятія о моральныхъ наслажденіяхъ. Нескрытый эгоизмъ порока. Даръ грубаго и р ѣзкаго слова. Сладострастіе, обжорство, пьянство; презр ѣніе ко всему, исключая самаго себя. Взглядъ на вещи только съ 2-хъ сторонъ: со стороны наслажденія, которое они могутъ доставить, и ихъ недостатковъ, и дв ѣглавныя черты: безполезная, безц ѣльная, совершенно праздная жизнь и самый гнусный развратъ, который онъ не только не скрываетъ, а какъ будто находя достоинство въ своемъ цинизм ѣ, съ радостью обнаруживаетъ. Про не[го] говорятъ, что онъ дурной челов ѣкъ; но всегда и везд ѣего уважаютъ и дорожатъ связями съ нимъ; онъ это знаетъ, см ѣется и еще бол ѣе презираетъ людей. И какъ ему не презирать того, что называютъ доброд ѣтелью, когда онъ всю жизнь попиралъ ее и всетаки по своему счастливъ, т. е. страсти его удовлетворены и онъ уважаемъ. —

Сережа быль въ необыкновенно хорошемъ расположена духа. Присутствіе Князя Корнакова, который очень нравился ему и им ѣлъ на него почему-то особенное вліяніе, доставляло ему большое удовольствіе. И короткое знакомство съ такимъ зам ѣчательнымъ челов ѣкомъ, какъ толстый господинъ, пріятно щекотало его тщеславіе. Толстый господинъ сначала мало обращалъ вниманія на Сережу; но по м ѣр ѣтого, какъ козакъполовой, котораго, прі ѣхавъ въ Новотроицкой, онъ потребовалъ, приносилъ заказанныя растегаи и вино, он становился любезн ѣе и, зам ѣтивъ развязность молодаго челов ѣка, сталъ съ нимъ говорить (такіе люди какъ Долговъ ничего такъ не нелюбятъ, какъ заст ѣнчивость), 136 трепать по плечу и чокаться. —