«Пов ѣрьте», отв ѣчалъ капитанъ медленно-серьезнымъ тономъ, выколачивая трубочку о луку с ѣдла, «пов ѣрьте Л. Н.: ничего пріятнаго н ѣтъ. В ѣдь вс ѣмы думаемъ, что не мн ѣбыть убитымъ, а другому; а коли обдумать хорошенько: надо-же кому нибудь и убитымъ быть».
* № 12 (III ред.).
<Батальонный командиръ — маленькій пухленькій челов ѣчекъ въ шапк ѣогромнаго разм ѣра, сопровождаемый двумя Татарами, ѣхалъ стороной и представлялъ изъ себя видъ челов ѣка, глубоко чувствующаго собственное достоинство и важность возложенной на него обязанности — колонно-начальника. Когда онъ отдавалъ приказанія, то говорилъ необыкновенно добренькимъ, сладенькимъ голоскомъ. (Эту манеру говорить я зам ѣтилъ у большей части колонно-начальниковъ, когда они исполняютъ эту обязанность.)>
* № 13 (III ред.).
Этотъ офицеръ былъ одинъ изъ довольно часто встр ѣчающихся 102 зд ѣсь 103 типовъ удальцовъ, образовавшихся по рецепту героевъ Марлинскаго и Лермантова. Эти люди въ жизни своей на Кавказ ѣпринимаютъ за основаніе не собственныя наклонности, а поступки этихъ героевъ и смотрятъ на Кавказъ не иначе, какъ сквозь противор ѣчащую д ѣйствительности призму Героевъ Нашего Времени, Бэлъ, Амалатъ-Бековъ и Мулла-Нуровъ. Поручикъ всегда ходилъ въ азіятскомъ плать ѣ, им ѣлъ тысячи кунаковъ нетолько во вс ѣхъ мирныхъ аулахъ, но даже и въ горскихъ, по самымъ опаснымъ м ѣстамъ ѣзжалъ безъ оказіи, <за что не разъ сид ѣлъ на гауптвахт ѣ> ходилъ съ мирными Татарами по ночамъ засаживаться на дорогу, подкарауливать, грабить и убивать попадавшихся Горцевъ, им ѣлъ Татарку-любовницу и писалъ свои записки. Этимъ-то онъ и заслужилъ репутацію джигита въ кругу большей части офицеровъ; одинъ чудакъ Капитанъ не любилъ Поручика и находилъ, что онъ ведетъ себя неприлично для Русскаго Офицера.
<Но и у этаго Ахиллеса была своя пятка, въ которую больно можно было уколоть его. Поручикъ Розенкранцъ ув ѣрялъ вс ѣхъ, что онъ чистый Русской, многіе же не безъ основанія предполагали, что «онъ долженъ быть изъ Н ѣмцовъ».>
* № 14 (III ред.).
Въ числ ѣихъ былъ и <Грузинскій Князекъ> молодой Прапорщикъ, который мн ѣтакъ понравился. Онъ былъ очень забавенъ: глаза его блест ѣли, языкъ немного путался; то онъ л ѣзъ ц ѣловаться, обниматься и изъясняться въ любви со вс ѣми, то схватывалъ ложки, постукивая ими выскакивалъ передъ п ѣсенниковъ <и помирая со см ѣху> пускался плясать. Видно было, что офицерскій кутежъ былъ для него еще вещью необыкновенной и непривычной: онъ вполн ѣнаслаждался. У него не было еще рутины пьянства; онъ не зналъ, что въ этомъ положеніи можно быть см ѣшнымъ и над ѣлать такихъ глупостей, въ которыхъ посл ѣбудешь раскаиваться, не зналъ, что н ѣжности, съ которыми онъ ко вс ѣмъ навязывался, расположатъ другихъ не къ любви, а къ насм ѣшк ѣ, не зналъ и того, что когда онъ посл ѣпляски, разгор ѣвшись, бросился на бурку и облокотившись на руку, откинулъ назадъ свои черные густые волосы — онъ былъ необыкновенно милъ.
<Посл ѣпрапорщика, два старые офицера заказали другую п ѣсню, встали и пошли плясать. Пляска ихъ нисколько не была похожа на безтолковую пляску пьяныхъ людей, которые не знаютъ, что д ѣлаютъ; напротивъ, видно было, что они не мало практиковались въ этомъ д ѣл ѣи прилагали къ нему все возможное стараніе и усердіе. Одинъ стоялъ чинно и терп ѣливо дожидался, пока другой выд ѣлывалъ красивые и разнообразные па. Когда этотъ останавливался, пускался другой и не мен ѣе отчетливо исполнялъ свою партію. Особенно Подпоручикъ танцовалъ такъ хорошо, что когда онъ съ кондачка, выкидывая ногами, прошелъ въ присядку, вс ѣофицеры изъявили громкое одобреніе, и молодой прапорщикъ бросился обнимать его.> Однимъ словомъ, вс ѣмъ было хорошо, исключая, можетъ быть, однаго офицера, который, сидя подъ ротной повозкой, проигралъ другому лошадь, на которой ѣхалъ, съ уговоромъ отдать по возвращеніи въ Штабъ и тщетно уговаривалъ его играть на шкатулку, которая, какъ вс ѣмогли подтвердить, была куплена у Жида за 30 р. сер., но которую онъ, единственно потому, что находился въ подмазк ѣ, р ѣшался пустить въ 15-ть. Противникъ его небрежно посматривалъ въ даль, упорно отмалчивался и наконецъ сказалъ, что ему ужасно спать хочется.
Признаюсь, что съ т ѣхъ поръ какъ я вышелъ изъ кр ѣпости и р ѣшился побывать въ д ѣл ѣ, мрачныя мысли невольно приходили мн ѣвъ голову; поэтому, такъ какъ мы вс ѣим ѣемъ склонность по себ ѣсудить о другихъ, я съ любопытствомъ вслушивался въ разговоры солдатъ и офицеровъ и внимательно всматривался въ выраженія ихъ физіогномій; но ни въ комъ я не могъ зам ѣтить ни т ѣни мал ѣйшаго безпокойства. Шуточьки, см ѣхи, разсказы, игра, пьянство выражали общую беззаботность и равнодушіе къ предстоящей опасности. Какъ будто нельзя было и предположить, что н ѣкоторымъ не суждено уже вернуться назадъ по этой дорог ѣ, какъ будто вс ѣэти люди давно уже покончили свои д ѣла съ этимъ міромъ. — Что это: р ѣшимость ли, привычка ли къ опасности, или необдуманность и равнодушіе къ жизни? — Или вс ѣэти причины вм ѣст ѣи еще другія неизв ѣстныя мн ѣ, составляющія одинъ сложный, но могущественный моральный двигатель челов ѣческой природы, называемый esprit de corps? 104 Этотъ неуловимый уставъ, заключающей въ себ ѣобщее выраженіе вс ѣхъ доброд ѣтелей и пороковъ людей, соединенныхъ при какихъ бы то ни было постоянныхъ условіяхъ, — уставъ, которому каждый новый членъ невольно и безропотно подчиняется и который не изм ѣняется вм ѣст ѣсъ людьми; потому что, какіе бы ни были люди, общая сумма наклонностей людскихъ везд ѣи всегда остается та же. Въ настоящемъ случа ѣонъ называется духъ войска.
** № 15 (III ред.).
Карета застучала дальше, а Генералъ съ Маіоромъ вошли въ пріемную. Проходя мимо отворенной двери адъютантской комнаты, Генералъ зам ѣтилъ мою немундирную фигуру и обратилъ на нее свое милостивое вниманіе. Выслушавъ мою просьбу, онъ изъявилъ на нее совершенное согласіе и прошелъ опять въ кабинетъ. «Вотъ еще челов ѣкъ, — подумалъ я, — им ѣющій все, чего только добиваются люди: чинъ, жену, богатство, знатность; и этотъ челов ѣкъ передъ боемъ, который Богъ одинъ знаетъ ч ѣмъ кончится, шутитъ съ хорошенькой женщиной и об ѣщаетъ пить у нея чай на другой день, точно также, какъ будто онъ встр ѣтился съ нею на придворномъ бал ѣили раут ѣу Собранника». Я вспомнилъ слышанное мною разсужденіе Татаръ о томъ, что только байгушъ можетъ быть храбрымъ: богатый сталъ, трусъ сталъ,говорятъ они, нисколько не въ обиду своему брату, какъ общее и неизм ѣнное правило. Генералъ вм ѣст ѣсъ жизнью могъ потерять гораздо больше т ѣхъ, надъ к ѣмъ я им ѣлъ случай д ѣлать наблюденія, и напротивъ, никто не выказывалъ такой милой, граціозной безпечности и ув ѣренности, какъ онъ. Понятія мои о храбрости окончательно перепутались.
** № 16 (III ред.).
Я люблю ночь. Никакое самолюбивое волненіе не можетъ устоять противъ успокоительнаго, чарующаго вліянія прекрасной и спокойной природы.
Какъ могли люди среди этой природы не найдти мира и счастія? — думалъ я.
Война? Какое непонятное явленіе <въ род ѣчелов ѣческомъ>. Когда разсудокъ задаетъ себ ѣвопросъ: справедливо-ли, необходимо-ли оно? внутренній голосъ всегда отв ѣчаетъ: н ѣтъ. Одно постоянство этаго неестественнаго явленія д ѣлаетъ его естественнымъ, а чувство самосохраненія справедливымъ.
Кто станетъ сомн ѣваться, что въ войн ѣРусскихъ съ Горцами справедливость, вытекающая изъ чувства самосохраненія, на нашей сторон ѣ? Ежели бы не было этой войны, что-бы обезпечивало вс ѣсмежныя богатыя и просв ѣщенныя русскія влад ѣнія отъ грабежей, убійствъ, наб ѣговъ народовъ дикихъ и воинственныхъ? Но возьмемъ два частныя лица. На чьей сторон ѣчувство самосохраненія и сл ѣдовательно справедливость: на сторон ѣ-ли того оборванца, какого нибудь Джеми, который, услыхавъ о приближеніи Русскихъ, 105 съ проклятіемъ сниметъ со ст ѣны старую винтовку и съ тремя, четырьмя зарядами въ заправахъ, которые онъ выпуститъ не даромъ, поб ѣжитъ навстр ѣчу Гяурамъ, который, увидавъ, что Русскіе всетаки идутъ впередъ, подвигаются къ его зас ѣянному полю, которое они вытопчутъ, къ его сакл ѣ, которую сожгутъ, и къ тому оврагу, въ которомъ, дрожа отъ испуга, спрятались его мать, жена, д ѣти, подумаетъ, что все, что только можетъ составить его счастіе, все отнимутъ у него, — въ безсильной злоб ѣ, съ крикомъ отчаянія, сорветъ съ себя оборванный зипунишко, броситъ винтовку на землю и, надвинувъ на глаза попаху, запоетъ предсмертную п ѣсню и съ однимъ кинжаломъ въ рукахъ, очертя голову, бросится на штыки Русскихъ? На его-ли сторон ѣсправедливость, или на сторон ѣэтаго офицера, состоящаго въ свит ѣГенерала, который такъ хорошо нап ѣваетъ французскія п ѣсенки имянно въ то время, какъ про ѣзжаетъ мимо васъ? Онъ им ѣетъ въ Россіи семью, родныхъ, друзей, крестьянъ и обязанности въ отношеніи ихъ, не им ѣетъ никакого повода и желанія враждовать съ Горцами, а прі ѣхалъ на Кавказъ…. такъ, чтобы показать свою храбрость. Или на сторон ѣмоего знакомаго Адъютанта, который желаетъ только получить поскор ѣе чинъ Капитана и тепленькое м ѣстечко и по этому случаю сд ѣлался врагомъ Горцевъ? Или на сторон ѣэтаго молодаго Н ѣмца, который съ сильнымъ н ѣмецкимъ выговоромъ требуетъ пальникъ у артилериста? Каспаръ Лаврентьичь, сколько мн ѣизв ѣстно, уроженецъ Саксоніи; чего-же онъ не под ѣлилъ съ Кавказскими Горцами? Какая нелегкая вынесла его изъ отечества и бросила за тридевять земель? Съ какой стати Саксонецъ Каспаръ Лаврентьичь вм ѣшался въ нашу кровавую ссору съ безпокойными сос ѣдями?
