Ее просьба не была такой уж редкостью. Остров Риан, остров богини в море пополнял ряды своих слуг, жрецов и жриц и таким способом тоже в течение многих лет. Две женщины не задали ей никаких вопросов, только спросили, здорова ли она. Ариана вспомнила, как в последний раз взяла ребенка в свои худые усталые руки и поцеловала на прощанье прямо в губы, как целовала ее мать. Она ответила жрицам, что с ней все будет в порядке.

Ей пришлось убеждать себя в этом, когда она смотрела, как плывет обратно по спокойной воде озера под одной из лун, под тонкими, высокими облаками и блеском появившихся звезд лодка, уносящая дочь Аэлис и Бертрана.

Аэлис ничего не сказала ей насчет имени. Ариана на том каменном берегу посмотрела вверх на голубой полумесяц и сказала жрицам, что девочку следует назвать, если они найдут ее достойной, в честь этой луны, а следовательно, в честь богини.

— Она выжила, — сказала Ариана де Карензу, двадцать три года спустя, сидя верхом на другом коне перед хижиной, где эта девочка и ее умерший брат были зачаты. Слезы высохли на ее щеках, пока она рассказывала эту историю. — Я наблюдала за ней все эти годы как могла и когда могла. Она осталась на острове, конечно; так всегда бывает. Она красивая, умная и храбрая, Бертран. Мне кажется, что она очень похожа на свою мать. Ее зовут Ринетта. Скоро она должна была стать верховной жрицей на острове Риан.

— Должна была? — Голос Бертрана звучал так тихо, что эти слова почти невозможно было расслышать. Он сжал перед собой руки и держал их так все время, пока она рассказывала. Блэз видел, что руки Бертрана дрожат.

— Я разговаривала с ней перед тем, как пришла к тебе. Я считала, что так будет правильно. Я рассказала ей, кто она такая и как попала на остров Риан, и объяснила заодно кое-что еще. Я сказала, что из-за того, кто она такая, она очень нужна не на острове, а в другом месте, в мире мужчин и женщин, но этот выбор должна сделать она сама, и что… я позабочусь о том, чтобы так и было.

— И что? — Бертран выглядит постаревшим, понял Блэз. Ему хотелось обнять друга, но он сдержался.

— Она ответила, что если то, о чем я ей рассказала, правда, то, очевидно, она сейчас действительно важнее для Арбонны среди замков, чем среди святилищ. Это ее собственные слова. Она очень сильная, Бертран. Она… действительно чудесная женщина. — На последних словах голос Арианы слегка дрогнул.

— Тогда я ее видел, — сказал герцог, и в его тоне звучало благоговейное удивление. — Наверное, я видел ее много раз и никогда не замечал сходства.

— Почему ты должен был заметить? Ты ведь его и не искал.

Бертран покачал головой:

— Для нее, наверное, было очень тяжело узнать об этом так внезапно. Это должно быть ужасно.

— Это может стать ужасным. Пока — нет, мне кажется, — ответила Ариана. — Я подозреваю, что она только отчасти понимает, что все это должно означать. Но она знает… — Ариана поколебалась и неожиданно повернулась к Блэзу: — Она знает, потому что я ей сказала, что, возможно, она очень скоро должна будет выйти замуж.

И теперь Блэз понял, почему она хотела, чтобы он остался.

Он посмотрел вверх в угасающем ясном свете и встретил взгляд черных глаз Арианы. Он внезапно вспомнил много разных вещей, но прежде всего один разговор в летнюю ночь в Тавернеле.

В конце концов именно Бертран посмотрел по очереди на каждого из них и первым встал с порога хижины на опушке леса.

— Я думаю, — сказал герцог, — что сейчас мне надо вернуться обратно.

— Мне поехать с тобой? — спросил Блэз.

Бертран покачал головой. Он криво усмехнулся, то была тень его прежней улыбки.

— Дорогу я знаю, — ответил он. — Хоть это не изменилось.

Но все остальное, кажется, изменилось, когда Блэз стоял и смотрел вслед герцогу. Ариана тоже повернулась в седле и смотрела на него. Только когда Бертран исчез из виду, скромная фигура в разорванной, окровавленной одежде воина, она снова повернулась к Блэзу. Она по-прежнему не делала попыток спешиться.

Он резко произнес:

— Была одна женщина, делившая со мной постель в день летнего солнцестояния в Тавернеле. Она сказала мне, что всю жизнь посвятит тому, чтобы изменить правила вступления в брак, существующие между мужчинами и женщинами в наши дни. — Он не знал почему, но эти слова были сказаны так, будто он хотел ударить Ариану.

Она и восприняла их как удар, и когда Блэз осознал это, гнев и обида слетели с него, словно унесенные ветром. Ариана очень тихо ответила:

— Здесь я ничего не смогу контролировать и не хочу пытаться. Я уже сейчас вижу то, что может случиться. И ты тоже, Блэз. Ты должен понимать, как это тяжело для меня. Конечно, должен. Даже после всего того, что произошло.

Собственно говоря, он действительно понимал. Кажется, он стал мудрее, чем был год назад. Он знал, какую правду сердца она протягивала ему, будто подношение, и он почувствовал не в первый раз смирение перед лицом ее честности. Эта женщина, внезапно подумал он, которая освободила его от Люсианны и от той горечи, которую он принес из Портеццы.

— Ариана, — хрипло произнес он, — именно в тебе причина того, что Арбонна никогда не должна погибнуть.

— Есть множество причин, — сказала она, но ее черные глаза на мгновение вспыхнули.

— А ты — их символ и душа. Ты королева Двора Любви.

— Я думала, ты считаешь это глупостью.

— Я многое здесь считал глупостью, а оно оказалось большей правдой, чем все, о чем я знал прежде. — Он замолчал, а затем, потому что сказать это было совершенно необходимо, прибавил твердо: — Ариана, твой муж — причина того, что мы сумели победить в этом сражении, что бы мы ни говорили об Уртэ, Бертране и Фальке де Саварике. И именно благодаря Тьерри мы сумели предотвратить истребление сдавшихся в плен людей.

— Мне кажется, я это знаю, — серьезно ответила она.

— Не могу тебе объяснить, как я его уважаю.

— И я, — прошептала она. — Я тебе это говорила в Тавернеле. Что ты хочешь этим сказать, Блэз?

Он заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. Ее глаза были такими темными, такими глубокими, что мужчина мог утонуть в них.

— Что я все еще настолько мужчина Гораута — и думаю, всегда им буду, — что мне невыносимо трудно признаться в любви жене такого человека.

Она на мгновение опустила голову.

— Это я тоже знаю, — ответила она, снова поднимая на него взгляд. — Я также знаю, к моему сожалению, что мы такие, какие мы есть, и таковы времена, в которые мы родились, и те слова, что я сказала тебе в день летнего солнцестояния о свободе выбора, и есть в действительности единственная настоящая глупость из всего того, что каждый из нас говорил другому. Ты станешь королем Гоарута, Блэз, в мире, перевернутом вверх дном. Наследница Арбонны ждет в Талаире уже сейчас.

— И ты считаешь, я должен жениться на ней? Чтобы начать исправлять мир?

В первый раз к Ариане вернулась ее прежняя властность.

— Я говорила тебе, что ничего не могу здесь контролировать. В любом случае еще слишком рано. Но я действительно считаю, раз уж ты спросил, что любой мужчина, связавший свою жизнь с этой девушкой, получит благословение, превышающее все его заслуги до конца жизни. Даже ты, Блэз.

Он видел ее, конечно, дважды. Ринетта. Обменялся с ней жесткими, заносчивыми словами у озера весной, после того как убил шестерых коранов Мираваля. «Мы ждали тебя», — сказала она ему, владея собой не по годам, и он испугался этих слов. Вероятно, подумал он сейчас, они означали нечто отличное от того, что они оба поняли или о чем догадались в тот весенний день. Возможно, богиня поистине действует такими путями, которых мужчины и женщины понять не могут. Он внезапно вспомнил о красной стреле, которая убила Адемара. Он все еще не имел понятия — и старался сейчас не задерживаться на этой мысли, — как эта стрела упала прямо с ясного неба.

Он сказал, глядя на Ариану:

— Я тебя буду видеть? Ты не уйдешь из моей жизни?

Тут она улыбнулась. И официально ответила: