Король Гораута так и не увидел стрелу, убившую его.
Эта стрела упала из чистого неба над ним и попала ему в глаз — точно так же, как был убит его отец два года назад среди льда и нагромождения тел у Иерсенского моста.
Король Гораута умер мгновенно и не видел, что древко этой стрелы выкрашено в темно-красный цвет, цвет крови. Он также не успел понять, как поняли вскоре остальные, когда подошли туда, где мертвый король лежал на земле рядом со смертельно раненным Уртэ де Миравалем, что оперение этой стрелы — такого еще никто не видел — сделано из перьев совы, также окрашенных в красный цвет.
Люди видят все это и не могут понять, как не могут понять, откуда могла быть пущена эта внушающая ужас, несущая смерть стрела, чтобы попасть с неба прямо в короля. Кораны обеих армий делают жесты, оберегающие от тьмы и от неведомого.
Король Гораута убит красной стрелой, упавшей с небес, с оперением из перьев совы. Даже воины Гораута знают, что это — священная птица Риан. Весть о мести бессмертной богини за своих жриц, обесчещенных и убитых, тут же разносится по долине. Она здесь не остановится. Этой истории предстоит еще долгое путешествие. Так всегда бывает с историями о смерти королей.
После этого стало легко. Легче, чем следовало, подумал Блэз. У Иерсенского моста король Дуергар погиб, но Гораут все равно одержал победу на том роковом поле. Смерть короля не обязательно означает полную дезорганизацию рядов его армии.
В тот день, однако, именно так и произошло. Блэз мог бы назвать много причин, и все они, как и любая в отдельности, могли составлять часть правды, но сама правда, ярко сияющая в вечернем свете, заключалась в том, что армия Гораута потерпела поражение еще тогда, когда против них выступил Уртэ де Мираваль.
Блэз, пробиваясь к Бертрану, начал узнавать отдельных воинов обеих армий ближе к центру сражения. «На закате», — сказал он Адемару. Но в конце концов ему было не суждено провести этот бой. Оглядываясь вокруг, он вспомнил, что на этом поле находится еще один человек, с которым он хотел разобраться сам. Потом он увидел этого человека на некотором расстоянии и понял, что в этом ему тоже будет отказано.
Бертран де Талаир встретился с портезийцем Борсиардом д'Андория на травянистом участке в центре сражения, которое смещалось в сторону. Было ясно, что они обменялись какими-то словами, но Блэз находился слишком далеко и не расслышал их. Потом он наблюдал, как Бертран, который ступил на путь бойца более двадцати лет назад, после того, как Аэлис де Мираваль умерла в замке своего мужа, разделался с сеньором Андории с такой легкостью, которая почти превратила в насмешку саму идею поединка. Два удара справа, обманное движение, а затем мимо парирующего удара прямой выпад, и клинок пронзил горло Борсиарда. Это была скорее казнь, чем дуэль, и когда все закончилось, первая мысль Блэза была о том, что Люсианна только что снова овдовела.
Вторая его мысль, когда он увидел, что кораны Андории, как и следовало ожидать, начали бросать оружие и поспешно сдаваться в плен ближайшим солдатам Бертрана, была о том, что теперь ему предстоит кое-что потруднее любого сражения. Он быстро оглянулся в поисках Рюделя и понял, что его друга уже нет рядом. Он не успел этому удивиться. Прямо у него на глазах сражение у озера Дьерн превращалось в бойню.
И ему надо было ее прекратить. Прекратить, хотя воины Арбонны видели отрубленные головы на пиках солдат армии Гораута, все еще видели, как ужасно искалечили певца по имени Аурелиан, и у всех перед глазами стояли мучительные картины сожжения женщин по всему северу их страны. Они не будут склонны проявлять милосердие и сдержанность в тот момент, когда поражение превратилось в победу. Каждый воин армии Арбонны знал, какая судьба ждала бы его и его семью, если бы Гораут сейчас победил.
Блэз понимал, что Бертран ему сейчас не поможет. Герцог, после того как безжалостно расправился с Борсиардом, резко развернулся, пронесся мимо сдающихся портезийцев и подобно смертоносному взмаху косы врезался в ближайшие ряды воинов Гораута. Рядом с ним Валери действовал точно так же.
Блэз пришпорил коня и пустился вслед за ними, стараясь перекричать вопли умирающих и яростные возгласы коранов Арбонны.
— Хватит! — крикнул он. — Бертран, хватит!
Валери придержал коня и оглянулся. Герцог не слышал его, или, если услышал, не обратил никакого внимания. Слева, за центром Гораута, Блэз увидел Фалька де Саварика, который повернул голову в ответ на его крик и поднял руку, потом отвернулся и начал отдавать приказы своим людям. Кораны Мираваля продолжали атаковать, прорываясь навстречу Бертрану, а охваченные паникой солдаты Гораута кружились и вертелись между ними. Теперь неумолимые враги окружали их со всех сторон, а некоторые из их собственных рядов перешли на сторону противника.
Блэз подскочил к ближайшим от него коранам Гарсенка, к тем, которые перешли на его сторону, когда Рюдель поднял знамя.
— Хватит убивать! — приказал он ближним воинам. — Заставьте их бросить оружие! Их не убьют, если они это сделают! — Он был почти уверен, что это правда, но не до конца. В армии Арбонны царило настроение, которое грозило выйти из-под контроля.
Он поскакал дальше, вслед за герцогом Талаирским. Он очень хорошо понимал, что произошло с Бертраном, как ярость битвы могла увлечь самого трезвого человека, и еще он знал, что у Бертрана де Талаира больше причин, чем у любого другого человека, для убийства людей Гораута.
В конце концов именно Тьерри де Карензу на правом фланге, ближе всех находящийся к отрубленным головам и искалеченному телу трубадура, приказал протрубить сигнал, чтобы положить конец этой бойне.
Это сделал Тьерри, и Блэз навсегда запомнил это; он сам был из Гораута, он не смог бы остановить армию Арбонны в тот день.
Даже Бертран придержал коня, когда услышал высокие, чистые, мелодичные звуки рога, взлетевшие над долиной. Это была своего рода музыка среди умирающих и мертвых. Блэз, пробившись вперед, сумел наконец догнать его.
— Бертран, стой, ты должен остановиться. Теперь это только солдаты. Фермеры и крестьяне. Адемар мертв, все кончено. — Герцог Талаирский тогда повернулся и посмотрел на него, и Блэза отрезвило и обдало холодом то, что он увидел в глазах Бертрана.
— Но не я его убил, — медленно произнес Бертран, словно в трансе. В его словах было нечто ужасное.
Блэз сделал глубокий вдох и осторожно сказал:
— И не я, а у меня было не меньше причин. Это не должно иметь значения, Бертран. Для нас обоих. Мы победили. И смотри, люди Гарсенка заставляют остальных сдаться.
Это было правдой. Солдаты Гораута, захватническая армия бога, бросали свое оружие. Блэз увидел, что Тьерри скачет к ним. Еще на ходу он крикнул:
— Мы не должны убивать безоружных людей, Бертран.
— Может, скажешь, почему? Кажется, я забыл. — Глаза у Бертрана оставались неистовыми, невидящими.
— Нет, ты не забыл, — произнес Валери за спиной у кузена. Они повернулись к нему; лицо Валери снова стало спокойным, хотя Блэз видел, что самообладание дается ему с большим трудом. — Ты вовсе не забыл. Ты просто хочешь забыть. И я тоже. Ох, Бертран, я тоже, но если мы это сделаем, мы станем такими же, как те, которых только что победили.
Блэз когда-то сказал то же самое в тишине зала совета. А сейчас они на поле боя, и в голубых глазах человека, к которому обращался Валери, светится безумие. Потом Блэз увидел, как он несколько раз тряхнул головой, словно пытался отогнать от себя что-то. Он понимал, понимал лучше, чем Бертран мог себе представить, как трудно преодолеть ярость битвы и перейти к чему-то другому.
Но когда Бертран снова повернулся к нему и к стоящему рядом Тьерри, Блэз увидел на его лице знакомое выражение.
— Очень хорошо, — произнес герцог талаирский, — мы возьмем их в плен. Есть еще последнее, что нужно сделать, хотя тебе это может быть неприятно, Блэз, не знаю. — Он сделал короткую паузу. — Где верховный старейшина Гораута?
