Вернулся Сгоревшие хаты, пустые сады, Несжатые полосы хлеба. Глазницы воронок зрачками воды Уставились в мутное небо. В разбитой часовенке ветер гудит, Пройдя амбразуры и ниши, И с хрустом губами листы шевелит В изжеванной временем крыше. Все рыжий огонь пролизал, истребил, И вид пепелища ужасен. Лишь дождь перевязкой воды исцелил Осколком пораненный ясень. К нему прислонился промокший солдат. Вокруг ни плетня, ни строенья… Не выскажешь словом, как тяжек возврат К останкам родного селенья! Нет сил, чтоб спокойно на это смотреть. Такое любого расстроит. Солдат же вернулся сюда не жалеть, — Пришел он, чтоб заново строить! 1946 Прислали к нам девушку в полк медсестрой Прислали к нам девушку в полк медсестрой. Она в телогрейке ходила. Отменно была некрасива собой, С бойцами махорку курила. Со смертью в те дни мы встречались не раз В походах, в боях, на привале, Но смеха девичьего, девичьих глаз Солдаты давно не встречали. Увы, красоте тут вовек не расцвесть! На том мы, вздыхая, сходились. Но выбора нету, а девушка есть, И все в нее дружно влюбились. Теперь вам, девчата, пожалуй, вовек Такое не сможет присниться, Чтоб разом влюбилось семьсот человек В одну полковую сестрицу! От старших чинов до любого бойца Все как-то подтянутей стали, Небритого больше не встретишь лица, Блестят ордена и медали. Дарили ей фото, поили чайком, Понравиться каждый старался. Шли слухи, что даже начштаба тайком В стихах перед ней изливался. Полковник и тот забывал про года, Болтая с сестрицею нашей. А ей, без сомнения, мнилось тогда, Что всех она девушек краше. Ее посещенье казалось бойцам Звездою, сверкнувшей в землянке. И шла медсестра по солдатским сердцам С уверенно-гордой осанкой. Но вот и Победа!.. Колес перестук… И всюду, как самых достойных, Встречали нас нежные взгляды подруг, Веселых, красивых и стройных. И радужный образ сестры полковой Стал сразу бледнеть, расплываться. Сурова, груба, некрасива собой… Ну где ей с иными тягаться! Ну где ей тягаться!.. А все-таки с ней Мы стыли в промозглой траншее, Мы с нею не раз хоронили друзей, Шагали под пулями с нею. Бойцы возвращались к подругам своим. Ужель их за то осудить? Влюбленность порой исчезает как дым, Но дружбу нельзя позабыть! Солдат ожидали невесты и жены. Встречая на каждом вокзале, Они со слезами бежали к вагонам И милых своих обнимали. Шумел у вагонов народ до утра — Улыбки, букеты, косынки… И в час расставанья смеялась сестра, Старательно пряча слезинки. А дома не раз еще вспомнит боец О девушке в ватнике сером, Что крепко держала семь сотен сердец В своем кулачке загорелом! 1947 Трус
Страх за плечи схватил руками: – Стой! На гибель идешь, ложись! Впереди визг шрапнели, пламя… Здесь окопчик – спасенье, жизнь. Взвод в атаку поднялся с маху. Нет, не дрогнул пехотный взвод. Каждый липкие руки страха Отстранил и шагнул вперед. Трус пригнулся, дрожа всем телом, Зашептал про жену, про дом… Щеки стали простынно-белы, Сапоги налились свинцом. Взвод уж бился в чужих траншеях, Враг не выдержал, враг бежал! Трус, от ужаса костенея, Вжался в глину и не дышал. …Ночь подкралась бочком к пехоте, В сон тяжелый свалила тьма, И луна в золоченой кофте Чинно села на край холма. Мрак, редея, уходит прочь. Скоро бой. Взвод с привала снялся. Трус уже ничего не боялся, — Был расстрелян он в эту ночь! 1948 Морская пехота Пехота смертельно устала Под Мгой оборону держать. В окопах людей не хватало, Двух рот от полка не собрать. Двадцатые сутки подряд От взрывов кипело болото. Смертельно устала пехота, Но помощи ждал Ленинград. И в топи, на выступе суши, Мы яростно бились с врагом. Отсюда ракетным дождем Без промаха били «катюши». Да, было нам трудно, но вскоре Ударил могучий прибой, И на берег хлынуло море Тяжелой, гудящей волной. Штыки, бескозырки, бушлаты, На выручку друга, вперед! Держитесь, держитесь, ребята! Морская пехота идет! Врагу мы повытрясли душу, А в полдень под тенью берез Сидели наводчик «катюши» И русый плечистый матрос. Костер сухостоем хрустел. Шипел котелок, закипая. Матрос, автомат прочищая, Задумчиво, тихо свистел… Недолог солдатский привал, Но мы подружиться успели, Курили, смеялись и пели, Потом он, прощаясь, сказал: – Пора мне, братишка, к своим, В бою я, сам знаешь, не трушу. Ты славно наводишь «катюшу», И город мы свой отстоим. Дай лишнюю пачку патронов. Ну, руку, дружище! Прощай. Запомни: Степан Филимонов. Жив будешь, в Кронштадт приезжай. А коли со мною что будет, То вскоре на кромку огня Другой Филимонов прибудет — Сын Колька растет у меня. Окончилась встреча на этом. Военная служба не ждет. На новый участок с рассветом Морская пехота идет. Погиб Филимонов под Брестом, О том я недавно узнал. Но сын его вырос и встал В строю на свободное место. Вот мимо дворов, мимо кленов Чеканно шагает отряд. Идет Николай Филимонов Среди загорелых ребят. С обочин и слева и справа Им радостно машет народ: Идет наша русская слава — Морская пехота идет! 1949 |