Юрий Анатольевич Голованов с раздражением хлопнул дверцей машины и, стараясь не наступать в лужи, побежал к подъезду. Долгая дорога из аэропорта в проливной дождь не добавила радости к плохому настроению от командировки. Пропали выходные, которые он мог провести с Галиной и детьми на даче.

Когда он ехал, то думал о том, что Сашка что-то напутал, назначая директором филиала Филимонова. Спецом тот был никаким, умом туговат, но упрям! Ну, учились вместе, это же не повод сразу – в начальники. Поставщика из-за него могли потерять какого!

Когда-то они вместе раскручивали фирму, муж Галиной сестры Ляльки – Александр Соколов и он. Сашкиными были деньги и умение пинком открывать любую дверь. А он, Голованов, уже тогда считался хорошим юристом. Сработались сразу, без конфликтов и разборок. И сейчас каждый был на своем месте: Сашка в директорском кресле, а он – начальником юридического отдела. И еще они «дружили домами». Сестры были почти неразлучны, и могли в любой момент организовать «междусобойчик» с шашлыком или пельменями.

Уже около двери своей квартиры на последнем этаже, Юрий вспомнил, что оставил в машине мобильник. «Все-таки выбил меня из колеи этот Филимонов, и Галке забыл позвонить с аэропорта. Хорошо, хоть ключи в руках держу», – подумал с усмешкой Голованов. Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его два раза, и в этот момент почувствовал за спиной какое-то движение. Резко обернувшись, он инстинктивно выкинул руку в защитном ударе. Боль зародилась где-то слева и мгновенно лишила его возможности дышать. Ускользающее сознание зацепило яркое цветовое пятно. «Этот плащ мы вместе с Сашкой покупали Ляльке в Праге…» – успел подумать он.

– Юрочка, это ты? – Валентина Николаевна, услышав шум, доносящийся с лестничной площадки, повернула защелку входной двери.

– Странно, я, кажется, еще и на ключ запирала, – она потянула дверную ручку на себя и тут же вскрикнула. На коврике, перед дверью, лежал муж ее дочери. Валентина Николаевна оторвала взгляд от неподвижного тела и посмотрела прямо перед собой.

– Ты?! Откуда? – успела спросить она.

«Чудо как хороша», – ближайший сосед по имению, друг и поверенный семьи Печенкиных Семен Яковлевич Кац с удовольствием усмотрел на Анну. Стройная, с безупречной осанкой, раскрасневшаяся от шампанского, она передвигалась от одной группки гостей к другой.

…Они дружили с детства, Семен Кац и Афанасий Печенкин. Немного разные, они прекрасно дополняли друг друга. Спокойному, рассудительному не по годам Семе часто приходилось осаживать излишне подвижного Афанасия. Тот без конца придумывал разные шалости, далеко не всегда безобидные. Не то, чтобы Сема был трусом – рисковать ради минутного удовольствия не любил, но все же в раннем детстве частенько шел на поводу у своего бесшабашного друга. Отвечали за свои проступки они всегда вместе, никогда Семену не приходила в голову мысль свалить всю вину на Афанасия. С годами детские выдумки превратились в весьма рисковые мероприятия. Однажды дело закончилось больницей. В старом сарае за конюшней они «сконструировали» крылья и на рассвете, пока все спали, решили испытать их в действии. Утес над речкой, с которого Афанасий должен был «взлететь», был покрыт мокрой от утренней росы травой. Вместо триумфального полета получилось позорное падение под откос. Крылья, над которыми они корпели несколько дней, превратились в груду щепок и лохмотьев, а неудавшийся аэронавт сломал ногу…

От внимательного взгляда Каца не ускользнула некоторая нетерпеливость, с которой Анна поглядывала на дверь кабинета хозяина дома. «Кажется, нас ждет сюрприз», – Кац мог бы предположить, что это, если бы знал, куда потратил Афанасий Печенкин немалую сумму, полученную вчера в банке. Он подозревал, что поводом для вечера, собравшего столько гостей, в основном близких друзей и соседей, было не только рождение младшей, пятой дочери Печенкиных ровно месяц назад.

Наконец дверь в кабинет открылась, и двое слуг внесли в комнату портрет Анны в тяжелой позолоченной раме. Изображенная в полный рост, в платье цвета спелой малины, Анна выглядела королевой. Художнику удалось «поймать» живой взгляд Анны, то выражение лица, которое бывает у женщины не только любимой, но и любящей. Полуопущенные веки намекали на скромность, а глубокое декольте и обнаженные плечи выдавали уверенную в себе красоту. Но взгляд Каца остановился не на прекрасном лице Анны. Гарнитур из рубинов, оправленных в белое золото, притягивал взор не меньше самой красавицы.

Из кабинета вышел сам хозяин дома, а с ним молодой человек, который скромно остановился поодаль.

– Господа, хочу вам представить художника Петра Егоровича Полонского, сына моего сослуживца и друга. Я уверен, что вы оцените и талант и мастерство, с которым нарисован портрет моей жены. Сегодня месяц со дня рождения нашей младшей дочери Елены, и я могу назвать себя счастливейшим из смертных. Каждый день спрашиваю себя, чем я заслужил эту награду, быть мужем Анны и отцом моих любимых дочерей? Этот портрет то немногое, что я могу подарить тебе, дорогая, в этот день. Я думаю, наши дети сохранят его для своих детей и внуков и тогда даже далекие наши потомки смогут любоваться твоей красотой. Афанасий взял руку своей жены и легонько пожал ее. В этом движении были и нежность, и уважение и скрытая страсть.

«Глядя на них, не скажешь, что они в браке уже двадцать пять лет», – Семен Яковлевич с легкой завистью посмотрел на пару.

…С Анной он и Афанасий познакомились одновременно, на балу в Петрограде, устроенным матерью Афанасия Марией Петровной. И сразу же влюбились в девушку со всем пылом нестойкой юношеской души. Тоненькая, как тростиночка, она не была классической красавицей. Немного неправильной формы нос, небольшие, но яркие глаза придавали ее лицу тот неуловимый шарм, который притягивает мужской взор. Кроме того, она явно чувствовала себя на этом балу неуютно. «Дебютантка», – подумал тогда Семен. Пока он раздумывал, подойти ли к Анне, Афанасий уже шептал ей что-то на ушко. Прыткий друг и тут оказался впереди. Семену оставалось только смотреть, как стремительно развивается их роман. Видя, как счастлива Анна, он молча отошел в сторону. С годами юношеская влюбленность переросла в чувство искреннего восхищения этой маленькой, мужественной женщиной, всю себя отдавшей мужу и дочерям…

– Друг мой, я хотел бы обсудить с тобой одно дело весьма срочно, – Афанасий тихо подошел к Кацу, – Если не возражаешь, пройдем в мой кабинет.

Плотно закрыв дверь, Афанасий сел в кресло и внимательно посмотрел на Каца. Он словно раздумывал, готов ли тот к разговору. Его неуверенность насторожила Семена, раньше его друг был всегда откровенен с ним.

«Неужели, что – то случилось, о чем я не знаю?» – у Каца похолодели пальцы. Больше всего он боялся за Анну, которую боготворил все годы их дружбы. Афанасий тоже был ему дорог. Семен не испытывал к нему зависти, просто семья Печенкиных стала частью его жизни. И вот сейчас он молчал, боясь нарушить хрупкую тишину.

– Сема, знаю, что нанесу тебе удар, но держать это в себе далее мне невыносимо. Анна больна. Доктора не дают ей сроку больше трех месяцев. Травма, полученная при родах Леночки – вот причина ее болезни. Она пока не знает ничего, думая, что не оправилась после рождения дочери. Но боли становятся все сильнее, и боюсь, что скоро лекарства перестанут ей помогать. Вот почему я устроил сегодняшний праздник, возможно, что дальше состояние Аннушки будет только ухудшаться. Видишь, старшие мои девочки уже уехали из дома. Зоя счастливо живет с твоим братом в Польше, и я за нее спокоен. Тонечка в Париже и тоже пока не собирается возвращаться. Я думаю, что и Настюша останется жить у бабушки в Петрограде, она не мыслит себя без балета. Я волнуюсь за одиннадцатилетнюю Нату и Леночку. Они слишком малы, и им нужна мама, и я пока не представляю, как я буду их воспитывать без Анны. Скажу тебе честно, я не знаю, сколько сам проживу без нее. Ты сильный человек, Сема, и я прошу тебя: не оставляй моих малышек. Знаю, как ты относишься к Аннушке, и могу лишь догадываться, насколько тебе больно слышать сейчас о ее болезни. Ты всегда был нам другом и опорой, и я безгранично доверяю тебе. Поэтому и прошу помочь. Твой сын Яков уже вырос, и Сара будет ему прекрасной женой. А мои девочки любят и привязаны к тебе. Не оставь их, когда на нас с Анной не будет рядом. И еще. Я хочу составить завещание. Можешь считать меня сумасбродом или романтиком, но я верю в то, что и наши потомки будут ценить семейное родство. Чтобы не происходило в России, где бы ни жили наши дети, я уверен, они постараются не потерять связь друг с другом. Но всякое может случиться… Ты заметил на Анне мой подарок – гарнитур из белого золота с рубинами? Я заказал его к рождению Леночки. Мы с Анной решили, что после нашей смерти ты раздашь все предметы гарнитура нашим дочерям. Колье с пятью камнями отдай Зое, как самой старшей. Браслет – Антонине, заколку – Насте, серьги – Наташе, а перстень – Леночке. Каждый предмет должен передаваться старшей дочери или внучке из поколения в поколение. Ты знаешь, я не беден, да и у Анны почти не тронуто наследство, оставленное ей родителями, поэтому все, что имеем, мы разделили на пять равных частей. Это имение и дома в Оренбурге и Петрограде останутся в общем владении наших дочерей. Но кроме этого, мы заказали пять золотых слитков, и разделили мою коллекцию драгоценных камней. Все это находится в моем личном сейфе в Национальном банке Швейцарии. Ключ к нему можно будет получить только при одном условии. В банке я оставил все распоряжения. Основная часть завещания будет касаться именно этих ценностей. Для того, чтобы получить свою часть, кто-то из моих внуков или правнуков должен собрать у себя всех владельцев предметов гарнитура. Это и будет условием для получения своей доли основного капитала. Вижу, что ты считаешь нас с Анной мечтателями и, как у юриста, у тебя возникает много вопросов. Вот я и прошу тебя составить бумаги так, чтобы у наших потомков было желание разыскать друг друга. Портрет Анны пусть хранится в семье Леночки.