«Марья Ивановна овдов ѣла 16 л ѣтъ тому назадъ, съ н ѣсколько разстроеннымъ состояніемъ и съ двумя д ѣтьми: сыномъ 15 л ѣтъ и дочерью, которая была уже замужемъ. М. И. женщина очень умная, или н ѣтъ, лучше сказать, хитрая, не смотря на свою доброту и ум ѣющая им ѣть вліяніе на другихъ и пользоваться общимъ уваженіемъ. — Она, должно быть, не была хороша собою; большой орлиной носъ въ особенности м ѣшалъ красот ѣея; но она была хороша какъ св ѣжая, не столько физически — (Она говаривала: «я удивляюсь себ ѣ, какъ могла я перенести столько горестей!»)—сколько морально, старушка. Она не отставала отъ моды сколько могла, сама придумывала, какъ бы перед ѣлать чепчикъ или мантилію «по старушечьи». Она любила св ѣтъ и св ѣтъ любилъ ее, она судила о всемъ и о вс ѣхъ……

————

*XVII.

[СТИХОТВОРЕНИЯ.]

I.

КЪ ЗАПАДН Ѣ.

Изъ подъ стараго строенья

Средь покинутой земли

Ползъ мышенокъ. Отъ волненья

Онъ дрожалъ и отъ любви.

Онъ сгоралъ любовью тайной,

Не любивши никогда,

И искалъ любви случайной,

Какъ на Невскомъ, господа.

Вдругъ услышавъ надъ доскою

Н ѣжной мышки голосокъ,

Сокрушенъ ея тоскою,

Онъ влад ѣть собой не могъ.

Разлет ѣлся и, несчастный,

Къ ней на голосъ приб ѣжалъ.

Рокъ постигъ его ужасный:

Въ мышеловку онъ попалъ.

Затворилася задвижка,

И мышенокъ въ заперти.

Но и тутъ съум ѣлъ воришка

Ут ѣшеніе найдти.

Къ дам ѣ-мышк ѣделикатно

Подскочилъ онъ и такъ рёкъ:

«Коль любить меня обратно

Захотите, то я рокъ

Проклинать не буду в ѣчно,

Съ ѣмъ огарокъ съ вами весь.

Васъ любить буду сердечно

Въ жизни будущей и днесь ». —

II.

Давно позабылъ я о счастьи, —

Мечт ѣпозабытой души —

Но смолкли ничтожныя страсти

И голосъ проснулся любви……

На неб ѣразсыпаны зв ѣзды;

Все тихо и темно, все спитъ,

Огни вс ѣпотухли: ужъ поздно,

Одна моя св ѣчка горитъ.

Сижу у окна я и въ мысли

Картины былаго слежу,

Но счастья во всей моей жизни,

Минуту одну нахожу:

Минуту любви, упованья,

Минуту безъ мысли дурной,

Минуту безъ т ѣни желанья,

Минуту любви неземной…

…………………………………………

<Дитя такъ невольно сказало

Всю душу во взгляд ѣодномъ,

Что словъ бы никакъ не достало,

Сказать то, что сказано въ немъ.

И съ сладостнымъ трепетомъ счастья

Значенье его я постигъ;

Но слова любви и участья

Сказать не хот ѣлъ я въ тотъ мигъ.

Слова такъ ничтожны въ сравненьи

Съ божественнымъ чувствомъ любви….

Въ ихъ темномъ пустомъ выраженьи

Не съищешь и искры души.>

И тщетно о томъ сожал ѣнье

Проснется въ душ ѣиногда

И скажетъ: зач ѣмъ то мгновенье

Не могъ ты продлить навсегда?

30 Декабря 1852. Старогладовская.

III.

Эй, Марьяна, брось работу!

Слышишь, палятъ за горой:

В ѣрно наши изъ походу

Казаки идутъ домой.

Выходи же на мосточикъ

Съ хл ѣбомъ солью ихъ встр ѣчать.

Теперь будетъ твой побочинъ

Круглу ночь съ тобой гулять.

Красной шелковой сорочкой

Косу русую свяжи,

Взд ѣнь чувяки съ оторочкой

И со стр ѣлками чулки,

Взд ѣнь подшейникъ и монисто

Изъ серебрянныхъ монетъ,

Прибери головку чисто

И над ѣнь красный бешметъ.

Да скор ѣе, молодица:

Вонъ навстр ѣчу казакамъ

Съ чихиремъ ужъ вся станица

Собралася къ воротамъ.

Изъ подъ ручки на дорогу

Глядятъ пристально. Въ пыли

Вотъ ужъ видно, слава Богу,

Показалися значки;

Слышно п ѣсню зап ѣваютъ:

«Да не по горамъ-горамъ»,

Кверху пульками стр ѣляютъ,

Бьютъ плетьми по лошадямъ.

Передъ сотней ѣдетъ браво

Въ тонкомъ б ѣломъ зипун ѣ

Сотникъ Сехинъ; а направо

На игреневомъ кон ѣ

Грунинъ Ванька, вонъ Степанка,

Вонъ Малашкинъ Родіонъ.

— Твой побочинъ гд ѣжъ, Марьянка?

Что такъ сзади ѣдетъ онъ?

Али конь его хромаетъ?

Али, бедный, онъ ужъ пьянъ?

Да скажите же, кто знаетъ,

Гд ѣбатяка Купріянъ?

— «Купріяшка душу Богу

Отдалъ», сотникъ ей сказалъ

И печально на дорогу

Головою указалъ.

У Марьян ѣсердце сжалось,

Оглянулася она:

Всл ѣдъ за сотней подвигалась

Шагомъ конная арба.

На арб ѣпокрытый буркой,

Трупъ убитого лежалъ,

Купріяшкина винтовка,

Его шашка и кинжалъ. —

(Гадко). 1853, 16 апр ѣля

Червленная.

IV.

Ей, Марьяна, брось работу!

Слышишь, палятъ за горой;

В ѣрно наши изъ походу

Казаки идутъ домой.

Нужно выдти на мосточикъ

Съ хл ѣбомъ солью ихъ встр ѣчать.

Теперь будетъ твой побочинъ

Круглу ночь съ тобой гулять.

Красной шелковой сорочкой

Косу русую свяжи,

Взд ѣнь чувяки съ оторочкой

И со стр ѣлками чулки,

Взд ѣнь на шейку лебедину

Ожерелку изъ монетъ

И обновочку любиму —

— Канаусовый бешметъ.

Да скор ѣе убирайся;

Вонъ навстр ѣчу казакамъ

Съ чихиремъ ужъ собралася

Вся станица къ воротамъ.

Иэъ подъ ручки на дорогу

Глядитъ пристально; въ пыли

Вотъ ужъ видно, слава

Богу, Показалися значки.

Слышно п ѣсню зап ѣваютъ:

«Да не по горамъ-горамъ».

Кверху пульками стр ѣляютъ,

Бьютъ плетьми по лошадямъ.

Впереди вс ѣхъ ѣдетъ браво

Въ б ѣломъ тонкомъ зипун ѣ

Сотникъ Сехинъ, а направо

На игреневомъ кон ѣ

Іонка Грунинъ, вонъ Степанка,

Вонъ батяка Родіонъ.

Твой побочинъ гд ѣ-жъ, Марьянка?

Что такъ сзади ѣдетъ онъ?

Али конь его хромаетъ?

Али б ѣдный онъ ужъ пьянъ?

— «Да скажите-же, кто знаетъ,

Гд ѣдружокъ мой Купріянъ?»

«Охъ, Марьяна, молись Богу»,

Старый сотникъ ей сказалъ

И печально на дорогу

Головою указалъ.

У Марьян ѣсердце сжалось,

Оглянулася она: Къ нимъ навстр ѣчу подвигалась

Шагомъ конная арба,

На арб ѣпокрытый буркой

Трупъ убитого лежалъ,

Купріяшкинъ поясъ узкій

Его шашка и кинжалъ. —

V.

Когда же, когда наконецъ перестану

Безъ ц ѣли и страсти свой в ѣкъ проводить,

И въ сердц ѣглубокую чувствовать рану

И средства не знать какъ ее заживить?

Кто сд ѣлалъ ту рану, лишь в ѣдаетъ Богъ

Но мучитъ меня отъ рожденья

Грядущей ничтожности горькій залогъ,

Томящая грусть и сомн ѣнья.

————

КОММЕНТАРИИ

«ДЕТСТВО».

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ.

Начало работы над «Детством» не поддается точному хронологическому приурочиванию. Первое упоминание об этом произведении можно видеть в записи дневника 18 января 1851 г. (в Москве): «Писать историю м. д.», 237 т. е. «моего детства». Затем, до 9 июня этого года, хотя в записях дневника имеется много указаний на литературную работу, ни в одном из них не названо «Детство». Только в записи от 7 марта: « Занятия для завтра… Гимнастика, обед, роман, гости и дневник» слово «роман», вероятно, указывает на писание романа «Четыре эпохи развития».

В записи от 9 июня (станица Старогладковская) читаем: «Завтра пойду на охоту, да попишу в большую книгу». Так как I редакция «Детства» писалась в «большой книге» (о чем см. дальше), то может быть эта запись говорит о «Детстве», хотя, с другой стороны, нужно заметить, что в «большой книге» писалось не одно только «Детство». Зато о записи под 3 июля (Старый Юрт) можно определенно утверждать, что она говорит о работе над I редакцией «Детства». Под указанным числом между прочим записано: «Завтра буду писать роман». Под «романом» здесь нужно разуметь, конечно, роман «Четыре эпохи развития» («Детство», «Отрочество», «Юность» и «Молодость»), первоначальная редакция которого сохранилась и впервые печатается в настоящем томе. Она существенно отличается от известного текста трилогии. Повествование ведется здесь в виде записок, адресованных очень близкому человеку, которого рассказчик называет во вступлении своим «исповедником и судьею». В основу повествования положена история семьи близких знакомых Толстых, Иславиных, детей Александра Мих. Исленьева и кн. Соф. Петр. Козловской. Текст не разбит на главы и делится на две «части». Первая «часть», представляющая собою описание со многими отступлениями-рассуждениями одного дня в деревне, накануне отъезда в Москву, дает в зачаточном виде первые пятнадцать глав «Детства» общеизвестной редакции. Вторая «часть», начинающаяся с описания жизни в Москве, в Коммерческом училище, заключает в себе период отрочества. За исключением письма maman, ее смерти и поездки в деревню на похороны (что вошло потом в «Детство»), содержание этой части ничего не имеет общего с известным текстом «Отрочества». На последних страницах рукописи речь идет несомненно уже об эпохе юности, но в отрывочных набросках: в этом плане писание романа было оставлено, и автор приступил к радикальной переработке написанного.