— Да, особенно с Дмитрием Федоровичем Устиновым. При необходимости он ко мне обращался как к исполнителю. Во-первых, он много занимался оборонной промышленностью; во-вторых, если он уверовал, что ты честный и не будешь подстраиваться, то он нуждался в таком общении. Он очень болел за дело, переживал и, как неспециалист в военной области, очень боялся допустить какую-либо ошибку. Нередко он присылал в отдел проекты своих принципиальных приказов… Бывало, что он меня к себе домой приглашал и долго со мной разговаривал, буквально вытягивая из меня мои взгляды… Устинов и сам мне много всего рассказывал — в то время он работал над своими воспоминаниями, однако в книгу вошло информации в два, а то даже и в три раза меньше, чем Дмитрий Федорович мне поведал…
— Жаль… Но обратимся непосредственно к ЦК КПСС. Понятно, что здесь, как и в любой государственной структуре, постоянно происходили какие-то изменения…
— Конечно! В начале 1970-х годов в ЦК работали порядка двух тысяч оперативных работников и примерно столько же обеспечивающих — не только здесь, но и в хозяйственных службах. А при Сталине вначале работников ЦК было порядка 300 человек, и структура, как вы понимаете, была совершенно иная. Такого отдела, как наш, не было — он, как и отделы сельского хозяйства, оборонной промышленности и другие, входил в управление кадров, и во время войны, в самый напряженный период, в нем было около 120 человек. Ну кто там с фронта представлял на утверждение в ЦК командиров дивизий? Решения принимались позже…
— Тогда, наверное, все подразделения ЦК работали по-другому?
— Партия реально была руководящей и направляющей силой общества по всем направлениям. В частности, огромная нагрузка ложилась на Управление пропаганды — об этом мне немало рассказывали. Оно занималось и руководством печатью, и многие другие задачи решало. Например, такой важный вопрос… Во время войны Сталин ставил задачи на определенный этап перед армией, фронтом или перед страной в приказах Верховного. Документы Сталина в Великой Отечественной войне, кроме речей, которых было немного, — это же все приказы… Подготовка приказа к 23 февраля, Дню Красной Армии, начиналась как минимум за месяц. Сотрудники готовили оценку обстановки, все политические оценки, примерно определяли направления задач на предстоящий отрезок времени… Причем оценку фронтовой обстановки, так же как и благодарность отличившимся командующим и командирам, готовил Генеральный штаб.
— При такой подготовке и отработке не приходится удивляться известной чеканности сталинских формулировок…
— Вы ошибаетесь! Отправив Сталину текст, сотрудники с волнением ждали: что же от него останется? Если в вышедшем приказе где-то проскакивало одно их предложение, то это считалось победой! Обычно Верховный все определял сам…
— Зачем же тогда была нужна такая напряженная работа аппарата?
— А вы не помните, как у Маяковского сказано про «тысячи тонн словесной руды» — «единого слова ради»? Без этой всесторонней подготовительной работы ничего не получится! Кстати, когда я учился в академии, там был журналистский факультет (так что мы вместе обучались с Тимуром Гайдаром) и журналисты постоянно таскали к нам самых замечательных людей. Однажды приходила Стасова, которая была секретарем ЦК еще в 1917 году. Ее спросили о том, как готовились материалы для выступлений и решений, когда шла борьба с троцкизмом. Она сказала, что материалы, оценки, справки к съездам и пленумам ЦК партии готовили день и ночь, а потом все сидели и переживали: что же от нашего осталось? Бывало, что не находили и слова от своих наработок! Елена Дмитриевна сказала, все, что говорил Сталин, — это его слова, его логика, и что она не знает не только ни одного политического деятеля, но даже и ни одного филолога, кто бы мог так просто вскрывать сложнейшие вопросы в маленьком абзаце.
— Каждый из генсеков по-своему руководил аппаратом Центрального Комитета, направлял его деятельность. Вы проработали в ЦК от Хрущева до Горбачева… Что и как изменялось за это время?
— Хрущев вообще аппаратом ЦК не занимался и даже перед его сотрудниками не выступал… У него ведь элементарная грамотность была настолько слабая, что он обычно только расписывался на том клочке бумаги, где его помощники поручения писали. Если же Никита Сергеевич писал резолюцию — у него был особый почерк, с наклоном влево, то даже на 20 или 30 слов в ней не было ни точки, ни запятой. Кстати, читать он не любил, самообразованием не занимался…
— Но ведь он сумел сделать блестящую карьеру: возглавлял Московский горком, Компартию Украины, более десяти лет был первым секретарем ЦК КПСС. Каким образом?
— Это был замечательный интриган, к тому же страшно мстительный! Если где-то кто-то был против — министр, секретарь обкома, он запомнит. Поскольку волюнтаризм у него был от начала и до конца, то в своих решениях он не опирался на проработку аппарата, специалистов, советов не терпел, а давил сам… Скажем, разделил партийные комитеты на сельские и промышленные. Решил — сделал! Щербицкий, в то время первый секретарь обкома в Днепропетровске, просил: «Не делайте этого!» — «А ты что в этом понимаешь?» — отвечал Хрущев, и Владимира Васильевича освободили от должности… Для Хрущева границ не было! Его боялись, но авторитета у него не было!
— И все же именно он возглавил партию после Сталина… А был ли другой человек, которого Сталин видел своим преемником? На эту тему сейчас ходит очень много легенд и сплетен.
— Насколько известно, Сталин, в частности, ориентировался на Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии. Это был особый человек: он пришел на партработу с преподавательской, кандидат наук. Блестяще освоил дело, отличался изумительной честностью и ответственностью, глубокий аналитик. В 1938 году возглавил парторганизацию Белоруссии, с начала войны был членом военного совета ряда фронтов, в 1942—1944 годах руководил Центральным штабом партизанского движения, затем возглавлял и ЦК, и Совмин Белоруссии. Когда Сталин спецпоездом ехал на Потсдамскую конференцию, то остановился в Минске, где провел около 14 часов, — Пономаренко ему все подробно доложил по республике… Сталин предложил Пантелеймону Кондратьевичу поехать с ним в Берлин как представителю руководства партизанского движения, но он отвечал: «Я бы просил вас меня не трогать — здесь у меня столько дел! А там я просто буду сидеть…» Сталин сказал: «Если вы найдете нужным, прилетайте, мы вам место найдем».
— Пономаренко вскоре стал секретарем ЦК, замом председателя Совмина СССР, а потом его звезда закатилась…
— Безусловно, ведь Хрущев был его противником! Они цапались, еще будучи первыми секретарями в республиках, в частности по вопросам границы. Хрущев хотел часть Белоруссии оттянуть на Украину, а Пономаренко не давал. Придя к власти, Хрущев сразу назначил Пономаренко министром культуры, затем — первым секретарем в Казахстан, а в 1955 году отправил послом в Польшу.
— «Ссылка» для партработников высокого ранга. Да, в России «при дворе» в любые времена толковые люди редко уживались.
— Зато негодяи очень хорошо всплывали… На мой взгляд, Никита Сергеевич нанес третий очень страшный удар по Компартии, по Сталину и соответственно по Советскому Союзу.
— А первые два — кто?
— Сначала — Троцкий изнутри. Потом с внешней, так сказать, стороны большой вред нанесли действия Тито в Югославии. Я много всего перечитал и знаю: есть мнение, что он был связан с англичанами… Тито работал в Коминтерне, который определенные силы старались противопоставить Сталину и ВКП(б), закачивали туда денег немерено. Вернувшись в Югославию, Тито фактически уничтожил ядро ее Компартии и сумел прийти к руководству.
— Сейчас поговаривают, что и Хрущевым тоже мог кто-то руководить «из-за бугра»…
— Понятно, что сам Хрущев не смог бы всего сформулировать — доклад на XX съезде КПСС отрабатывали Поспелов и Шепилов, его помощники. Доклад был внезапный, его не знали даже члены Политбюро… первый секретарь Красноярского обкома мне рассказал, что после XX съезда им вручили этот текст с указанием в течение трех дней провести пленумы бюро в поддержку. Эту кампанию Хрущев начал от своего тщеславия, властолюбия и, не найду другого слова, тупоумия… Вот только кто им руководил? Это был, как я уже сказал, третий удар.