"Ага, - отметил Иван, - все-таки "посовещаемся"!"

Настала очередь Пинигиной. Мария Стюарт была бледна, теребила полу черной курточки, не мигала.

- Как же это ты, Люда, а? - сочувственно спросил Василий Васильевич. - Мальчишки… хулиганы, понимаешь, и ты вдруг с ними… в лес. Ведь ты же умная девочка, книжки любишь читать, ну и читала бы себе! Вон у нас библиотека-то какая! Пионерская комната, журналы всякие…

Пинигина подняла свои серьезные синие глаза и уже больше не опускала их, глядела прямо на начальника. Иван видел ее лицо на черном фоне окна, и была на этом лице какая-то решимость, это чувствовалось теперь и во взгляде, и в том, как пошевеливались ноздри.

- …мать старается, растит тебя одна, а ты…

- Нет, зачем же так? - нервно дернулось острое плечико Марии Стюарт. - Зачем же со мной-то по-другому? Юрка что? Это все я. Я их подговорила убежать, и меня вы должны наказать.

Старший вожатый оживился и несколько заинтересованно глянул на пионерку.

- …И наказывайте! Не надо мне вашей жалости! Спасибо. Не хочу я здесь… Исключайте! Да я и сама завтра!.. - подбородок у нее дрогнул, но она тотчас же закусила губу.

"Что это с ней?" - подумал Иван и глянул на начальника.

Но тот не закричал "вон!", не вскочил из-за стола, не грохнул кулаком, а только насупился и медленно стал багроветь.

- Вы свободны. Можете идти, - спокойно промолвил старший вожатый в неловкой тишине, наступившей в столовой, когда побагровел начальник лагеря. - Завтра вожатые сообщат вам о решении педсовета. - И к физруку Филимонову: - Эдуард Николаевич, пожалуйста, проводите пионеров спать.

Когда беглецы вышли вслед за физруком, кое-кто еще повозмущался. "Подумайте, какая!" "Да-а, что из нее дальше-то будет…" Но и только. Единодушия уже не было, многие растерянно хлопали глазами, некоторые шептались, произошла, одним словом, заминка.

- У нас предложение! - сказала тогда Таня Рублева, худенькая очкастая девушка, подстриженная под мальчишку. - Давайте послушаем самих вожатых третьего отряда, что они-то думают?

"Вот именно, - обрадовался Иван. - Что мы-то думали сегодня целый день? Умница ты, очкарик!" - И посмотрел на Анну Петровну, которая, пожав плечами, начала говорить.

И сказала Анна Петровна, что она изнервничалась до предела, что Ивану Ильичу, бедненькому, тоже досталось - пришлось бегать по лесу, искать этих стервецов, ведь им по двенадцать, а в таком возрасте они могут натворить что хочешь, в голове-то еще кисель, не мозги. А кто отвечай? Вожатые. Нет, если этот Ширяев останется в отряде, она уверена, не работа будет, каторга.

- Я за то, чтобы исключить Ширяева. Это послужит хорошим уроком для других Ширяевых, в других отрядах. - И Анна Петровна села, розовая от волнения.

"Ни черта, выходит, мы не поняли, ничему не научил нас этот побег…"

- Я против исключения, - сказал Иван громко. И не обращая внимания на то, что у Анны Петровны вытянулось лицо, продолжал: - Почему против? Да потому, что ребята убежали от скуки. Это же ясно как божий день. А вот в лесу им было интересно, уверен. Там что ни шаг, то и открытие, романтика, приключения. У нас же в отряде скука, они у нас зевают от скуки! И виноваты в этом мы с вами, Анна Петровна. Да, мы! Совсем, видно, не интересны им наши "мероприятия", все эти загадки-отгадки, математические игры да музыкальные часы. Будь интересно, никто бы никуда не убежал. И голову тут ломать надо не над тем, кого выгнать из лагеря, а…

- Правильно! - подхватила Таня Рублева, как только Иван замолчал. - Давно бы надо об этом, товарищи!.. Скука смертная у нас в лагере. Из года в год одно и то же, одно и то же. Я, помню, была пионеркой, и тогда проводились такие же мероприятия: дни именинника, музыкальные часы и викторины. Ну, разве что обручи хула-хуп появились да фанерные макеты космических кораблей. Которые, кстати, непонятно зачем понаставили везде. А раз скучно, ребята безобразничают, а вожатые в доску разбиваются, чтобы навести порядок. Охрипли все… И уж до кошмарного доходит! Вера Фетисова, например, не в обиду будет сказано… ее отряд по соседству с моим, поэтому волей-неволей все видишь и слышишь. Так вот, провинившихся Вера лишает сна, обеда, в угол ставит на целый день, заставляет мыть, чистить, мести, то есть наказывает трудом… Не удивительно поэтому, что ребята свою вожатую бабой-ягой прозвали. Ну, правда! - обернулась Таня на дружный смех "галерки". - Вера и сама об этом знает, наверное. Нельзя нам, товарищи, так больше жить, нельзя! Надо что-то новое, интересное, чтобы… - Таня замолчала и села на свое место, остренькое лицо ее под большими очками пылало.

- Товарищи, - все так же спокойно и ровно заговорил старший вожатый Юрий Павлович. - Затронуты серьезные вещи… Я хочу спросить лишь об одном: имеют ли вожатые, выступившие здесь с критикой существующих порядков, какие-то конкретные предложения? - старший посмотрел на Ивана.

"Логично. Очень даже логично. Башка у тебя, старший, видимо, на месте. Инженер, что ты хочешь…"

Педсовет затих. Все смотрели на Ивана. Таня Рублева - напряженно из-под своих толстых очков, Зоя - почти восторженно. Даже Ирина заинтересованно приподняла бровь. На лице же у Анны Петровны была откровенная насмешка.

- Надо разломать забор, вот что! - сказал тогда Иван. И повторил, повысив голос: - Да, разломать! Ведь за ним, за этим забором, такие леса, такие луга, реки, холмы! Надо повести туда ребят! Чтобы в лагере только есть и спать. Ребята же, поди, не знают, как кричит коростель… А как же можно жить, если не знать, как кричит коростель?

- За забор нас судить будут, Иван Ильич, - усмехнулся физрук Филимонов-Кудазакупалку.

- Товарищи, товарищи, - энергично вступил в разговор начальник лагеря, - педсовет же не о том, мы отвлеклись, честное слово!

- Конечно, ближе к делу! - охрипшим голосом поддержала Вера Фетисова, она же баба-яга, на редкость красивая молодая женщина.

- Возражая против исключения хулиганов, товарищ Кувшинников, - все так же внушительно и энергично продолжал начальник лагеря, - причем, категорически возражая, вы, тем самым, берете на себя ответственность, ручаетесь, что больше в отряде подобных случаев не будет, - Василий Васильевич благодушно улыбнулся.

"Тоже ловко!" - подумал Иван.

И снова весь педсовет, все без малого тридцать человек уставились на Ивана.

И ждали.

- Ну и что! - сердито ответил Иван. - И ручаюсь.

- Что ж, товарищи, - еще более благодушно и удовлетворенно подытожил Василий Васильевич, - тогда я считаю повестку сегодняшнего совета исчерпанной… У кого будут какие-то другие к нам вопросы, подходите, решим в рабочем порядке.

- Так чё, собираться, что ли? - остановил задумавшегося Ивана голос Юрки Ширяева.

Кроме него тут были конопатый Гена Муханов и враль Боря Анохин. Они, оказывается, и не думали спать, ждали на затемненной террасе.

- А где Пинигина? - вместо ответа спросил Иван.

- А она… голова, что ли, у нее болит. В палате она.

- Ладно… Отстояли мы вас с Анной Петровной. Поручились за вас.

Юрка поднял голову, не разыгрывает ли его вожатый?

- Но теперь, ребята, держись! - предупредил Иван. - И особенно ты, Ширяев.

Юрка только хмыкнул. К чему, мол, слова.

- Спасибо, Иванлич! - голосом как на уроке у доски сказал Боря Анохин. - Спасибо, Анна Петровна, если бы не вы, нас бы из лагеря…

В полумраке террасы Иван, обернувшись, увидел, как Анна Петровна, неслышно проходя на свою половину, остановилась при этих словах и повернула голову в его, Ивана, сторону.

- Вы должны нам теперь помогать… - неуверенно продолжал Иван свои наставления.

- Вы почему до сих пор не в кроватях? - спросила Анна Петровна и подождала, пока мальчишки исчезнут за дверью.

Иван решил, что сейчас будет разговор по душам, но Анна Петровна повернулась и пошла к себе в палату.